Главная | Регистрация | Вход | RSS

Архиварий-Ус

Меню сайта
Категории раздела
>
Новости
Мои статьи
Политика и экономика 1980
Литературная газета
Газета "Ленинская Правда"
Газета "Правда"
Еженедельник "За рубежом"
Газета "Полярная Правда"
Газета "Московская правда"
Немецкий шпионаж в России
Журнал "Трезвость и культура"
Политика и экономика 1981
Журнал "Юность"
Журнал "Крестьянка"
Журнал "Работница"
Статистика
Яндекс.Метрика
Остается след
В Советском Союзе сейчас живет почти два миллиона немцев. Среди них ученые, музыканты, композиторы с мировым именем — Борис Раушенбах, Святослав Рихтер, Рудольф Керер, Альфред Шнитке. Герои труда, такие, как механизатор Наталья Геллерт, член ЦК КПСС, депутат Верховного Совета СССР. Выходят три газеты на немецком языке, ведутся радио- и телепередачи, ставятся театральные спектакли. Около ста советских писателей создают свои произведения на немецком языке.


Судьба советских немцев неотделима от истории нашей Родины, ее героических и трагических страниц...


Передо мной — женщина, чье имя в предвоенные годы не сходило с газетных полос, чьи портреты помещались рядом с фотографиями прославленных челюскинцев, строителей Днепрогэса и Магнитки. Потом на пятьдесят лет о ней забыли. А ведь она жива и не изменилась, разве что постарела.

— И зачем в такую даль ехали, неужели, чтобы со мной поговорить?

— Не только поговорить, но и другим рассказать.

— А нужно ли это? Стоит ли ворошить прошлое?


...Февральское утро 1936 года. Впрочем, какое утро — ночь, 4 часа. По тропинке гуськом к ферме быстро шагают женщины. Идут молча, только снег скрипит под валенками.


Так каждый день: к четырем часам на дойку, потом к восьми утра, к полудню, к шестнадцати, двадцати и двадцати четырем часам. В промежутках сдавать молоко, ухаживать за животными, подвозить сено, да и дома ведь дела есть. На селе легкой работы не бывает, если ты, конечно, работаешь, а не дурака валяешь.


За разговорами и работой не заметили, как время пролетело. Пора коров выпускать. Когда вышли на двор, то первое, что заметили, это санки, на которых несся к ферме Яков Миллер.


Резко остановив лошадь у забора фермы, Миллер, не выпуская вожжей, закричал:

— Катя, срочно иди сюда. В сельсовет поедем.

— Зачем это в сельсовет?— спросила Граубергер.

— Потом будешь спрашивать. Срочно, сказали...

Когда она вошла в кабинет председателя колхоза Андрея Егоровича Пеннера, тот разговаривал по телефону.

— Привезли Граубергер, — сказал он кому-то в трубку.— Ясно. Слушаюсь.

Закончив разговор, дал отбой. Потом как-то странно улыбнулся и сказал:

— Вот такие дела, Екатерина. Сейчас за тобой товарищ из НКВД приедет.

— Это зачем же из НКВД? — бледнея и оседая на диван, обтянутый «под кожу» черным дерматином, тихо спросила Граубергер.

— Я, дочка, и сам не знаю, зачем. Там, наверное, объяснят.


Дверь отворилась без стука. Вошел молодой, румяный с мороза милиционер в ладно пригнанной шинели.

— Вы Екатерина Давидовна Граубергер? — строго спросил он Катю.

— Да, это я,— ответила она, но с дивана не встала, не смогла.

— Тогда пройдемте, вас ждут.


К одноэтажному кирпичному зданию районного управления НКВД, что находилось рядом со станционными постройками, они подъехали, когда тусклое зимнее солнце уже скатилось к горизонту.

Ее ввели в просторную, жарко натопленную комнату. Со стены напротив, с портрета, строго смотрел Сталин, а из-за дубового письменного стола поднялся мужчина, одетый в полувоенный защитного цвета френч без знаков различия.

— Значит, вот вы какая, Катя Граубергер... Вас проводят до станции. Там сядете в вагон, а выйдете в городе Энгельсе. В Энгельсе бывать не доводилось?

— Нет,— сказала Катя,— не доводилось.— А потом с отчаянием в голосе тихо спросила:— Так куда меня везут? Скажите, ради бога...

— Ну, во-первых, бога нет,— наставительно сказал мужчина,— вы как комсомолка это должны давно усвоить. А вот куда и зачем, в Энгельсе сообщат.

Действительно в Энгельсе прямо на перроне к ней подошел мужчина в гражданском.

— Вы Катя Граубергер?

— Да, я.

— Машина ждет. Поехали.

— Куда теперь? — обреченно спросила Катя.

— В Саратов, через Волгу.

И только в поезде Саратов — Москва Екатерина Граубергер узнала, что она включена в состав делегации Автономной республики немцев Поволжья, которая направляется на Всесоюзное совещание передовиков животноводства. У членов делегации стали собирать паспорта, чтобы оформить необходимые документы. Попросили паспорт и у Граубергер.

— А у меня нет паспорта. Меня же прямо с фермы забрали, — сказала она.

— Вот это номер! — изумился один из руководителей делегации,— Как же мы ее в Кремль проведем?..


В Кремль ее пропустили беспрепятственно. Вероятно, где-то и кто-то вопрос утряс. А накануне их разместили в шикарной гостинице, в которой Катя впервые увидела такие предметы и вещи, о существовании которых даже не догадывалась. Потом всех повезли в магазин, где они смогли выбрать одежду, обувь. И что опять-таки поразило Катю — за все это великолепие не взяли ни единой копейки. Впрочем, денег у нее все равно не было.

Вечером участники совещания присутствовали на устроенном в их честь концерте в Большом театре. А на следующий день, в 10 часов, пришли в Кремль.

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Е. Д. ГРАУБЕРГЕР:


«На второй день совещания прямо из зала меня неожиданно вызвали. С сопровождающим товарищем долго шли по кремлевским коридорам, пока не остановились у одной из комнат, чья дверь ничем не отличалась от других. Товарищ буквально на минуту зашел, а потом пригласил и меня.

Помню, зашла и обомлела. За столом сидели Сталин, Калинин и Ворошилов. Вот я стою и не знаю, что делать, а Сталин мне говорит: «Проходи, проходи, Катя, ведь ты завтра выступать будешь, а мы хотим тебя чуть раньше послушать. Если не возражаешь, конечно».


Я-то не возражала, но, что придется выступать, услышала впервые. А Сталин продолжает: «Главное, Катя, нам всем интересно знать, как живут люди в вашем колхозе. И еще расскажи об одном из своих обычных дней на ферме: когда туда приходишь, с чего начинаешь...»


Вечером, в гостинице, ко мне зашел руководитель нашей делегации и протянул отпечатанный на машинке текст выступления со словами: «Ночь не спи, но к утру чтобы все назубок помнила. Иначе перед всей страной осрамишь нас».


- Сами понимаете, как я волновалась. И, конечно, ничего не запомнила из того выступления. Сижу в зале и все думаю: «Вот сейчас меня вызовут, вот сейчас...» Страшно, аж руки дрожат. Вдруг слышу: «Слово предоставляется доярке колхоза «Большевик» Лизандергейского района АССР немцев Поволжья Екатерине Давидовне Граубергер».


Поднялась я с места, иду, а вокруг ничего не вижу, будто во сне. Вышла к трибуне, смотрю, а листок-то с выступлением весь измят и изорван. Это от волнения я его изорвала, пока шла. И даже не заметила, как. Что делать? Нужно что-то говорить. Ну, в общем, плохо, хорошо, но выступила я и на место собралась. А Сталин, который все это время вдоль стола президиума с трубкой ходил, останавливает меня и спрашивает:


«Скажите, Екатерина Давидовна, сколько от каждой из своих коров вы молока в 1935 году надоили?»


Я ему отвечаю, что от каждой из закрепленных двенадцати коров в среднем надоила по 4 тысячи 425 литров.


— Хороший результат,— говорит Сталин.— А по семь тысяч это реально или нет?


Я подумала и говорю: «Считаю, что реально. Обещаю достичь этого рубежа».

В тот же день меня и некоторых других участников совещания снова вызвали прямо с заседания и проводили в Георгиевский зал. Там нам Калинин вручил ордена и медали. При этом присутствовал и Сталин. Меня наградили орденом Ленина. А потом мы все сфотографировались на память...»
Екатерина Давидовна открыла картонную коробочку из-под парфюмерного набора «Сирень» и достала орден, завернутый во фланелевую тряпочку. На тыльной стороне ордена четко был виден номер 2297.


Потом мы рассматривали фотографии. На некоторых из них Екатерина Давидовна была запечатлена рядом со Сталиным. Сталин на фотографиях улыбался, и люди, окружающие его, тоже улыбались.


ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Е. Д. ГРАУБЕРГЕР:


«Когда мы из Москвы возвращались в Энгельс, то буквально на каждой станции нас встречало множество людей и духовые оркестры. Мы выходили, и открывался митинг. Вообще все выглядело очень празднично, будто 1-е Мая.


А вот когда, наконец, я добралась до родного колхоза, то меня чуть ли не на руках до самого дома несли. Было произнесено много речей, взято повышенных обязательств. И знаете, пока я была в Москве, для меня, мамы и младших братьев новый дом построили. Установили в нем телефон, обставили мебелью, даже постельное белье завезли и еще пианино, на котором никто в нашей семье играть не умел...

Праздник кончился. Нужно было работать, обещание Сталину выполнять. В 1936 году от каждой из двенадцати коров я надоила по семь тысяч литров молока. Конечно, сейчас могут сказать — мало 12 коров. Но ведь тогда ни о какой механизации мы не мечтали. И скотников у нас не было, и сено сами заготавливали...»


12 декабря 1937 года Екатерину Давидовну Граубергер избрали депутатом Верховного Совета СССР первого созыва от Мариентальского избирательного округа АССР немцев Поволжья. И еще одно важное событие произошло в ее жизни в тот год. Она вышла замуж за своего односельчанина, бригадира тракторной бригады Давида Давидовича Крауса.


ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Е. Д. ГРАУБЕРГЕР: «Если разобраться, то кто я тогда была? Девчонка. И биография у меня была самая обыкновенная — пасла скот, ухаживала за лошадьми, а в шестнадцать лет стала дояркой.


Конечно, надои у меня, начиная с 1935 года и до самой войны, были самые высокие в хозяйстве. Да и по стране я неизменно была в числе лучших. Но ведь опыта жизненного никакого. А все же люди меня уважали, советовались. И знаете, почему? Потому, что у меня орден Ленина был. Случалось, за полночь вдруг стучат в дверь: «Екатерина, помоги! А то мужики поубивают друг друга». Что делать? Встаю, одеваюсь и обязательно орден Ленина к кофточке прикрепляю. Иду в тот дом, где гуляют, а попросту водку пьют. Так вот, только мужчины увидят меня, у них хмель долой — мирно по домам расходятся.


А вообще я не любила свой орден носить — стеснялась. Поверите, пионеры на улице салют отдавали. И было это уважение не мне, а высшей награде Родины».


«Выше, быстрее, дальше!» К этому девизу 30-х годов можно добавить и слово «больше!». Больше построить, добыть, собрать, произвести... Наши отцы и матери работали и верили. Им казалось, еще немного — и кончится «обострение классовой борьбы». Должно же, в конце концов, наступить «светлое завтра человечества».


Об этом или примерно об этом думала Екатерина Давидовна Граубергер, когда шла на ферму, когда работала, когда отправлялась в Москву, чтобы поделиться опытом на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке или решать государственные дела на сессиях Верховного Совета страны. Когда в 1938 году у нее родился первенец...


Вечереет. Пустынная колхозная улица, мощенная булыжником. Громко мычащие коровы у распахнутых настежь ворот усадеб, за невысокими изгородями которых ухоженные грядки помидоров, огурцов, картофельные квадраты...


На крылечках домов рядками стоят старые мужские сапоги и стоптанные детские туфельки. За раздвинутыми оконными занавесками виднеются цветочные горшки с привычной геранью.


Обычный сельский вечер. Только почему хозяйки не встретили коров? Где пастух, пригнавший стадо? И почему ни из одной печной трубы не вьется дымок?..


Осунувшаяся и почерневшая лицом, Катя Граубергер быстро шагает к своему дому. Последнему дому на улице, в котором еще есть люди: ее мать, муж, трехлетний сын Виктор и дочь Эльвира, которой вот-вот исполнится два года.


ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Е. Д. ГРАУБЕРГЕР: «В последних числах августа 1941 года всех советских немцев из нашего колхоза «Большевик» вывезли. Разрешили остаться только тем, у кого муж или жена были русскими или украинцами по национальности. Помню, ночью всех коммунистов села срочно вызвали в правление. Входим мы в кабинет председателя, а он сидит угрюмый, весь съежился, будто больной, и все курит, курит. Потом, когда все собрались, начал читать вслух какой-то документ, в котором говорилось, что во избежание лишнего кровопролития всех немцев надлежит выслать из Автономной республики немцев Поволжья. Я его спросила: «Так фронт же далеко, зачем нас высылать?» Он ничего не ответил, только сказал: «Брать с собой самое необходимое. Все остальное — (вещи, мебель, скотину — оставить...»


Ну, и на следующий день всех погрузили в грузовики и в сопровождении солдат отправили на станцию Безымянную. Осталась в колхозе из немцев только я, потому что заведовала фермой. Доярок нет, коров под моим руководством доили солдаты.


А хлеб так и погиб, наверное, — его убирать некому было. Потом привезли студенток из Энгельса, а ферму я сдала нашему колхозному пастуху. Он по национальности казах был, его не тронули.


Мне, как депутату Верховного Совета СССР, вместе с семьей выделили отдельный железнодорожный вагон, чтобы я туда имущество наше загрузила. А остальных в вагоны как сельдь в бочки напихали. Я, конечно, имущество свое оставила. Ничего не взяла, а к нам в вагон женщин с малыми детьми посадила. Провожали нас на вокзале первый секретарь Лизандергейского района Лобов, председатель райисполкома Черныш, солдаты и офицеры. Женщины им все кричали, когда состав тронулся: «Мужчины, дорогие, вы наших коров в колхозное стадо отгоните, а то ведь они сдохнут. Их же доить некому». А они стоят и молчат. Они-то знали, что и колхозных коров доить некому».


Так Екатерина Давидовна Граубергер очутилась в глухом селе Турунтаево Туганского района Томской области. Она пахала землю, косила рожь, сажала картофель, работала вначале дояркой, а потом заведующей фермой. Мужа Екатерины Давидовны, как и других мужчин-немцев, отправили в трудармию. Он работал на угольной шахте в Тульской области. И увиделись они только после войны, в 1947 году.


ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ Е. Д. ГРАУБЕРГЕР: «Встретили нас в селе местные жители настороженно, даже с некоторой злостью. Это и понятно, ведь их мужчины воевали с немцами. Правда, это были совсем другие немцы, но разве колхознице, которая получила похоронку, это объяснишь? Особенно ребятишкам нашим доставалось.


Но что делать — терпели. А вот когда в наш колхоз «Прогресс» стали возвращаться фронтовики после госпиталей, отношение к нам изменилось. Не припомню случая, чтобы кто-нибудь из бывших солдат обронил в адрес советских немцев даже грубое слово».


В 1944 году Екатерину Давидовну Граубергер и других депутатов Верховного Совета СССР, избранных от Автономной советской республики немцев Поволжья, отозвали из депутатов как утративших связь со своими избирателями.


Она по-прежнему была лучшей дояркой района, а в 1954 и 1955 годах названа «Лучшей дояркой Томской области». Неоднократно, уже после войны, была участницей областной сельскохозяйственной выставки.


В 1956 году семья Граубергер, пополнившаяся еще тремя детьми, поселилась в колхозе «Новый путь» Чуйского района Джамбулской области. Хозяйство было в основном свекловодческое, поэтому Екатерина Давидовна стала работать не на ферме, а в поле. Давид Давидович устроился шофером. Здесь мало кто их знал, а главное, никто не интересовался их прошлым.


Колхоз только становился, как говорится, на ноги. В цене были не прошлые заслуги, а сегодняшняя работа. А работать они умели. Уже через год фотографии Екатерины Давидовны и Давида Давидовича красовались на колхозной Доске почета. Все вроде наладилось. И, может быть, снова на всю страну прогремела бы фамилия Граубергер, на этот раз как лучшего свекловода, если бы не тяжелая болезнь Екатерины Давидовны.


...В 1967 году она ушла на пенсию. Произошло это незаметно. Никто так и не догадался пожать ей руку, преподнести букетик цветов.

Пенсию ей определили в размере... 12 рублей.


ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ


Единственный, кто не смирился с подобной несправедливостью в отношении Екатерины Давидовны, был Исак Исакович Мартине, бывший главный агроном Лизандергейской районной МТС. По собственной инициативе двинулся в местные инстанции. Безрезультатно. Тогда написал в Президиум Верховного Совета СССР...


«Решением исполкома Джамбулского областного Совета депутатов трудящихся Е. Д. Граубергер назначить персональную пенсию областного значения в размере шестидесяти рублей с 1 июля 1970 года, за заслуги в сельскохозяйственной деятельности, пожизненно». Эти строки я прочитал в пожелтевшем официальном документе, заверенном круглой печатью и размашистыми подписями, который Екатерина Давидовна хранит вместе с орденом Ленина в коробке из-под одеколона «Сирень». С января 1988 года ей увеличили пенсию. Теперь она получает семьдесят рублей.


Этих денег ей одной (мужа она похоронила в 1985 году) пусть с трудом, но хватает. Помогают дети. Без внимания не оставляют и двадцать внуков, шестеро правнуков. Но можно ли считать эту пенсию благодарностью за долгую, трудную и кристально честную жизнь Граубергер?


Александр ФИТЦ, корреспондент газеты «Нойес Лебен» («Новая жизнь»).

Джамбулская область

Журнал "Крестьянка" № 10 1988 г.


Оптимизация статьи - промышленный портал Мурманской области

Похожие новости:


Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
publ, Мои статьи | Просмотров: 3761 | Автор: platoon | Дата: 12-09-2010, 07:00 | Комментариев (0) |
Поиск

Календарь
«    Март 2024    »
ПнВтСрЧтПтСбВс
 123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031
Архив записей

Февраль 2024 (1)
Ноябрь 2023 (7)
Октябрь 2023 (10)
Сентябрь 2023 (128)
Август 2023 (300)
Июль 2023 (77)


Друзья сайта

  • График отключения горячей воды и опрессовок в Мурманске летом 2023 года
  • Полярный институт повышения квалификации
  • Охрана труда - в 2023 году обучаем по новым правилам
  •