Т. ПОЛИКАРПОВА
Мы ехали в директорском «газике» — сама Валентина Ильинична Духнова, директор целинного зерносовхоза «Капальский», Маргарита Маркиановна Ващенко, скульптор из Москвы, и я. Ехали смотреть место, где у въезда в
совхоз будет установлен памятник легендарной женщине-акыну Акын-Саре, когда-то жившей в этих местах. Она была не просто поэтом, в конце прошлого века она выступала против угнетения женщин-казашек. Акын-Сара — один из тех беспокойных характеров, которые хотят большего, чем дает им жизнь и их время. Потому-то и берегут внуки память о них.
Земля, где жила Акын-Сара, где сейчас совхозные владения, прекрасна. Предгорье Джунгарского Алатау. Округлые холмы становятся все выше по мере приближения к снеговым граням далекого, но четко впаянного в синеву неба хребта.
Быстрое движение машины «раскручивает» пейзаж, линии холмов живут, перемещаются. Снеговая гряда то вздымается выше, то пропадает, заслоненная зелеными ближними взгорьями. Маргарита Маркиановна пытается схватить эту ускользающую, изменчивую панораму на карандаш.
Валентина Ильинична поглядывала через плечо (она сидит рядом с водителем) на попытки художницы и наконец сказала:
— Самая-то красота наша, вот посмотрите, налево. Видите полосатые, поля? Если что рисовать, так их.
Они и впрямь были красивы — ровной ширины ленты, то ярко-зеленые — это всходы зерновых и многолетней травы житняка, то розоватые — чистые пары, отдыхающая земля.
— А узенькие темные полоски, как строчки, видите? Это лесопосадки. Они еще совсем малыши — одним по два, другим по четыре года. Наша надежда, защитники земли от ветров, от эрозии.
За новым поворотом дороги на одном из дальних холмов будто разом занялся пожар: задымилось, заклубилось все поле, хоть огня и не было видно.
— Ветер,— коротко пояснила директор.— Вот так и разрушается земля, если ее оставить без помощи, вся подымется на воздух.
После того как распахали целину, взяли с нее один, и второй, и третий урожай,— брали, не давая земле отдыха,— она истощилась, измельчилась, стала беззащитной против ветров. А о«ни здесь свирепые.
Этот «горящий» под ветром холм и живописная красота простроченных лесополосами полей — как (перепутье в истории целины. Здесь иного выхода нет: или — или. Или впрягай в дело передовую агротехническую науку, берись всерьез за севообороты,
щадящие землю, или землю развеет ветер. В общем-то это проблема не одной только целины. Просто особые условия, скажем, вот таких мест, как совхоз «Капальский», Талды-Курганской области,— это юг Казахстана, где сухо, жарко и ветрено, заставили поторопиться с выбором.
Зинаида Васильевна Михалева, нынешний главный экономист совхоза, можно сказать, стояла у самой его колыбели.
— Была я главбухом в соседнем хозяйстве. В пятьдесят четвертом посылали меня на станцию Мулалы принимать грузы. Большие грузы шли: техника, инвентарь, сборные щитовые дома. Было велено: примите, но не трогайте, это не для вас. Хозяина пока нет... А оказалось, что именно для нас,— смеется Зинаида Васильевна.— В шестидесятом году меня послали в совхоз «Капальский» главным бухгалтером. Это для него, еще не рожденного, принимала я тогда грузы.
Ну, в 60-м место здесь уже было заметное. И улицы и зеленые посадки. Людей приезжало много (хотя немало и уезжало). Но беда надвигалась с полей. Урожаи падали. С 1963 года начала я вести что-то вроде дневника средней урожайности. По каждой бригаде отдельно. Вот.— И Зинаида Васильевна накрыла ладонью узенькие листочки на своем столе.— Тут видно, к чему мы шли. Посмотрите-ка хоть на первую бригаду. Она по природным условиям своих земель средняя у нас.
Я всматривалась в цифры этой летописи урожаев.
— Вы видите, какая закономерность? — Зинаида Васильевна даже раскраснелась от волнения. - Постоянно низкая урожайность до 67-го года и стабильность — не ниже 10 центнеров — после. В самом деле: легковесные цифры — до 3,9 центнера с гектара — дрогнули в 1967 году. Урожаи тяжелели сначала неуверенно, а с 1971 года круто пошли вверх. В прошлом году та же бригада взяла в среднем по 18,9 центнера с гектара!
А причина роста урожаев ясна: в 1967 году совхоз первый раз вспахал свои поля плугами-плоскорезами, безотвально. Хозяйство поворачивалось лицом к науке.
Лицом к науке
В 1965 году зерносовхоз «Капальский» стал опытным хозяйством Казахского НИИ земледелия. Научные рекомендации стали испытываться не на холеных делянках при институте, а в жестких условиях обычного производства. Не на сотках, а на десятках тысяч гектаров.
Александр Ильич Пастухов, главный агроном отделения семеноводства института, курирующий совхоз в течение последних 10 лет, может сказать на основании своего богатого опыта, что производственники, идущие на. союз с наукой вот в таком масштабе — сразу все хозяйство по-новому! — это люди из числа отважных.
— Сколько же дирекции совхоза пришлось давать объяснений по поводу сокращения посевов зерновых!— рассказывал Александр Ильич.— Ведь борьба с эрозией почвы, правильное землеустройство — это и чистые пары, и лесополосы, и посев многолетних трав. А под них та же земля идет. Естественно, площадь под зерном уменьшается.
У района и области задания по хлебу жесткие, а тут целинный
совхоз поля урезает. Все, конечно, понимают, что наука — это хорошо. Но когда еще они будут — двойные урожаи с устроенных полей? А хлеб нужен сейчас, сегодня. Хорошо, конечно, чтоб и борьба шла противоэрозийная, и паров бы не держать, и леса не сажать. Но такого еще не придумала наука. И наш институт требовал, чтобы опытное хозяйство точно соблюдало все рекомендации. Вот тут какие нужны были характеры руководителям совхоза — кремневые. Мало самому землю любить и свое дело и очень верить науке, надо уметь работать с людьми так, чтоб и они поверили. Результаты ведь не сразу приходят. Чтоб лесополоса поднялась, чтоб ветер ее заметил и побоялся, нужно не меньше 10—15 лет. Земля спешки не любит. Терпению учит. Утвердиться севооборотам в совхозе «Капальский» помогло еще и то обстоятельство, что по предложению НИИ земледелия Министерство сельского хозяйства республики и Талды-Курганский обком партии поручили совхозу выращивать чистые сорта пшеницы и ячменя для хозяйств области. А получить чистый сорт, без примесей другого, можно лишь при очень жестких правилах севооборота: или пар, или пропашные культуры должны чередоваться с зерновыми на одном и том же поле. Это чтобы исключить возможность засорения одного сорта другим.
В совхозе «Капальский» угодья расположены, можно сказать, идеально для испытаний сортов зерна. Кажется, вся тут, <в одной совхозной горсти земля, а какие разные климатические условия на отдельных ее участках! По этому признаку они и поделены между пятью полеводческими бригадами: поля пятой и второй полеводческих бригад засушливее (125—140 мм осадков в год) и почвами беднее, чем поля четвертой и второй. Здесь и
пониже, поуютнее, осадков выпадает больше. На верхних, засушливых, отлично показал себя сорт пшеницы «казахстанская-126», недавно выведенный профессором Казахского института земледелия Н. Л. Удольской, сорт-богатырь, не боящийся зноя и безводья.
А замешайся сюда «мироновская» или «саратовская-29», им плохо придется.
В мае я, конечно, не могла видеть в «Капальском» колосящегося поля, но видела всходы. На покатых холмах, иной раз обрывавшихся у самого края скалистых «щелей» — так здесь называют глубокие лощины,— ровно и дружно щетинились яровые, кудряво густилась озимь. Каждое поле обведено четкой каймой опашки, а некоторые уже и лесополосами. Храбро топорщились слабенькие пока прутики карагача. В ближайшие годы лесной полосой будет оконтурено каждое поле. Лесные полосы чисто пропаханы, ни былинки, ни соринки. Так же как и отдыхающие поля — пары.
И городской человек, не профессионал-полевод, при взгляде на такие поля понял бы: этот почерк на земле — почерк культурного человека.
— Иначе нам нельзя,— довольно улыбнулся Иван Андреевич Пилюшенко, главный агроном, который показывал мне поля.
Пока мы добирались от поля к полю, он рассказал, как восстанавливается, обновляется чистый сорт зерна. До недавнего времени семеноводческие совхозы получали готовые сортовые семена с делянок опытных семеноводческих станций, а на своих полях только размножали их. В «Капальском»
же свой участок первичного семеноводства.
— Наши агрономы-селекционеры,— рассказывал Иван Андреевич,— начинают с колосьев. Отбирают те, где выражены характерные признаки сорта. Зерно для высева берут только из средней части колоса. Это поистине золотая середина: в верхушке колоса зерна мельче, суше, в нижней части — слишком крупны, нетипичны. Когда эти «золотые» зерна дадут потомство, урожай опять-таки переберут по колосу и оценят по признакам сорта.
Только на третий год будут собраны семена для размножения.
Урожай, полученный от семян с участков размножения, считается посевным материалом, восстановление сорта закончилось, получено суперэлитное зерно. Все признаки и свойства сорта здесь в самом ярком выражении.
В Талды-Курганской области все колхозы и совхозы каждые три-четыре года должны приобретать чистосортовое зерно. И надо сказать, что «Капальский» план поставок сортовых семян для области за три года пятилетки выполнил на 121,5 процента.
Вот почему, поняла я, выслушав рассказ агронома, вот почему нельзя капальцам работать иначе. Высокая культура труда — первейшая необходимость в таком тонком производстве.
В совхозе «Капальский» я имела возможность наблюдать, как она, эта культура, воспитывается в людях Угол и овал Рабочая комиссия совхоза — бригадиры, агрономы всех пяти бригад, лучшие механизаторы —во главе с главным агрономом выехала на поля принимать и оценивать качество посевных работ.
С борта грузовика поля просматриваются хорошо. «Вон огрех»,— замечает кто-то. В самом деле, небольшое пятно вроде запятой, светлое на зеленом — это не захваченный сеялкой участок, грех на трактористе и на всей бригаде. Вон более густая, чем все поле, полоса: по сеяному еще раз захватили край, не стыковка рядков получилась, а захлест — тоже минус бригаде.
Вон всходы и вовсе густятся, как пышная зеленая шапка брошена,— значит, сеяльщик просыпал семена при заправке. Непорядок. На каждом поле слезают с грузовика механизаторы и агрономы, отмеряют квадратный метр, считают, сколько растений, стеблей взошло на квадрате, проверяют глубину вспашки. Все берут на заметку. Сегодня смотрят работу третьей и четвертой бригад, завтра очередь остальных трех.
От того, как оценят работу на севе, зависит заработок бригады. Если «не пройдет» качество, будет снята доплата за качество. А это половина тарифной ставки.
Мнение комиссии решающее при подведении итогов соревнования в посевную кампанию. Пока первое место и флаг на площади, поднятый в честь победителя за самые лучшие сроки сева— 6 дней,— у первой бригады (бригадир Манарбек Балысбеков).
Первая бригада была признана лучшей и по качеству посевных работ. Казалось бы, качать надо бригадира и всех его товарищей! Но на бригадном собрании, тепло поздравив механизаторов, директор и агроном буквально обрушились на победителей: углы полей засеяли неправильно.
— Смотреть противно! — сокрушенно говорил агроном.— Вместо прямых углов, как требует агротехника, опять закругленные, опять овалы! Экономите минуты и не делаете правильного разворота. Не на том надо экономить.
Герои посевной сидели, опустив головы, переживали. Только тяжелые руки, темные от солнца, металла, земли, спокойно сложенные на коленях, скрещенные на груди, опирающиеся на спинки стульев, не выглядели виноватыми. Они не боялись никакой работы. А углы что? В следующий раз углы будут идеальными. Уж это точно.
«Без крепкой дисциплины нет культуры труда!»—такого лозунга я нигде
в совхозе не видела, но казалось, воздух вокруг наэлектризован этим истовым призывом.
Есть такой термин в полеводстве: улучшение земли. Если где-то яма на поле — засыпать, бугор — срезать, старая, разъезженная, колеистая дорога —распахать. Наблюдая работу и жизнь в «Капальском», я думала, что все это свободно включается в систему улучшения земли в широком смысле: земли как места жизни людей.
Я прожила в совхозе неделю и не видела ни одного пьяного, не слышала грубой ругани. Вечером мимо окон гостиницы проходит молодежь в Дом культуры. Разговаривают и поют или сами ребята, или их транзисторы. Очевидно, это связано как причина и следствие: культура в работе, культура и в быту, в поведении. Во всяком случае, здесь это связывают осознанно и последовательно.
На бригадных собраниях, где обсуждались итоги посевной, качество работ, бригадиры говорили о дисциплине в том же требовательном тоне, как и о сроках закрытия влаги на полях, боронования, культивации.
— Бригада работала дружно, слаженно,— докладывал один из бригадиров. И вдруг как бы споткнулся его голос: — Правда, было одно замечание... Не на работе, конечно. Выпивши, шел по улице тракторист (он назвал имя). Ну, я зашел к нему.
— Как раз этого бригадира мы года полтора назад перевели в трактористы: выпивал часто,— рассказала мне потом Валентина Ильинична.—На замечания не реагировал. Было жаль, но пришлось снять с бригадирства. На четыре месяца. И видите, снова бригадир. Других воспитывает. И успешно. Очень знающий он агроном. И с людьми умеет работать.
— А вдруг он не оставил бы выпивки? Так и потеряли бы хорошего бригадира? — спросила я.
— Мы и так бы его потеряли. Я считаю: если ему самому не помогло бы понижение в должности, то его пример научил бы других...
Директор Духнова
Сейчас, вспоминая эти разговоры, я не могу не сказать несколько слов о самой Валентине Ильиничне, об удивительной ее способности постоянно, в любой ситуации при решении любого хозяйственного вопроса не забывать сверхзадачу — воспитание людей. На бригадных собраниях, на совещании с механизаторами в диспетчерской она не держит речей. Но ее молниеносные вопросы снайперски накрывают слабину, направляют разговор в нужное русло.
Бригадир пятой бригады сообщил, что один из его трактористов отказался поехать исправлять свои же огрехи. Пришлось поехать самому.
— Назавтра вы отстранили его от работы? Нет? Считаю, что вы, как бригадир, поступили неправильно. Вы сделали хуже, а не лучше самому виновному. От таких поблажек человек может распуститься.
Стоит увидеть Валентину Ильиничну среди бригадиров и главных специалистов. Крепкое, свежее лицо дышит силой и умом. От нее, кажется, физически ощутимо исходит энергия воли и организованности. Люди в ее присутствии внутренне как-то подбираются, начинают быстрее двигаться, острее думать. В этом суть натуры директора Духновой: она сама собранность; реакции ее мгновенны; между решением, которое она приняла, и действием практически отсутствует инертная полоса. Вот пример: сейчас в Капальском районе боронование по всходам яровых никого не удивляет. А с чего началось? Как-то Духнова с одним из бригадных агрономов смотрели всходы яровой пшеницы.
— Смотрю,— рассказывает Валентина Ильинична,— растеньица, как под броней. Такая корка спеклась после дождя. Земля у нас сильно кальцинированная, отсюда и корка. Я дома свои розы, если прошел дождь, хоть в два часа ночи приеду да прорыхлю. А тут — былинки нежные. «Давай,— говорю,— возьмем по квадрату, прорыхлим». На другой день смотрим — наши квадраты, как встрепенулись! Ну и пустили бороны. Почему раньше не боронили? Считалось, что корневая система яровых всходов слабая, борона повредит их.
«Считается», «принято» — для нее не имеет силы вето, если практика подсказывает иное. В полном расцвете сил директор Духнова — тридцать девять лет,— но опыт за ее плечами немалый.
Целинные земли под Кустанаем быстро, за два года, вырастили руководителя из молодого специалиста.
Василия Климентьевича Немченко, тогдашнего директора совхоза «Карабалыкский», где в 1958 году начинала Духнова после института главным агрономом, называет она своим учителем. В 1969 году Валентина Ильинична защитила диссертацию и в совхоз «Капальский» приехала уже кандидатом сельскохозяйственных наук.
«А как семья?»— спросит читатель. Отвечу: «В полном порядке». Сыновья Сережа и Андрей и муж Николай Алексеевич (и учились вместе и диссертации почти враз защищали) гордятся своей мамой и хозяйкой.
— Они мне, знаете, как помогают? Надежда и опора,— говорит Валентина Ильинична.— Когда в семье хорошо, и работа в радость.
А в работе главное, считает директор,— знать все, что в ее огромном хозяйстве делается.
— Я агроном, но если совхоз выращивает овец, обязана разбираться и в зоотехнии. И еще важно, чтобы каждый человек чувствовал свою значимость в деле. А прежде чем требовать, организуй возможность исполнения. У нас главные специалисты непременно думают над перспективой, подготавливая заранее фронт работ.
Я видела, слышала: на бригадных собраниях еще обсуждали готовность к сеноуборке, а на совещании главных специалистов и бригадиров уже — к уборочной страде.
— Организованно, с заглядом в будущее помогает нам работать Зинаида Васильевна, главный экономист,— продолжает директор.— Наши бригады знают планы севооборотов на своих полях вплоть до 1980 года. В точности погектарно.
И знают, что ничьей волей эти планы не изменятся. Дирекция совхоза с энтузиазмом ухватилась за предложение Казахского НИИ электрификации и механизации сельского хозяйства — создать единый центр управления всеми главными звеньями хозяйств. Так возникла диспетчерская служба в совхозе. С центральной диспетчерской связаны рациями все бригады, все чабаны, фермы, ремонтные разъездные мастерские, машинно-тракторные мастерские и автомашины главных специалистов.
Один год работы диспетчерской службы дал 185 тысяч рублей. А расходы на нее — от зарплаты диспетчеров до стоимости раций и всего оборудования — составили 39 тысяч.
Скворцы на антеннах
Да, здесь умеют считать.
— Мы стремимся так построить отношения работников и совхоза, чтобы каждый человек понимал: ему выгодно работать хорошо, продуманно, культурно,— говорит Валентина Ильинична.— Возьмите наших чабанов. Они заинтересованы в том, чтобы сохранить как можно больше ягнят. Каждый сверхплановый ягненок дает чабану высокую дополнительную оплату. Потерять ягненка для чабана — ЧП. Он поднимет на ноги по рации весь совхоз!
Оттого что чабаны хорошо работают (наша Кульбаран Тюльбасова, например, получила нынче по 150 ягнят на 100 маток), что наши полеводы дают высокосортное зерно,— богатеет совхоз. Чистая прибыль за 1973 год составила 1,5 миллиона рублей.
Средний месячный заработок тракториста-машиниста за три года пятилетки с 280 рублей вырос до 435.
И мы учим людей видеть истинную выгоду. Для всех нас высшая выгода в растущем плодородии земли...
Но личный доход работника совхоза исчисляется не только заработной платой.
За три года пятилетки совхоз построил хозяйственным способом 120 домов. Три комнаты, кухня, веранда. Усадьба огорожена забором, на дворе — сарайчики. Улицы совхозного поселка, если смотреть на него с горы, возле которой он притулился, кажется, расту' на ваших глазах: вот вчера здесь вы насчитывали четыре новеньких дома, а сегодня уже пятый светлеет шиферной крышей.
Придут хозяева в свежеотстроенный дом, разобьют сад, а перед окнами посадят тополя или карагачи. Ребятишки скворечник пристроят, пока тополь не вырос, прямо на длинный шест. И вернувшиеся весной птицы обживут новый дом, усядутся на телевизионную антенну.
За низким штакетником — грядки огородов, мычание коров, озабоченное квохтанье кур. И с любой из улиц видна длинная шея строительного крана — городская примета, кран тянет вверх этажи новой школы-десятилетки на 900 мест со своей столовой и комнатами для групп продленного дня. Здание школы встанет рядом с Домом культуры, гордостью не то что
совхоза — всего района. Зрительный зал на 400 мест, малый зал — лекционный комнаты для кружковых занятий, фойе, стены которого украшают фрески — работа художников из Алма-Аты.
Неподалеку сад, посаженный первыми целинниками, и стадион Все вместе складывается в солидный культурный центр — к такому поселку слова «деревня» и «село» и не пристанут.
* * *
Я уезжал» рейсовым автобусом — он идет из районного центра на Талды-Курган как раз через земли совхоза, мимо его «полосатых» полей. Провожая их глазами, я думала, что мы, пожалуй, еще не привыкли к этой новой роли целины: то она была просто стихийной родительницей миллионных урожаев, только что вскрытой кладовой природы — знай паши глубже да бери больше, а теперь она организатор и пример культурного землепользования, рассчитывающего не на милости погоды и почвы, на работу, направленную наукой и на науку опирающуюся.
Работница № 07 июль 1974 г.