На тоненьких стебельках покачиваются лазоревые цветы цикория. Ими покрыты обочины дорог, каменистые бугры и склоны, границы лесополос.
Лукерья Павловна срывает несколько жестких, как проволока, стебельков. Вот удивительный цветок! Степь изнывает от зноя, а он себе цветет. И будет еще цвести до глубокой осени, не боясь ни жары, ни ветра, ни холода, ни дождей...
— Те-тя Лу-ша-а!— несется по всей округе девичий голос.
— Иду-у! — отзывается Лукерья Павловна.
Доярки сидят кружком возле бидонов с молоком. Молодой шофер Коля Аленин, со светлыми усиками, закрученными кверху, примостился возле девчат на низенькой скамеечке и рассказывает что-то веселое. Флегматичный учетчик Постников улегся тут же на общипанной коровами траве и подсчитывает суточный надой.
Багряный закат спокойно отражается в зеленоватой воде пруда. Возле упитанных коров выплясывают комары. Теплый воздух напоен запахами полыни и парного молока. Сейчас заведующая фермой Лукерья Павловна Стефанец проведет с доярками обычную пятнадцатиминутную летучку, подведет итоги дня, распределит работу на завтра.
— Значит, так,— глухо звучит голос заведующей. Маша Левицкая И Настя Ульяшкина после утренней дойки отправятся цапать бураки. Лида Дзюба, Саша Бугайченко и Мария Кабанова подсобят шоферу возить песок на ферму. Остальным заканчивать каменную отмостку проходов и побелку коровника. Надо поторапливаться, нечего дело до зимы откладывать! — больше приказывает, чем просит Лукерья Павловна, хотя доярки не обязаны ни цементировать кормушки, ни цапать бураки. Конечно, Лукерья Павловна знает об этом. Но что делать, если в колхозе не хватает рабочих рук?
Девчата молча соглашаются. Одна Настя Ульяшкина недовольна. Она тихо шепчет веснушчатой миловидной Маше Левицкой:
— Все равно не пойду завтра цапать! И тебе не советую.
Маша молчит.
— Не ходи на цаповку! — дышит в ухо Ульяшкина.— Охота тебе жариться на солнцепеке!
— Ой, что ты! — оглядывается по сторонам Маша.Тетя Луша такое задаст!..
— Ерунда!—успокаивает ее Ульяшкина.— Некрахин — ты же его знаешь, бывший заведующий фермой,— два раза меня прогонял, потом сам просил вернуться.
— Тетя Луша не такая,— возражает Маша.— Да и обижать ее не хочется.
— Подумаешь, обидеть боишься свою тетю Лушу! В печенках она у меня сидит! Никому покоя не дает, все ей мало!
— Покоя не дает — это верно, зато молока вдвойне получать стали. Все девчата наши при ней костюмы справили, часами обзавелись, на гулянку есть в
чем выйти,— нерешительно возражает Маша.
— Это правильно,-- вроде бы соглашается с ней Настя.— Но какой ценой дается нам эта дополнительная оплата?
— Ох, нелегко! — вздыхает, как пожилая, Маша Левицкая.
— То-то. Думаешь, она о нас печется? Стефанчихе выгодно, когда мы получаем дополнительную оплату. Ей тогда тоже перепадает... Ну, ты как хочешь,
а я завтра не пойду на цаповку.
Ранней весной по настоянию заведующей фермой было посеяно восемь гектаров кормовой свеклы в междурядьях молодого сада, который раскинулся
рядом с коровником. Стефанец дала слово, что доярки сами вырастят эту свеклу для подкормки коров. Установили очередность обработки делянок.
Цаповка бураков была нелегким дополнением к рабочему дню доярок.
Когда Лукерья Павловна узнала о поступке Ульяшкиной, она возмутилась. Настино самовольство могло погубить начатое дело: одна сегодня не пойдет,
а завтра на цаповку не выйдут другие, и свекла пропадет, а вместе с ней дополнительные тонны молока.
— Геть с фермы! Чтобы духу твоего здесь не было! — не сдержалась она.— А ты, Лида,— обратилась она к дочери,— возьми цапку, пойдешь со мной
на бураки.
...До прошлого года Стефанец выращивала кукурузу. Звено ее собирало самые высокие урожаи в районе. За кукурузу она получила правительственную награду. Не хотелось расставаться со своими девчатами и привычным делом, когда правление колхоза предложило ей заведовать МТФ. Это был труднейший год в ее жизни.
Заведующая шла на утреннюю дойку на полтора — два часа раньше доярок. Сама возилась у соломорезки, заглядывала в кормозапарник, выдавала
дояркам силос из траншеи по весу (с кормами тогда было туго), следила, как отпускаются концентраты, и вела беспощадную борьбу с ворами и разгильдяями. Так был изгнан фуражир.
Поймали с поличным возчика Червяка, пытавшегося стащить целый бидон молока.
Те, кто привык «пастись»
на ферме, почувствовали в новой заведующей недруга. Ей посылали анонимные письма с угрозами, на нее жаловались правленцам, в райисполком.
Лукерья Павловна все переносила молча. Дни проходили в напряженном труде, а после вечерней дойки она бралась за газеты, журналы, научную
литературу.
«Если я, коммунистка, не сумею, то кто же другой подымет ферму на ноги?» — не раз спрашивала она себя. Увеличить продуктивность коров надо
было как можно быстрее. Тогда-то она и сказала дочке, которая уже несколько лет работала на ферме: «Пока ты не увеличишь надои, я не смогу требовать этого от остальных, никакого морального права не будет у меня на это. Ты уж постарайся, поддержи мой авторитет».
После этого разговора Лиду будто подменили. Раньше всех на ферму прибежит, одним коровам к соломенной резке силос прибавит, другим даст чистый силос, третьим — вместе с концентратами —- словом, к каждой свой подход. Перед дойкой начала массаж вымени делать. Коровы заметно прибавили молока. Но когда Лида заняла первое место, поползли слухи:
— Знаем, муж у нее учетчик, вот и приписывает лишнее!
Тогда Лукерья Павловна решила приставить к зятю общественный контроль. Вскоре все убедились, что Постников честно ведет учет
Теперь вот Лукерья Павловна с дочерью цапают вместо Насти Ульяшкиной и Маши Левицкой свеклу. Опять что-то неладно в коллективе.
Солнце поднялось высоко. Горячее марево струится над нивами. Душно. Вдруг у Лукерьи Павловны потемнело в глазах, она пошатнулась и чуть не
упала. Напуганная Лида бросила цапку и повела мать в тень, под молодое абрикосовое дерево.
— Вот просила же, давайте маленько отдохнем, так вы: «Еще успеем»! И всегда вам некогда, рветесь вперед, будто кто за вами гонится! — причитала она над матерью.
Одна из девушек, работавших у коровника, увидела, что на свекловичной плантации что-то случилось. Через минуту доярки мчались туда, а впереди всех — Маша Левицкая. Она опустилась на колени возле Лукерьи Павловны и, задыхаясь от быстрого бега, глотая слова, стала просить:
— Тетечка Луша, простите! Ой, что же я наделала!..
Остальные доярки смотрели на нее сурово, осуждающе. И не было среди них только Насти Ульяшкиной.
Лукерье Павловне стало легче. Девчата взяли цапки и направились к незаконченным участкам. Но Лукерья Павловна остановила их:
— На коровнике тоже срочная работа. Лида закончит сегодня сама...
* * *
Трудно было Лукерье Павловне. Но в колхозе жили люди, которым приходилось еще труднее. Взять хотя бы переселенку Оксану. Хлеб у них, молоко
и сало, конечно, в доме есть. Но вот уже полгода ее муж прикован к кровати тяжелым недугом, а Оксана не может как следует присмотреть за ним.
Надо возить навоз, прорывать кукурузу, готовить ток—-разве мало работы в полеводческой бригаде? Хорошо бы днем выкроить какой-нибудь часок, посидеть возле мужа, да не удается.
— Что-то ты, Оксана, с лица спала? — спросила ее однажды Лукерья Павловна.
Оксана рассказала о своей беде.
— У нас тебе, Оксана, легче будет. Переходи-ка на ферму, — предложила Стефанец.
— Бригадир не отпустит, — усомнилась Оксана.
— Ну, это мы уладим.
И вот Оксана работает на ферме под началом Лукерьи Павловны. Снова у молодой женщины весело светятся глаза, на щеках играет румянец. Теперь она чаще бывает возле своего Ивана. Подруги нередко доят ее коров, убирают и кормят их. Они часто заходят к Оксане в дом, помогают в хозяйстве. И Ване лучше стало, он уже поднимается, скоро пойдет на работу. Забота доярок действует на него, как лучшее лекарство.
А недавно девушки сговорились помочь многодетной семье Левицких, в которой Маша была старшей,— одолжить ей свою дополнительную оплату на
покупку швейной машины.
И вот однажды перед обедом заведующая фермой подъехала к дому Левицкой, на бричке стояла швейная машина в заводской упаковке.
А вечером того же дня случилось еще одно событие. На ферму пришла Настя Ульяшкина. Стояла сиротливо в стороне, дожидаясь, пока освободится заведующая. Заметив ее, Лукерья Павловна направилась в сторону от фермы за дорогу.
Ее догнала Ульяшкина, теребя от волнения кончики цветастой косынки.
— Лукерья Павловна,— произнесла она дрогнувшим голосом.— Я хочу вас просить...— и запнулась. Привезли морской песок. Им доярки посыпают проходы коровника.
Несколько минут длилось неловкое молчание. Лукерья Павловна нагнулась, сорвала несколько цветов цикория.
— Видишь, какие они?—сказала она тихо.— Никогда не боятся расцвести.
Так и с человеком: никогда ему не поздно расцвести. Было бы только желание.
М. ВОЛЬФСОН
Колхоз «Путь Ленина», Ленинский район, Крымская область
Крестьянка № 7 июль 1959 г.