|
Самое дорогое
Вызывать Гаврилову к себе директор завода Николай Владимирович Лутай не стал. Сам пошел к ней. Постоял у станка, полюбовался сноровистой легкостью ее движений. Как бы невзначай проронил:
— Подросла ты, Мария Андреевна. Станок тебе маловат. Что, если сменить обстановку? — А мне здесь очень хорошо...
— Знаю. А мы с парткомом хотим тебя в механосборочный послать. На отстающий участок. Мастером. Профиль работы примерно тот же.
— Получится ли? Боюсь.
— С ответом не тороплю. Сходи в цех, посмотри участок шестерен.
...К работе бригадира токарей Гавриловой директор завода присматривался давно. Она нравилась ему мастерством и скромным достоинством. Другие, бывает, стремятся попасть на глаза директору, когда он по утрам обходит цехи, что-то выпросить, на кого-то пожаловаться. А она и головы не повернет: знай себе точит.
Иногда Николай Владимирович сам подходил к ней, здоровался.
— Все в порядке! За нас не беспокойтесь,— весело отвечала Гаврилова. А если ставила какие-то вопросы, то тут же и размышляла, как бы лучше их решить: что можно сделать своими силами, а в чем помощь нужна.
Постепенно директор все больше узнавал о Маше Гавриловой.
Воспитывалась она в детском доме, который в свое время существовал здесь же, при комбайновом заводе. Закончила ремесленное училище. Вышла замуж за парня, только что демобилизованного из армии. Его фрезерный станок стоял против ее рабочего места. Сегодня он, Анатолий, тоже стал мастером...
Маша первой в цехе получила звание бригадира бригады коммунистического труда. В год пятидесятилетия Великого Октября стала она членом ленинской партии. И именно ей выпала честь быть сфотографированной у развернутого Памятного Знамени ЦК КПСС, Президиума Верховного Совета СССР, Совета Министров СССР и ВЦСПС, врученного коллективу завода на вечное хранение. Такой чести она была удостоена первой из всего коллектива.
Недавно в свет вышла книга таганрогских ученых, кандидатов педагогических наук Н. Д. Носкова и А. Ф. Титкова «Этика руководителя». Они более двух лет изучали на комбайновом заводе проблему взаимоотношений руководителей и подчиненных. Среди командиров производства разных рангов выискивали таких, кто превратил свой коллектив в своеобразную лабораторию нравственного совершенствования человека, где бы полностью раскрывались творческие способности каждого.
Авторы этой книги о Марии Андреевне написали так: «Гаврилова никогда не бежит одна — всегда рядом чувствует дыхание товарищей... На ее улыбку нельзя не ответить улыбкой, столько в этой женщине теплоты и сердечности». Побывав на участке Гавриловой, побеседовав с рабочими, я, признаться, даже усомнилась. Уж не захваливают ли Марию Андреевну? Неужели у нее и слабостей нет?
— А как же, есть и слабости,— улыбнувшись, ухватился за слово наладчик Леонид Алексеевич Момотов.— Цветы! Столько красоты выращивает на малюсеньком своем участке! Приносит букеты и ставит их на рабочий стол. Теперь многие из нас заболели цветами. Я иногда прихвачу из дому парочку пионов, Саша Рыбаков — веточку сирени, ну а Шура Слюсарева, Люда Малышевская—те до роз большие охотницы. Запах нежнейший! Устанут глаза следить за резцом или сверлом, глянешь на букет, и словно бы зрение становится острее. Мария Андреевна верно сказала:
«Цветы—это и настроение и производительность».
— А если у мастера открыта людям душа — это как считать, сила или слабость? — наступала на меня Александра Михайловна Слюсарева.— Помню, день рождения у меня был. В обеденный перерыв сели все наши за один стол. Каждый пожелание говорит.
Вдруг слышу, по радио поет мой любимый артист Николай Сличенко. Неужели, думаю, пластинку завели специально для меня?
А как песня кончилась, объявляют: «Николай Сличенко пел для лучшего токаря». И фамилию мою назвали. Конечно же, имениннице лестно... На следующий день и в заводской газете про меня напечатали, что за станком своим, как за ребеночком, ухаживаю.
Только много позже я узнала, что все эти подарки Мария Андреевна мне приготовила.
— Дайте я скажу о том, какой у нас мастер,— добавила Екатерина Зюзина.—Был такой случай. У фрезеровщицы Нины Помянтовской муж в магазине работал. Там дружки нашлись подходящие, да и обстановка располагала — стал пить мужик. Нина как-то все начистоту и выложила Маше. Та после работы подходит ко мне. Собирайся, говорит, в гости к Помянтовским пойдем. Пришли. Беседуем с Юрой, почему он так себя ведет. «А что мне
делать?— отвечает.— Жена где-то прохлаждается. По собраниям ходит, домой вовремя не появляется». Маша так спокойненько:
«Беру тебя на наш участок. Пойдешь? Вместе с Ниной будете работать».
Поставили его за такой же точно, как у жены, фрезерный станок. Попотел Юрий с месяц, Маша его спрашивает:
— Ну как, Юра, прохлаждаешься?
— Какое там! Рук не чувствую.
Вот так: мир в семье спасли и отличного работника для бригады вырастили.
Что ни рассказ, то новая черта в характере мастера. Настойчива (надоела всем — и завкому и дирекции, а ключи от квартиры все-таки вручила Николаю Ермашуку в день его свадьбы). Заботлива (Леониду Линнику заменила родителей, когда он в тяжелом состоянии лежал в больнице). Знает все о каждом. О том, что Татьяна Шевченко стихи любит, что в руках Володи Зубарева баян сам играет, что Саша Рыбаков и Вячеслав Хрисалури—заядлые рыболовы. Хоть и не всегда могут предложить друзьям азовскую уху, но былей и небылиц о щедрости моря — сколько хочешь!
Такой человек, как Гаврилова, естественно, становится центром, вокруг которого сплачиваются люди, да так, что водой не разольешь. Никто не слышал, чтобы Мария Андреевна когда-нибудь подгоняла рабочих: «Ну-ка поднажмем, план горит!» А план всегда перевыполняется. Все теснее становилось на стенде от почетных наград бригаде и ее руководителю.
...И вот теперь с теми, кто стал ее вторым «я», предстояло расстаться.
— Нет, Толя, не могу я уйти от товарищей,— сказала Гаврилова мужу в тот вечер.— Я, знаешь, что придумала: возьму-ка их с собой в механосборочный...
Директор не ожидал такого предложения. Но, поразмыслив, пришел к выводу: а что ж, правильно решила Гаврилова. Иначе пришлось бы снимать передовых рабочих из нескольких цехов, чтобы ликвидировать брешь в одном. Неизвестно еще, что это даст в масштабах завода. Резоннее взять в отстающий цех всю бригаду Гавриловой.
Как всегда веселая, подтянутая, Мария Андреевна привела своих товарищей на новое место работы. Больший беспорядок и представить было трудно. В проходах чернели лужи масла, лежали кучи деталей и стружки. Фрезеровщики-многостаночники прыгали через эти нагромождения.
— Ничего,— спокойно сказала Мария Андреевна.— Все же в наших руках.
Откуда-то появились ведра, тряпки, веники. Мастер засучила рукава кофточки — наступление на грязь началось.
Но «старожилы» по-прежнему, окончив работу, бросали станки неубранными и спокойно уходили домой. Особенно отличался один молодой парень. Мария Андреевна решила проучить его. Как-то в самом конце смены группой подошли к его рабочему месту и по команде «Начинай, девчата» принялись чистить и скрести чумазый станок. Парень опешил. Он привык к крику и ругани прежнего мастера, приловчился не реагировать на них. Теперь же стоял в стороне, красный от стыда. На другой день не только этот парень — и соседи его старательно терли ветошью станки.
Потом взялись за перепланировку участка. Станки разместили так, чтобы рабочие затрачивали минимум времени на переноску заготовок и деталей. Гаврилова попросила повесить на участке электрические часы. Началась борьба за каждую рабочую минуту.
Никогда прежде у мастеров в этом цехе не было своего постоянного места. Понадобится мастер — не скоро найдешь его.
А теперь с легкой руки Гавриловой есть у многих мастеров свой уголок. А тот, что оборудовала себе Мария Андреевна, рабочие назвали «капитанским мостиком». И порядок тут, как не корабле, и все хозяйство видать.
Может, и трудно поверить, но с приходом новых людей уже через две недели участок шестерен впервые после длительного отставания выполнил производственное задание и с тех пор обеспечивает ритмичную работу цеха.
По предложению мастера партийное собрание обсудило вопрос о культуре производства. Еще очень многое надо сделать, чтобы лучше организовать труд.
— Не все, что мы здесь наметили, можно начать осуществлять сию же минуту,— подвел итоги разговора секретарь партбюро Конев.— И свободных средств нет, и люди загружены.
— Да, это так,— согласилась Мария Андреевна.— Но и откладывать нельзя. Если не возражаете, я, как член партийного бюро, начну первой со своим коллективом. Будет трудно — поможете.
Но зато мы наглядно покажем всем рабочим, к чему их зовем, что сулит им НОТ.
Я побывала на участке через три месяца после того, как было принято это решение партийного собрания.
Пока на участке тесно и технике и людям. Но порядок поддерживаемся строго. Ни одной детали на полу, все на специальных подставочках. Недавно проложили рельсы. Раньше трехпудовую шестеренку на плечах таскали, а сейчас — подъемник.
Познакомилась я с Юрием Сергеевичем Севостьяновым, токарем с изобретательской жилкой.
— Наш мастер покоя не дает. Помозгуй, говорит, как следует над своим приспособлением и защищай диссертацию,— улыбается он.— Расточку шестерни я предложил иную. Время на обработку детали сократилось втрое. Обычное дело.
— Не скромничай, Юра,— перебил его Владимир Дмитриевич Берестов, токарь-многостаночник.— Был бы пустяк, не дали бы срочного заказа на массовое изготовление твоего приспособления. Оно и станочникам других цехов принесет пользу.
В субботний день я увиделась с Марией Андреевной в аккуратном кирпичном домике, утопающем в бело-зеленой пене цветущего жасмина. Она сбегала в сад, нарезала свежих цветов, хлопотала у стола, улыбалась, но... в ее глазах притаилась грустинка. Отчего бы?
— Маша только вернулась из Дворца культуры. Проводила своего воспитанника в армию,— объяснил муж, Анатолий Васильевич.
— На нем мы всю педагогику испытали,— подхватывает разговор Мария Андреевна.— Пить вроде не пил и с плохой компанией не водился. Но опоздания на работу — как закон. Может и проспать целый день в общежитии, а потом еще сделать невинные! глаза: велико, дескать, дело, себя в заработке наказал, только и всего. Я матери его, Галине Степановне, письмо написала. А она в ответ: «Милая Мария Андреевна, поймите, как мне
тяжело. Очень хочу, чтобы сын вырос человеком. Прошу вас, предъявите ему самые строгие требования». Были и строгие меры, и убеждения, и призывы к совести, но Саша оставался «наподдающимся». А откликнулся он на ласку, на заботу. Поестьто порой у парня не на что: зарабатывал негусто. Варил одни макароны. Так мы ему то варенье, то печенье в общежитие принесем. Работал он в последнее время токарем. И что вы думаете?
Старался. Только не было у меня твердой уверенности, что это навсегда... Вот и побежала сегодня во Дворец. С трудом отыскала среди призывников бритую его голову, тихонько позвала: «Саша!»
Увидел, вздрогнул: «Мария Андреевна, вы? А я думал, не придете. Извините меня за все и не волнуйтесь: будет полный порядок. Если не против, то стану вам писать. Вернусь после службы на завод».
И видно было, какое это для нее счастье — знать, что Саша становится на ноги.
— Что может быть дороже уважения тех, с кем ты трудишься рука об руку?—спрашивает она словно бы у самой себя.— Если нет его, уважения, так можешь ли ты быть членом ленинской партии? Вот Энгельс первоначально набросал программу Союза коммунистов. Смотрите, как он понимал счастье: каждый человек стремится к тому, чтобы быть счастливым, счастье отдельного человека неотделимо от счастья всех.
— Не-от-де-ли-мо,— по слогам повторяет Мария Андреевна.
А. ДЕГТЯРЕВА,
заместитель редактора газеты «Таганрогская правда»
Работница № 08 август 1973 г.
Похожие новости:
Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
|