Архиварий-Ус

Сказочник, о котором я хочу рассказать, более известен под именем Алексея Дроздова. Он идет по улице, помахивая сеткой и улыбаясь. Он молод. Он
сочиняет себе жизнь, он не хочет, чтобы она была безрадостной. Он верит в себя, и ему действительно многое удается.
Иногда это граничит с чудом. Вот сегодня ему так хотелось, чтобы день был ясным. И ветры, порвав тучу на облака, понесли их по высокому небу.
Нет-нет да и поглядывает сказочник на витрины, в которых отражаются дома, вывески и он сам, высокий, ладный парень в полосатой рубашке.
На одном стекле пурпурные груши, сизые яблоки, лиловые вишни, оранжевые огурцы... Они намалеваны прозрачной краской, сквозь которую просвечивает прохладное чрево магазина. Двери настежь, а внутри еще пусто: только-только открыли. Три белых халата поглядели на сказочника с плохо скрытым восхищением.
— Здравствуйте, девушки,— сказал им Алексей Дроздов.— Будьте любезны, отвесьте мне три килограмма кокосовых орехов и два кило плодов манго.
— Кокосовых орехов нету, манго тоже нету. Грецкие орехи есть и еще сушеный инжир.
— Не годится.— Алексей с сожалением покачал головой. — Мне надо, чтобы все было, как в Африке или в крайнем случае как в средней полосе России.
— Груши и яблоки? — догадалась продавщица.— Тоже нету.
— А как все хорошо началось! — сказал Алексей.— Не получается сказка. Не хватает доброй и красивой феи.
— Клава! — закричала вдруг продавщица.— У тебя, кажется, остались от вчера бананы и апельсины.
— Есть немного,— хрипловато сказала «фея».— Возьми в ящике под прилавком.
Продавщица довольно улыбалась.
— Африканские. Сколько вам?
— Если у меня будет знакомый кинорежиссер, я попрошу, чтобы он пригласил вас на роль самой положительной героини.
— Шутите,—- сказала продавщица.— Давайте сетку и платите в кассу...
Солнце брызнуло в глаза. Сказочник зажмурился и довольно покрутил головой. Надо же, ему сегодня отчаянно везет. Сказка начинается.
Сказочник подошел к дому, свернул под высокую арку, которая вела во двор. Там стоял его мотороллер. Он ожидал седока спокойно и равнодушно. Алексею захотелось, чтобы он встал на заднее колесо и приветливо загудел. Нет, это уж слишком. Такого не бывает даже в сказках. Алексей привязал сетку к мотороллеру и сел в седло. Мелко дрожа, машина тронулась с места.  Через час он вернулся в тот же двор.
У распахнутого окна на втором этаже стояла молодая женщина и, щурясь от солнца, смотрела вниз.
— Девушка,— крикнул Алексей,— а вашей маме зять не нужен?
— Спросите у мамы,— ответили ему в тон.
— Вас зовут Оля. Не отпирайтесь.
— Ну и что?
— Я знаю все. Я знаю даже, что вам хочется спуститься вниз и занять второе место в моей роскошной машине.
— Вы самоуверенны!
— Это лучше, чем страдать комплексом неполноценности. Могу предложить вам отличные пейзажи на пятьдесят верст в окружности. Товар высшего качества. Вырезайте эти пейзажи, вставляйте в рамки и вешайте над бабушкиным комодом. Ну так как?
— Согласна. Только мне не во что положить бутерброды. Сетка куда-то запропастилась.
— Что такое сетка по сравнению с вечностью? Будем обедать в каком-нибудь караван-сарае. Жду. Он решил считать до десяти. При счете десять она должна выйти из подъезда.
«...восемь, девять, девять с половиной, девять и три четверти...»
Она появилась в окне и сказала:
— У меня не получается прическа.
Любой уважающий себя чародеи тотчас подал бы в отставку и превратился в простого смертного.
— Встречный ветер — лучший парикмахер на свете. Зеркало — злейший враг ожидающего мужчины.
— Раз мужчина начинает говорить афоризмами,— значит, он сердится. Иду-у.
Она вышла из подъезда, остановилась и спросила:
— Ну как?
— Ослепнуть можно. Надо было мне считать до ста.
— Еще рекомендуется делать глубокие вдохи или сосчитать все окна в доме и разделить на число подъездов.
— Учту. Едем?
— Едем.
Автомобильное стадо, натужно урча, катило от светофора к светофору. Знойный асфальтовый ветер был упруг и почти зрим. Город стирал со своего лица морщинки переулков и устремлялся в будущее просторными проспектами. Мчались машины, сливался в желтоватую полосу ровный ряд восьмиэтажных корпусов, отчеркнутых снизу зеленой линией кустов и деревьев. Мчались люди, подстегнутые огромностью расстояний и оголтело  летящим временем. А на мотороллере время остановилось. Оно остановилось ровно год назад, но никто этого не знал. Мотороллер не поезд, путешествуя
на нем, трудно вообразить, что ты стоишь на месте, а дома и деревья вдруг ожили и понеслись куда-то. Не скачут в узких проемах окон провода. Зато там, где внезапно кончается город и улица становится дорогой, приходит ощущение пространства. Бесконечность мира уже не кажется странной.
Сказочник вправе переноситься на любые расстояния. Он может вскарабкаться по солнечному лучу к самому светилу и, поплевав на палец, попробовать, действительно ли оно такое уж горячее. Он может топнуть ногой о землю, и из нее забьет источник грузинского вина номер 4. Что ему стоит?
— Оленька,— крикнул Алексей,—хочешь мороженого?
— Хочу. Вместе с холодильником.
Мотороллер выскочил из тоннеля под круговой дорогой, и тотчас, как из небытия, возникло легкое четырехэтажное здание на колоннах.
— Караван-сарай, он же мотель,— объявил Алексей.
— Ровно год назад здесь не было никакого мотеля,— сказала Оля и добавила: — Хочу мороженого.
...Стекла были от пола до потолка. Ресторан просматривался насквозь, как аквариум. Шаткие столики покоились на красных и синих геометрических фигурах. Это было царство линолеума, стекла и алюминия.
— Не пол, а сплошная абстракция.
Бред идиота. Сюда бы Шишкина или Айвазовского. Куда смотрит дирекция? — спросил Алексей подошедшую официантку.
— Шишкина уже купили,— сказала официантка.— Медведи в лесу. Только вешать некуда: стекло,
— А мороженое у вас не абстрактное? — спросила Оля.
— Зачем абстрактное? — обиделась официантка.— С микояновского комбината возят. Сливочное, клубничное, шоколадное, крем-брюле.
— Алеша, а из чего делается крем-брюле?
— Не знаю. Никто не знает. Вы знаете? — спросил Алексей официантку.
— Нет.
— Все ясно. Секрет приготовления мороженого крем-брюле безвозвратно утерян еще в девятнадцатом веке.
— А как же его тогда делают? — спросила официантка.
— В том-то и весь вопрос: как его делают?
— Да ну... вы шутите.
— Принесите нам по двести граммов мороженого.
— И чтоб шарики были разные,— добавила Оля.
— Ассорти два раза,— сказала официантка.
...В мороженом попадаются льдинки, и трудно определить, приятно это или неприятно.
— Приятно,— говорит Оленька. Ее рука лежит на столе и его тоже.
— Оленька!
— Что?
Что значат слова? Какие тут нужны знаки — восклицательные или вопросительные?
— Я больше люблю, когда подтает,— говорит Оля.
— Я тоже.
Мороженое исчезло. За стеклом мотороллер, скосив фару, нетерпеливо поглядывал на входные двери. Их две. Алексей толкнул одну из дверей плечом. Она не подалась. Тогда он потянул на себя ручку. И тоже безрезультатно.
— Единоборство мужа с дверью, — прокомментировала Оленька, легко надавила пальцем соседнюю дверь и вышла на волю.
Мотороллер мягко приседал на кочках. Черные важные грачи, неохотно взмахивая крыльями, отлетали в сторону. Медово пахли длинные полоски
скошенной травы. Полукружие леса разрывалось желтой поляной. Вдали маячила водонапорная башня.
— Ну как? — спросил Алексей таким тоном, будто он сам только что сотворил этот пейзаж.
— Хорошо,— сказала Оленька.— Алеша, мы уже были здесь.
— Ровно год назад. А может быть, вчера? А может, прошло сто лет, и мы не заметили?
Оленька боится упасть. Она крепко прижалась к его спине.
— Я хочу тебя поцеловать,— говорит он.
— Ради бога, не на ходу.
Она целует его в шею... Его ли это руки? Вот они лежат на руле, освещенные солнцем. Он не чувствует их, но знает, как они сильны.
Можно сейчас остановить мотороллер и пройтись на руках. А потом застыть в стойке и вообразить, что ты выжал земной шар со всеми его людьми, го
родами, морями, реками...
— Река,—сказала Оля,—и наш мостик.
Речной обрыв наискосок испещрен коровьими тропинками. Оля, подпрыгивая, бежит вниз, к мостику.
— Оля, не беги. Тебе нельзя, Оленька!
Делая трехметровые шаги, он проносится мимо Оли, круто поворачивает и ловит ее податливое тело. И теперь, когда ее лицо так близко, наступает покой. Немного дрожат расслабленные мышцы. Он целует глаза, нос...
— Сумасшедшая, ты все время забываешь, что теперь вас двое.
— Разве? Смотри, еще ничего не заметно.
Она подхватывает кончик юбки и делает пируэт.
— Гм. Конечно, еще совсем рано, но лучше не бегать. Наследника всего нашего состояния надо беречь. Когда он родится, я подарю ему Марс.
— Почему Андрюшка? Мы ж договорились назвать его Василием, Васенькой, Васяткой...
— Ты забыла. В последний раз мы остановились на Андрюшке.
— Дроздов, если ты хочешь сделать из жены фурию, то продолжай, продолжай...— Ну ладно. Обратимся к оракулу.
Пусть судьба подскажет, какое имя предопределено носить моему сыну.
Вот пятак. Если орел — Андрей, если решка — Василий.— Какой ты еще мальчишка, Дроздов! Иногда ты ужасно умный. Раньше я даже боялась говорить при тебе глупости. А теперь не боюсь. Женщина всегда мудрее мужчины в тысячу раз.
— А знаешь, Оленька, Илья — тоже неплохое имя.
— И Виталий...
потеснив воду, высился островок.
— Я давным-давно все забыла, Алеша. Я не пошла тогда к нему на свидание, потому что встретила тебя. Помнишь, как ты подошел и сказал: «Девушка, а вашей маме зять не нужен?» И покраснел.— А ты сказала: «Спросите у мамы».
— И ты мне сразу понравился. А потом мы поехали кататься на мотороллере. Ты сказал, что ты йог, маг и волшебник по профессии, и предложил сделать стойку на руле мчащегося мотороллера...— А помнишь, как мы стояли на мостике и раскачивались на этой доске, пока ей не надоело и она не сбросила нас в воду?— И мы вылезли на островок. Ты сказал, что это необитаемый остров, и вместо флага поднял на палке мой мокрый красный сарафан. Мы играли в Робинзонов. Ты подарил мне остров навсегда и провозгласил меня принцессой. Теперь я, наверное, уже королева?
— Ваше величество, а ведь березовая роща на том берегу тоже ваша.
— Побежали туда?
— Только не бегом. Выступайте степенно. Не забывайте о своем положении.
В сказках говорится: «Стали жить-поживать и добра наживать». Сказки кончаются свадьбой. А что бывает потом?
Неужели сказка должна непременно кончаться на свадьбе? Нет, сказка еще только начинается...
Плывут, проплывают стволы берез, белые, с поперечными черными морщинами. Трава-мурава пружинит под ногами. Дальше кустарник. А за ним тесная поросль молодых березок. На их розоватой бересте еще не видно морщин.
— Они немножечко подросли за год,— говорит Оленька,— помнишь, как я пожалела, что на березах не растут яблоки? А ты ответил, что вырастут.
Стоит только очень-очень захотеть. Ну, так я хочу, очень!
И глаза Оленьки вспыхивают от удивления.
— Леша,— кричит она,— смотри, на березке апельсин... и банан... а вот еще... и еще! И сетка наша валяется. Чем ты их привязал? Нитками?
— Яблок в магазине не было,— со вздохом говорит Алексей.
— Глупый...
— Просто я хотел, чтобы ты была счастлива.
— Я уже давно счастлива, Алеша.