Архиварий-Ус

не только в самом Тамиль-Наде, но и за его пределами.

К. АЖАХИРИСАМИ Рассказ

Тангаммаль моложе своей сестры Пальаммаль на два года. У них есть брат по имени Селлятурей. Из всех троих он самый юный, Пальаммаль просватали еще при жизни отца за одного родственника из их же деревни. Его семья, как и ее собственная, перебивалась поденной работой и не выходила из горькой нужды. Свадьбу отпраздновали не дома, а в храме бога Вишну: так дешевле. На невесте не было никаких украшений, кроме тали (Тали — знак, который жених надевает на шею невесты во время свадьбы.) и пары рубиновых серег, взятых напрокат. Через год после того, как Пальаммаль переехала к мужу, ее отец покинул этот мир. В семье осталось трое: Тангаммаль, Селлятурей и  мать. Селлятурей — тогда еще десятилетний мальчуган — за одну рупию в месяц пас шесть буйволов, принадлежавших деревенскому богатею; Тангаммаль и мать нанимались на прополку и уборку хлопка и
риса.
Тангаммаль исполнилось двадцать лет. Самая пора выйти замуж, но жених не находился. Кто-то предложил Мадасами — так звали мужа Пальаммаль— взять ее второй женой. Ни он, ни Пальаммаль не имели ничего против. Но все же Мадасами хотелось выдать свояченицу за мало-мальски
обеспеченного человека — не такого голяка, как он сам.
Тангаммаль была очень хороша собой, своим весельем она наполняла весь дом. Нехитрое дело— найти пару для такой девушки. И вот в двадцать
два года в жизни Тангаммаль совершилась важная перемена. В селении побывал один ее дальний родственник. Он-то и устроил брак между
Тангаммаль и молодым, но богатым и влиятельным помещиком из соседней местности. Свадебная церемония со всей подобающей пышностью началась в доме невесты. Пальаммаль и Мадасами чувствовали себя на седьмом небе. Бедность не позволяла им поехать в дом жениха на продолжение свадебной церемонии. Пригласить новобрачных на праздник Дивали, как того требует обычай, они также не могли. Впрочем, зять не обратил на это никакого внимания. По его настоянию Селлятурей и мать переселились на житье к нему. Владельцу богатого поместья ничего не стоило прокормить два лишних рта.
Первый ребенок Пальаммаль не прожил и месяца. На его похороны съехалась вся родня.  То был голодный год, вызванный засухой. Поэтому, когда зять позвал Пальаммаль и ее мужа к себе, те приняли его приглашение. Однако дня через три супруги заторопились обратно.
— И что вам не живется у меня? — пытался образумить их зять.— Вот погода переменится, пойдут дожди, тогда и поезжайте себе на здоровье. А
до тех пор считайте мой дом своим. Вы для меня все равно что брат и сестра.
Но Мадасами не поддался на уговоры. Спору нет, его зять — душа-человек, но это еще не повод, чтобы садиться ему на шею. Пальаммаль поддержала мужа. В тот же вечер они собрались в обратный путь. Несмотря на их протесты, хозяин велел положить им в телегу четыре мешка проса и два мешка риса. А хозяйка подарила сестре топазовые серьги, стоившие по меньшей мере сорок рупий — целое состояние по тем временам.
Весь год Мадасами и Пальаммаль прожили, горюшка не зная. Потом нужда снова скрутила их. Но ничто не могло заставить Мадасами обратиться за помощью к зятю. Он никогда не наведывался к богатому родственнику: на подарок не было денег, а ездить с пустыми руками не хотел — еще сочтут прихлебателем.
Спустя два года у обеих сестер родились сыновья. Пальаммаль и Мадасами решили навестить своих родных.
Помещик, как всегда, встретил их с распростертыми объятиями.
— Вы у нас такие редкие гости. Я уж боюсь, не чураетесь ли вы меня? — с ласковым укором сказал он.
Но если кто изменился, так это Тангаммаль. Богатство вскружило ей голову. Ее походка, манера говорить, даже сам голос — все стало неузнаваемым. Она по-прежнему называла Пальаммаль «сестра», но не могла выдавить из себя «зять», когда обращалась к Мадасами: она стыдилась его
бедности.

— А где же твои серьги? — при первом удобном случае спросила она у Пальаммаль.
Та понурила голову.
— Остались в деревне,— призналась она после долгого молчания. Пальаммаль не лгала. Серьги и вправду остались в деревне. В прошлом году, чтобы как-нибудь свести концы с концами, их заложили за десять рупий. Узнав об этом. Тангаммаль вспылила.
Но на выкуп украшений старшая сестра все-таки получила деньги.
А через два месяца ее семью постигла новая беда: дождями смыло пальмовую крышу. Починка требовала денег, и серьги снова попали в заклад. Думая о своем невезении, Пальаммаль заливалась слезами.
— Дома кашу не из чего сварить, а ей жаль своих побрякушек,-— потешались соседи.— Пощеголяла немного— и хватит, хорошенького понемножку.
Шли годы...
У Пальаммаль было уже пятеро детей. Родители выбивались из сил, пытаясь прокормить эту ораву. А тут еще рис вздорожал. Семья жила впроголодь. Матери Пальаммаль уже не было в живых. Селлятурей совсем оперился и сам зарабатывал на жизнь. Своих родичей Мадасами и Пальаммаль не видели уже лет семь.
Приближался праздник в честь бога — хранителя деревни. Ради такого торжества Пальаммаль очень хотелось принарядиться. Но как выкупить серьги, если дома ни одного завалящего медяка? Да и на другие расходы нужно рупий пять. Пальаммаль тщетно ломала голову, пытаясь придумать, как раздобыть денег.
— И за что мне такое наказание? — сокрушалась она.— Из-за того, что у меня нет украшений, я и так уже пропустила несколько свадеб. Скоро праздник, а я опять...
Она даже не могла докончить свою мысль. Что уж говорить о серьгах, когда тали и то продали! Только желтый шнурок от него свидетельствовал о том, что она замужем.
Однажды утром чуть свет она поспешила к брату. Но откуда Селлятурею взять тридцать—сорок рупий? Самому еле-еле хватает на пропитание. Все, что он мог сделать, так это занять для сестры пять рупий... По пути домой Пальаммаль зашла к ростовщику и уговорила его вернуть ей серьги на несколько дней. Два дня Пальаммаль носила свои топазы. На третий день за ними прислали. Выкупить серьги она смогла лишь через два года. Но...
Повозка, на которой старший сын возил мусор, опрокинулась, и сын сломал руку. Чтобы достать денег на лечение, серьги снова заложили. Через некоторое время кость срослась. Но серьги так и не вернулись в дом.
Прошло еще несколько лет. Старший сын Пальаммаль стал совсем взрослым, одна из дочерей вышла замуж и сама была уже матерью. Мадасами состарился. Но он обходился без трости и никогда не сидел сложа руки.
— Пока я жив,— говаривал он,— у меня хватит сил, чтобы работать. Такого еще не было, чтобы Мадасами ел чужой рис.
Один из сыновей Пальаммаль поступил на военную службу. Каждый месяц он присылал-домой часть своего жалованья. Дела семьи пошли на поправку. Однажды он сообщил, что приезжает на побывку. Почти в то же самое время пришло письмо от Тангаммаль: ее дочка выходила замуж.
На свадьбу решили поехать все вместе. Сын привез с собой деньги. Большую их часть употребили на то, чтобы вызволить серьги. Вместе с процентами пришлось уплатить семьдесят пять рупий
Пальаммаль было уже шестьдесят — совсем старуха. Она поехала на свадьбу, вдев в уши топазовые серьги. Но топазы только безобразили старую женщину, а она и не замечала этого.
Даже старшему сыну не понравилось нелепое щегольство его матери. Добро бы они жили в городе, где на такие вещи смотрят сквозь пальцы. Но в деревне его мать служила мишенью для насмешек.
— Ишь ты, старая карга, как вырядилась! Ей уж на тот свет пора, а она все молодится! — негодовали некоторые.— Эй, бабушка! — кричали они Пальаммаль.— У нас на примете хороший парень. Не хочешь ли замуж?
Другие, не такие дерзкие на язык, между делом замечали:
— Бабушка, твое время прошло. Эти украшения тебе совсем не к лицу. Отдай их лучше своей невестке.
Однажды, возвращаясь откуда-то домой, Пальаммаль хотела заглянуть к соседям. До нее донеслись женские голоса. Прислушавшись, она поняла, что речь идет о ней, и замерла у входа.
— Ну и вид у этой Пальаммаль с ее дорогими камнями! Ни дать ни взять потаскуха! — под общий смех заявил кто-то.
Пальаммаль была ранена в самое сердце. Она бросилась домой, сняла серьги и спрятала их в глиняном кувшине на кухне.
Войдя в комнату, она столкнулась лицом к лицу со своим старшим сыном. Юноша смутился. Через несколько минут, натянуто улыбаясь, он спросил:
— Куда делись твои серьги, мама?
Пальаммаль ответила ему такой же жалкой, вымученной улыбкой:
— Зачем они мне... в мои-то годы?
Я лучше буду беречь их для твоей будущей жены...— Ее голос оборвался.
Пальаммаль отвернулась к стене и горько зарыдала. Наконец, овладев собой, она посмотрела на сына и повторила:— Зачем мне серьги? Я отдам их твоей будущей жене.
И старая женщина поспешно выбежала из комнаты
«Что с мамой? — недоуменно подумал юноша.— Она и года не проносила серьги, а они ей уже разонравились».
Он так и не понял, в чем дело.

Перевел с тамильского
А. ИБРАГИМОВ

Крестьянка № 7 июль 1961 г.