В маленькой мастерской художника на Монмартре в Париже была выставлена картина: девушка в спортивной куртке и брюках стоит, прислонившись к столбу. Большие глаза ее с отчаянием и надеждой устремлены вдаль. Чего она ждет?
На многих лицах тех, с кем мы встречались в Париже и Марселе, Ницце и Бордо, Туре и Нанте, на улицах, в маленьких барах, на рынках было вот это тревожное выражение надежды. Много видела наша группа советских журналистов во время двухнедельного пребывания в этой прекрасной стране. Но больше всего запомнились встречи с простым народом Франции.
* * *
Париж просыпается рано. Едва гаснут цветные рекламы, на улицах появляются сборщики мусора. Они быстро наводят чистоту. И вот уже улицы заполняет толпа: спешат на работу служащие, работницы, продавщицы магазинов.
Женщины трудятся наравне с мужчинами, но зарплата их до сих пор еще остается значительно ниже, чем у мужчин той же профессии. Мы проходили мимо одной парфюмерной лавочки. Миловидная продавщица Жюли меняла витрину. Мы остановились около нее.
— Пожалуйста, мадам. Это самые лучшие и самые модные духи в этом сезоне,— протягивая нам флакон, сказала девушка.
— А вам они нравятся? — поинтересовались мы.
Девушка сначала растерянно посмотрела на нас, а потом тихо проронила:
— Я их не покупала, мадам, они очень дороги.
На ее зарплату в 330 новых франков в месяц живут еще мать и младшая сестренка. Иногда к празднику, если она хорошо работает и не участвует в профсоюзном движении, хозяин дарит ей какой-нибудь пустячок.
— А вы разве не
член профсоюза?
— Когда девушек принимают на работу, хозяева ставят условие, чтобы мы не имели дела с профсоюзом,— говорит Жюли.— Мы должны только работать.
— Да еще воспитывать детей,— добавляет незаметно подошедшая продавщица из соседней галантерейной лавочки.
Ока уже немолода, у нее трое детей. Хорошо, что есть в доме бабушка, а то ей не пришлось бы работать.
— У нас ведь нет детских садов и яслей, как в вашей стране. Правительство об этом не заботится. Если расходуется слишком много денег на войну, не остается средств на улучшение жизни народа.
Ницца — красивый курортный город на юге Франции. Средиземное море тихо плещется о его набережные. Среди платанов и пальм прячутся виллы богачей. Их теперь занимают главным образом американцы. Рабочие живут далеко от моря, далеко от центра города, в старых кварталах с облупившимися домами.
Улица Патронаж де Сен-Рок. Тесная, требующая ремонта квартирка. Анри и Клод Бонистелли, хозяева квартиры, еще молоды. Только девять лет, как они женаты. Анри, квалифицированный рабочий, работает в телефонной компании. Он зарабатывает в месяц 650 новых франков.
Мы огляделись. Две маленькие комнатки-клетушки: одну предоставили детям — их двое. Комнатки настолько малы, что когда мы вчетвером вошли
в одну из них, хозяева вынуждены были стоять в коридоре. Но даже за такую квартирку надо отдавать почти половину зарплаты. На что же живет семья?
В разговор вступает жена, сероглазая Клод. Она сидит на столе в кухне: стульев для всех не хватает.
— Конечно, жить трудно,—говорит она. — У нас все время повышаются
цены на квартиры, на городской транспорт, на продукты.
За время совместной жизни супруги Бонистелли сумели приобрести только небольшой шкаф, да и то влезли в долги, Вся остальная мебель сделана в свободное время руками трудолюбивого Анри.
В маленьком коридорчике на полке из грубо обструганных досок мы видим обложки знакомых нам книг: несколько произведений В. И. Ленина, «Десять дней, которые потрясли мир» Джона Рида, книги Алексея Толстого.
Пока мы разглядываем библиотеку, Клод продолжает рассказывать нам о жизни семьи.
— В последние годы жить стало еще труднее. Я заболела туберкулезом и вынуждена была уйти с работы. Семь месяцев пролежала в больнице. Ну, а медицинское обслуживание очень дорого. Сделать рентген, например, стоит 15 франков.
— Особенно дороги у нас зубопротезные работы,— опять вступает в разговор Анри.—- Приблизительно 1 000 франков необходимо мне, чтобы привести в порядок рот.— Застенчиво улыбаясь, он показывает зубы. Многих у него нет.— Видно, мне так и придется остаться без зубов. Что поделаешь!
Кто-то из нас упоминает о поездке Н. С. Хрущева во Францию.
— Нам очень хотелось поехать в Марсель, когда там останавливался Никита Сергеевич, но... денег на поездку не выкроили. Пришлось ограничиться кинофильмом.
Когда мы были в Марселе, с моря дул холодный ветер — мистраль. Он особенно ощутим в кварталах старого города, где живут семьи рабочих, мелких служащих, рыбаков и докеров. Ветер насквозь пронизывает их ветхие жилища, поднимающиеся полукругом над старой гаванью. По узким и грязным улицам ветер гоняет пыль, обрывки бумаги.
На одной из таких узких улиц богатая строительная компания построила большой жилой дом, чтобы сдавать квартиры рабочим. Но до сих пор дом еще не заселен, рабочие не спешат снимать там квартиры: уж очень высока за них плата.
Об этом узнали мы от сопровождающих нас товарищей — работницы трикотажной фабрики и молодого шофера. Еще не поздно, но ресторанчики с веселыми, разноцветными занавесками вместо стекол, пусты: в этом районе рано ложатся спать.
Темная узкая лестница во дворе привела нас в домик рыбака Клода.
Трудно разговаривать с незнакомыми людьми. Но французы общительны. И сразу же после взаимных приветствий начинается задушевный разговор. Рыбак Клод выносит из темной комнатки большой портрет: молодой, улыбающийся моряк в лихо заломленной бескозырке. Мы даже не узнали в
нем нашего хозяина, ссутуленного, усталого человека.
Клод с двумя взрослыми сыновьями ловит рыбу, плавая на своей маленькой лодке.
— Далеко в море на ней не уйдешь, а у береговых камней крупной рыбы не бывает,— сетует старый рыбак.— Только вот иногда небольшие акулы попадаются в сети. Но это несчастье: акула разрывает сеть, а вместе с ней уходит и улов.
На пристани рыбаков ожидают перекупщики. С каждым сезоном все дешевле и дешевле платят они рыбакам.
— В лучшем случае заработок мой 2 500 франков в год. За домик приходится платить 500 франков. Много денег уходит на дрова. А ведь рыба ловится не круглый год, а только 7—8 месяцев.
Дом старый, маленький. Мы стоим в небольшой комнате, это нечто среднее между кухней и столовой, рядом маленький темный чуланчик, где лежит снаряжение для рыбной ловли, там хозяин плетет сети.
Уходя, оставляем наши скромные сувениры из Москвы. Рыбак смущенно переглядывается с женой. Им нечего нам подарить. Но жена что-то говорит ему, и он, взяв бритву, отрезает большой кусок сети, которую плел. И вот у меня в руках этот подарок: белая, нежная капроновая сеть.
Выходим на темную улицу. Внизу видны яркие огни — улицы большого города, а здесь, в квартале рыбаков и докеров, темно.
Медленно идем мы по улицам, где живут простые марсельцы, где на заборах и стенах домов то и дело попадаются надписи: «Мир Алжиру», «Нет де Голлю!».
В тот день генерал де Голль выступал с большой речью. Нам, конечно, хотелось услышать от французов, что они о ней думают. Но мы не успели даже задать вопроса. Провожающие нас сами заговорили об этом.
— Французы все больше и больше перестают понимать де Голля. Они горячо приветствовали его, когда он въезжал в Елисейский дворец. Народ надеялся, что жить станет легче: не будут расти цены, прекратятся увольнения трудящихся,
окончится наконец война в Алжире, уносящая ежегодно тысячи жизней. Но ничего не изменилось, и французы видят, что надежды их обмануты.
Сопровождавший нас шофер бережно разгладил портрет Хрущева, оставшийся на одном из заборов от тех дней, когда Никита Сергеевич приезжал в Марсель.
— Во Франции много людей, которые хотят мира,— говорит он.
Поздними вечерами в Париже, возвращаясь в отель, мы встречали людей, спящих прямо на улицах. Они устраивались около входов в магазины, под мостами на берегу Сены, на стульях уличных кафе, на лестницах и решетках метро, пропускающих теплый воздух. Им некуда идти, у них нет дома.
Это безработные. А над спящими на панели людьми сверкали витрины богатых магазинов, торопясь, бежали огоньки реклам.
Да, нелегка жизнь простых французских тружеников! С каждым днем растут
цены на товары. Обычными стали массовые увольнения рабочих, сокращение рабочей недели на многих предприятиях, влекущее за собой уменьшение заработной платы.
Нелегка жизнь и у французских крестьян. На юге Франции мы видели крестьян, идущих за плугом и погоняющих тощую лошаденку. Нам рассказывали, что даже если крестьяне соберут хороший урожай винограда, отдавать его перекупщикам приходится за бесценок. Эти торговцы-посредники бессовестно обирают крестьян. А правительство не препятствует им. Вот почему весной 1960 года на юге Франции прокатилась волна крестьянских забастовок.
Французские рабочие в упорной борьбе с хозяевами настойчиво защищают свои права. И там, где трудящиеся проявляют стойкость, сплоченность и единодушие, они добиваются возвращения на работу уволенных, повышения зарплаты, протестуют против ускорения темпов работы на конвейере.
...Мы были в Сен-Дени, индустриальном предместье Парижа. более 30 лет муниципалитет здесь избирается из коммунистов. Много в этом рабочем предместье делается для того, чтобы облегчить жизнь рабочим и их семьям. Муниципалитет строит удобные, светлые и дешевые дома, детские сады,
больницы, школы.
Муниципалитет Сен-Дени строит и борется. Он борется за то, чтобы не закрывали заводов, не сокращали рабочих, чтобы снижались цены на транспорт. Он борется за прекращение войны в Алжире, за мир, за дружбу с народами других стран. В Сен-Дени мы еще раз убедились в том, что французские
трудящиеся упорно отстаивают свои права.
Г. ИСАЕВА
Крестьянка № 3 март 1961 г.