В опустевшем красном уголке остались председатель колхоза и парторг. Еще час назад они с гордостью думали о своей молодежной ферме, самой знаменитой в области. А теперь это чувство сменилось стыдом. Что же все-таки случилось?
Егор Фомич сидел в президиуме школьного собрания, прикрыв глаза ладонью: вроде бы задумался. А сам дремал: умаялся за день.
Вдруг он резко вскинул голову. Что там говорит эта бойкая румяная девчонка?
А девчонка говорила:
— Мы, ученики десятого класса, решили после экзаменов все вступить в колхоз и просим вас, Егор Фомич, поставить нас на самый трудный участок.
Председатель растрогался чуть ли не до слез. Стараясь, чтобы голос не дрожал, он проговорил:
— Спасибо, ребята, за желание ваше. Примем вас с радостью.— И протянул руку румяной девчонке Гале Морозовой, комсоргу выпускного класса.
А на следующий день они вместе с парторгом долго размышляли, куда лучше всего послать молодежь.
— Давай пошлем их на вторую ферму,— предложил председатель.— Сейчас скот на летних пастбищах, ухаживать за ним нелегко.
— Но ведь ферма укомплектована,—возразил парторг.
— Там доярки уже по семь-восемь лет работают, сколько раз на трудности жаловались. Да и коровы там получше, молодежь быстрей сможет себя показать. У наших получится — глядишь, и другие за ними потянутся.
На работу выпускников провожали жарким летним утром. Возле правления стояли грузовик, две, легковушки. Приехала из райцентра Елена Снегова — секретарь райкома комсомола. Всем вручила комсомольские путевки.
Председатель назвал ребят молодцами и пожелал им больших успехов.
— За что вы нас хвалите, Егор Фомич? — робко заметила Галя Морозова.— Мы же еще ничего не сделали.
Председатель объяснил:
— Хвалю за смелость. За почин...
Потом машины долго ехали по лесной дороге, по полям, опять через лес. Наконец приехали. Ребята оглядели широкий луг, петляющую речку, синюю каемку леса. Вот, значит, где им работать!
Доярки, вышедшие на шум машин, посмеивались.
— Что, Егор Фомич, экскурсию привез?
Он так же шутливо ответил:
— Экскурсию. Пошли-ка в красный уголок, разговор есть.
Но начать разговор было не так-то легко.
— Эх, красавицы вы мои, как же мне вас замуж повыдавать? — пошутил председатель.
Доярки засмеялись:
— В лесу женихов нет — волки одни!
— Вот то-то и оно,— уже другим тоном продолжал Егор Фомич.— Несправедливо получается. Одни все лето в селе, по кино да по танцам ходят, а другие за тридцать километров. Несправедливо. Вот мы на правлении и решили: перевести вас всех в село, чтоб и поработать могли и погулять вволю.
— Это как же? — удивилась Мария Блинова, известная в колхозе доярка.— Середь лета скот домой погоним, что ли?
— Зачем гнать,— проговорил Егор Фомич.— Мы решили отдать ферму нашим выпускникам. Они сами попросились на трудный участок, так что пусть поработают.
— А мы?! — спросила Мария.
— За это не бойтесь, работы в колхозе хватит...
Закончить он не смог. Мария Блинова, наступая на него, заговорила уже тем тихим голосом, который каждую секунду мог перейти в крик:
— Покажут, значит. Себя, значит, покажут и тебя заодно!
А нас спросили?
— Да стой ты,— пытался успокоить ее председатель.— Пойми, они десятилетку кончили, с охотой в колхоз пришли. Надо им условия создать или нет?
— А нам,—кричала Мария,— нам не надо? Я чем хуже их? Что не два дня в колхозе, а двенадцать лет?
— Да мы тебе получше работу найдем!
— Не нужна мне твоя лучшая! Доярка я, дояркой и буду? Уйду из колхоза, а все равно дояркой останусь Меня куда хочешь возьмут!
Зашумели и другие доярки.
— Ладно, давайте так,—сказал председатель,— пока что вы ферму молодежи сдайте, покажите, что и как, подучите, а там поглядим. Может, кого на другую ферму поставим, может...
Но доярки уже не слушали. Собирали вещи, бежали к машинам.
— Хоть дня два погодите,—уговаривал Егор Фомич.
— И часа не будем!
Ребята непонимающе глядели им вслед. Егор Фомич развел руками:
— Просил дня два с вами побыть, поучить. Отказались...
Галя Морозова, выбранная комсоргом фермы, растерялась. Она привыкла смотреть на Марию Блинову с уважением: лучшая доярка. И вот тебе на!..
Но Егор Фомич положил ей руку на плечо:
— Ничего, сами справитесь. Просились на трудный участок — вот вам и первая трудность.
Комсомольцы упорно изучали новое для себя дело. В первые дни надои упали, но потом кривая графика, что висел в красном уголке, медленно поползла вверх.
Вскоре навестить ребят приехала секретарь райкома комсомола Елена Снегова. Она прожила с ними два дня, помогла разбить волейбольную площадку, поработала подменной дояркой. Показала ребятам областную комсомольскую газету с большим очерком «Благородный почин». Те читали газету,
краснели: уж очень их расхваливали.
Потом неловкость прошла, стали посмеиваться друг над другом.
— Эй, Витька! А у тебя, оказывается, глаза смелые..
— А Галя скромная, но решительная!
— А Оля тихая, но тоже решительная!
— А у вас, Елена Николаевна, проникновенный голос!
Снегова от всей души смеялась вместе с ними. Прощаясь, сказала:
— Ваш почин одобрен обкомом комсомола Будем ходатайствовать, чтобы вас занесли в «Книгу почета». Так что смотрите, не подкачайте.
Ребята старались. Но кривая надоев словно уткнулась в потолок: чуть ниже, чуть выше, чуть ниже, чуть выше. Как ни трудились пастухи, как ни гнулись над подойниками доярки, а кривая вверх не шла. Регулярно наезжавший зоотехник объяснил:
— Надои не мячик, сразу не подпрыгнут. Коров годами раздаивают. Так что работайте спокойно. Все у вас идет правильно— значит, и успехи придут.
Осенью скот перевели в село. Теперь только дежурные ночевали в домике при ферме. Домик махонький — одна комната, кровать к кровати, повернуться негде. Да и сам коровник старый, механизации никакой. Комсомольцы зашли к председателю, предложили сделать своими силами тележки
для кормов —все легче, чем вручную носить. Да и навоз можно вывозить.
Председатель сказал:
— Вы, ребята, погодите месячишко. Вот съезжу в область, тогда что-нибудь скумекаем.
Через несколько дней ребята забросили удочку насчет отпусков, им предстояло сдавать экзамены на заочный факультет института.
А председатель опять свое:
— Вот погодите, ребята, съезжу в область...
Из области Егор Фомич вернулся не один, с группой преподавателей сельскохозяйственного института. Он сиял. Еще бы! Не колхозные ребята поехали в город на экзамены, а экзаменаторы приехали в колхоз. Сумел все-таки доказать директору института, что коров надо доить трижды в день, а
письменные столы уж как-нибудь постоят денек-другой «недоенными».
Накануне экзаменов приехал оператор кинохроники. Он весь день водил ребят по селу, снимал в поле. На ферме не снимал: старая, неказистая.
Ребята беспокоились:
— Нам же готовиться надо, последний день...
Оператор отмахивался:
— Что вы волнуетесь, молодые люди? Не провалитесь!
Действительно, студентами-заочниками стали на ферме все. Двое, правда, получили за сочинение двойки. Но им разрешили пересдать: учли перегруженность работой, блестящую характеристику колхоза. Да и вообще ферма-то показательная...
Шли недели, месяцы. Комсомольцы трудились по-прежнему дружно. Если приходилось подменять товарища, никто не отказывался. А подменять теперь приходилось часто: то слет в райцентре, то актив, то совещание в области, то делегация едет в соседний район. Галя, Витя, даже тихая Оля теперь
уже не робели, выходя на трибуну, и бойко рассказывали, как добровольно попросились на трудный участок, как наладили дела на ферме, как совмещают труд с учебой
в институте.
Однажды в Григорьевку заехал секретарь райкома партии. Он поспел на ферму как раз к дойке. Постоял, поглядел, как работают девчата. Спросил о надоях.
— Летом выросли, сейчас чуть-чуть снизились.
Секретарь пожалел ребят: такие молодые, а в таких трудных условиях работают. Коровник старый, комната дежурных — повернуться негде... Да и вообще неудобно: ферма известная, вон и в центральной газете о ней писали.
— Как у вас насчет механизации фермы?
Председатель уклончиво ответил:
— Думаем...
Уточнять секретарь не стал: и так ясно. Колхоз небольшой, экономика его только начинает подниматься. А типовая, с полной механизацией, ферма — дело не копеечное.
— Ладно, поговорим на бюро,— сказал он.— Может, удастся построить ферму в шефском порядке. Разве такие орлы не заслужили?
Парторг колхоза, узнав об этом разговоре, задумчиво сказал председателю:
— Сдается мне, Фомич, что-то не так получается. Ребята на трудный участок просились, хотели другим пример показать, а мы им этот трудный участок норовим полегче сделать. В институт попали, считай, без конкурса. Теперь ферму им выстроят вроде как в подарок. Боюсь я за ребят: легкая слава —
вещь опасная.
— Ничего. Пусть видят, что не зря пошли в колхоз.
Как-то вечером ребята собрались в комнате дежурных.
Сидели на табуретках, на койках. Оля крутила рычажок приемника, ребята играли в шахматы, шашки. Вдруг Витя спросил:
— Братцы, а как дальше с учебой будет? Все время учиться заочно трудно.
Оставив приемник в покое, Оля задумчиво проговорила:
— Кто ж этого не знает! А что ты предлагаешь?
Витя вскинул глаза:
— С третьего курса перейдем на очное.
— Ну, нет, — возразила Галя.— Так нельзя. Нашумели со своим почином — и в кусты!
— Почему в кусты? — обиделся Витя.— Мы поработаем еще годик и передадим ферму новым выпускникам.
— А сами в город? — перебила Галя.
— А чего? Даже здорово! Показательная комсомольская бригада целиком перешла в институт.
Гале вдруг стало страшно. Неужели эти ребята — ее бывшие одноклассники? Еще год назад они так горячо, так искренне просились на самый трудный участок. А теперь думают, как бы выгодней устроиться.
Однажды в Григорьевку приехала делегация из соседнего района подписывать договор о соревновании с комсомольской фермой. Делегатов было трое: полная пожилая женщина, инструктор райкома партии, и двое вчерашних школьников — парень и девушка. Председатель поставил их на квартиры и забыл о делегации: теперь гости в Григорьевке нередкость.
Через три дня комсорг фермы Галя в контору Морозова заглянула— Егор Фомич, зайдите, пожалуйста, сегодня на ферму. Договор должны подписывать. Вечером молодые животноводы собрались в доме при ферме. Это была не прежняя тесная комнатушка, а добротный, просторный дом: три комнаты, красный уголок, хорошо оборудованная кухня. От дома к новой ферме вел асфальтовый тротуарчик — шефы потрудились добросовестно..
Егор Фомич сел за стол, поправил чернильный прибор,
— Ну что ж, молодежь, начинайте, подписывайте.
— Мы решили не заключать договор,— заявил парнишка из приезжих.
— Что Страшно? так? — добродушно удивился председатель.—— Да нет, не страшно. Неинтересно.
— Андрей, да ты объясни как следует,— зашептала девушка, приехавшая с ним.
— А чего тут объяснять? — буркнул Андрей.
Галя Морозова, побледнев, спросила:
— Почему все-таки вы не хотите с нами соревноваться?
— Ав чем с вами соревноваться? Как шефов побогаче заиметь?
— Не с того конца начинаешь, сынок,— стараясь говорить спокойно, перебил паренька Егор Фомич.— Шефы—дело десятое. Сперва бы о работе говорить надо...
— О работе? — Глаза у парня зло сузились.— Можно и о работе. Мы, например, решили своими силами ферму отремонтировать, подвесные дороги установить. А вам, «передовикам», ферму готовую преподнесли, как конфетку в обертке.
— Ты, погоди,— остановил его председатель. — Что ты все к ферме цепляешься? Заключите договор, возьмите высокие обязательства, и вам создадут условия. Давите на своего председателя, на райком.
— А мы не хотим давить,— вступила в разговор девушка.— Мы не хотим особенных условий.
— Вот мы рационы глядели,— снова заговорил Андрей.— Интересно у вас получается! На вашу передовую ферму чуть не вдвое больше концентратов идет, чем на остальные. В третьей бригаде воду и ту ведрами носят. А работают люди на совесть. Если бы вы лучших коров у них не отобрали да своим «передовикам» не отдали, если бы корма честно делили, еще неизвестно, кто был бы впереди. Одним-то за счет других условия создаете.
И добавил:
— Да, там настоящие труженики. Не то, что эти ваши иждивенцы!..
Женщина-инструктор в первый раз подала голос:
— Андрей, грубить незачем!
— А я неправду, что ли, говорю? Весь колхоз на них работает, да еще со стороны помогают.
«И когда все разузнать успели?» — подумал Егор Фомич и искоса взглянул на своих комсомольцев. Те сидели молча, глядели в пол.
Слово взяла комсорг Галя Морозова:
— Что ж, нам впервые правду в глаза сказали. И я считаю так: раз уж досталась нам незавоеванная слава, мы должны ее завоевать.
Председатель растерянно поглядел на парторга: что, мол, делать? Тот сказал грустно и твердо:
— Ребята правы, Фомич.
И вот они сидят вдвоем в опустевшем красном уголке — председатель и парторг, думают, как же это случилось.
Наконец парторг проговорил:
— Ребята не виноваты, Фомич. С самыми чистыми мыслями шли они в колхоз — не за славой гнались.
Председатель пожал плечами:
— Да и мы вроде для пользы старались. Маяк хотели зажечь, другим в пример.
Парторг возразил:
— Маяк — это, прежде всего, передовой опыт, а потом уже слава. Не с того конца мы начали.
Он помолчал, нахмурился:
— Все поправимо. Одного нам с тобой, Фомич, нельзя простить: что мы так со старыми доярками поступили. До сих пор они на нас обиду держат.
— Так ведь надо было для молодежной бригады ферму освободить!..
— Зачем?! Чтобы обязательно молодежной называлась?
Но разве в названии суть? Я вот думаю, если бы наши девушки года два рядом с Марусей Блиновой и Клавдией Роговой поработали, дела бы у них быстрей в гору пошли. А то сам видишь, как получилось: задора у девчат хоть отбавляй, а опыта, умения — на копейку. Еще Ильич не раз напоминал: нужно сочетать старые и молодые кадры.
Долго они сидели в этот вечер вместе. Им было о чем потолковать.
Л. ЖУХОВИЦКИЙ
Крестьянка № 8 август 1961 г.