Главная | Регистрация | Вход | RSS

Архиварий-Ус

Меню сайта
Категории раздела
>
Новости
Мои статьи
Политика и экономика 1980
Литературная газета
Газета "Ленинская Правда"
Газета "Правда"
Еженедельник "За рубежом"
Газета "Полярная Правда"
Газета "Московская правда"
Немецкий шпионаж в России
Журнал "Трезвость и культура"
Политика и экономика 1981
Журнал "Юность"
Журнал "Крестьянка"
Журнал "Работница"
Статистика
Яндекс.Метрика
Анечка, Анна, Айна-Апа…
Дверь в колхозной конторе распахнулась, один за другим входили люди. Старики степенно рассаживались, разглаживали бороды, уверенно и устойчиво опирались на свои палки. Молодежь теснилась ближе к выходу. Я с ужасом подумал, что произошла какая-то ошибка: ведь меня хотели познакомить с одной рыбацкой семьей, а тут столько народа зря оторвали от дела.


— Что, это все родственники? — подивился я вслух.


И тогда все загомонили, стали объяснять, путая русские и казахские слова.


Оказывается, давным-давно на берегу Каспия жил рыбак Мергенбай. Ничего у него не было, кроме пары мозолистых рук да рыбацкого невода. Но сам он считал себя несказанно богатым — сыновьями, рыбаками-помощниками, Кошмуханбетом и Кошкинбаем. У последнего было пять сыновей — Лукпан. Хаким, Омар, Галым, Мусаш. Сыновья Лукпана предпочли отделиться, взять в основу своей фамилии имя отца. Другие братья остались верны деду - Звеньевой рыбаков Сабит Лукпанов старательно вычерчивал мне «генеалогическое древо», я пытался вникнуть в его слова. И вдруг заметил лицо женщины. Даже не лицо, а только глаза, приветливые, со славянским разрезом. Рядом сидели молодые парни. Видно, что сыновья,— так походили на мать. Один светловолосый, кудрявый, другой, постарше, с рыжим чубом. Они были совсем непохожи на казахов, хотя реплики, которыми обменивались, не позволяли сомневаться в том. что ребята родились здесь — казахский язык для них родной. Сабит перехватил мой взгляд.


— Нас, берущих начало от рыбака Мергенбая, в колхозе 58 человек с детьми, внуками и правнуками,—сказал он.—Двадцать человек работают на путине. И есть у нас особая семья, которой мы все гордимся.

Он замолчал и посмотрел на эту женщину. Айну-апу, человека удивительной и суровой судьбы. Для нее единственной казахский язык не был впитан с молоком матери. Она выучила его гораздо позже, прокладывая путь к сердцу любимого, постигая обычаи и нравы неведомого ей раньше народа.


Им было дано три часа на сборы — жителям маленького села Лангерево, расположенного неподалеку от Ораниенбаума, пригорода Ленинграда.

Тридцать килограммов вещей—вот все, что разрешалось взять с собой. Аня вошла в комнату. Обвела глазами всю нехитрую обстановку: колченогий стол, часы-ходики, кровать с никелированными шарами, этажерка с книгами. Тихонько опустилась на стул — ноги подкосились.


Вся жизнь была связана с этими стенами, как же оставлять их? Здесь, на маленьком кладбище, схоронили они отца еще в 35-м. И Аня, самая старшая, разделила с мамой ее родительскую долю. Младшим, Ольге и Саше, то обед сготовит, то сказку расскажет, то просто нос вытрет. Вот так и росли вместе: мать с работы вернется, а дома чистота, порядок. «Молодец, дочка», — скажет мать...


Не пришлось Анечке долго учиться. После семи классов работать пошла. Заводу точных технических камней как раз ученики требовались. И хоть проработала мало, уже хвалили ее, сверстникам в пример ставили.

Сумятица, голос репродуктора. Оля с Сашей, как колобки — старались надеть на себя как можно больше вещей, никто не знал, куда повезут, а их должны были отправить первыми.


Ехали сначала на машинах. Бомбили часто. Хоронили убитых, перевязывали раненых и снова — вперед... Потом станция. Подали товарняк. Еще долго слышался гул фронта, но вот он стих. Эшелон полз на восток. Кончилось самое страшное. Радоваться бы: вырвались. Но тревожила судьба младших. А вскоре заболела мать. Она угасала с каждым днем, на глазах худела. Бредила часто, звала умершего мужа, Аню, ребятишек. На вокзале Аня искала кипяток, стирала, варила матери кашу. Да только ей уже ничего не помогало...


— Отмучилась, бедная,— вздохнула старуха соседка. И Ане: — Поплачь, детка!


Навстречу один за другим шли эшелоны с зачехленными платформами, с часовыми в тамбурах. Поднималась страна всею своею неудержимой яростью.

Больше месяца длился их путь. И вот, наконец, сквозь зимнюю мглу послышался голос: «Приехали!» Здесь, в Якутии, Ане Егоровой предстояло прожить долгих пять лет. Здесь она встретила человека, с которым уже не разлучалась.


В рыбацкий колхоз прибыл посыльный из области. Отряхнул в сенях снег. Разделся неторопливо, достал из-за пазухи пакет. Секретарь парторганизации вскрыл его. Руководству колхоза предписывалось направить в трудовую армию шестерых рыбаков — крепких, опытных, умелых.

И началась дальняя дорога на север для шестерых парней из колхоза «Социалистик жол» — так во время войны назывался нынешний колхоз имени Курмангазы. Старшим назначили Галыма Кошкумбаева — самого грамотного и расторопного из них. Провожать собралось все село. Галым поцеловал жену, ребенка. Сын Маданият крепко держался за край папиного полушубка. «Пусти, глупыш, — сказал ему ласково Галым, — ведь не смогу я тебя взять на Северный полюс!» Они знали, что предстоит ловить рыбу где-то далеко, у Северного Ледовитого...


Они уезжали на восток 21 марта 1942 года. Уже было ясно: немец в Москву не пробьется. Но появилась новая опасность. Стрелы вражеских дивизий повернули на юг, к нефти. А это значило, что враг может прорваться и к Каспию. Бои шли на Черном и Балтийском морях. Вот почему надо было разворачивать рыбную промышленность в глубоком тылу. Эвенки, якуты, населявшие Крайний Север, рыболовством тогда почти не занимались, но

Тикси был удобен по стратегическим причинам: сюда могли заходить американские транспортные суда. За танки, машины, корабли мы должны были расплачиваться многим, в том числе и рыбой — бесценным сибирским омулем.


День и ночь работал рыбокомбинат. Выбиваясь из сил, падая и поднимаясь, тянули невод рыбаки. Суда под звездно-полосатыми флагами не хотели ждать. Они торопились вернуться в страну, где люди не знали слов «эвакуация», «бомбежка», «блокада».


Поселок, который они основали, назывался Муостах — по названию мыса. Там стояли два якутских чума. Жили приезжие в брезентовых палатках по восемьдесят человек. Топили «буржуйку». Каждые два часа менялся дежурный около нее.


Изо дня в день, из месяца в месяц: невод, носилки, скрипучие сходни. И рыба, рыба скользкая, мокрая, тяжелая — до изнеможения.


Как ждали они писем из дому! Пароход с Большой земли привозил почту раз в три месяца, а то и реже. Выстраивалась очередь: каждый ждал весточку из дома с надеждой, с тревогой.


Помнит и поныне Измухан Айтмуханов, участник «тиксинского похода», как получил то самое письмо Галым Кошкумбаев. Обычно все письма читали вместе, обсуждали, делились новостями, как куском хлеба. А тут он пробежал первые строки, плечи опустил. Закрыл глаза руками.

Ушла к другому жена. А сына подбросила его родителям.


Галым поклялся, что никогда больше не поверит ни единому слову женщины.


Сухая, выжженная земля оживет, если прольется на нее несколько капель дождя. Погаснувшее сердце отзовется, если согреть его теплым взглядом, невзначай оброненной улыбкой, добрым словом. Но у них все было иначе. Галым и не думал об этой худенькой девчонке из Ленинграда как о своей подруге. Просто жалко было ее. Старается изо всех сил, а не получается. И он сказал ей: «Будешь стоять рядом со мной, учись невод выбирать, а то ведь ты только ладони зря рвешь...»


Галым и Аня с тех пор не расставались. Однажды он сказал ей: «Айналайн», принес стакан морошки...

Галым объяснил позже: «айналайн» у него на родине называют любимых. Это значит дословно «вокруг тебя». Мужчина как бы обещает посвятить возлюбленной свою жизнь, возвести вокруг нее удивительный мир.


Непросто далось им обоим это решение. Сможет ли она стать хорошей матерью неродному сыну? А доброй невесткой? Сможет ли перенять обычаи далекого народа? Да и Ане нелегко было согласиться уехать в степь, в глушь, какой была тогда Гурьевская область. Да не главное все это! Пусть она не знает казахского языка, но есть язык, которому не нужен переводчик: доброта, нежность.


Галым привез ее в родной колхоз. Она постепенно привыкала к незнакомой жизни. Ветра здесь были злые, с песком пополам. Но и другой открывалась ей степь — душистой, тюльпанной...


Не было в поселке ни деревца, а родилась дочь — и Аня посадила яблоню. Когда уезжали из поселка (в море запретили ловить осетровых, и рыбаки переселились в устье Урала), около дома Кошкумбаевых стояли еще четыре карагача.

Четверых сыновей подарила Аня мужу-рыбаку и двух дочерей. Часто вспоминали вместе Тикси, свинцовую Лену, тяжелый невод и... стакан морошки.


Аня стала Галыму надежной женой. Выходила с ним в море на паруснике. И потом на Урале-реке, пока были силы, ни одной путины не пропустила — тянула невод, обрабатывала рыбу, чинила


Все говорят, отец Галыма был нрава строгого, решительного. Но сказали мне односельчане—самой любимой невесткой считал старый Кошкумбай жену Галыма. Как за родным отцом ухаживала, и все с улыбкой, с доброй приговоркой. Да и с сыном Галыма Маданиятом нашла общий язык. Потянулся мальчишка к доброй, хотя и неродной маме. И никто не посмел назвать ее мачехой...


Она научилась готовить бешбармак не хуже местных женщин, стала носить вместо косынки кимешек—казахскую шапку-накидку, и только в речи ее слышалась нездешняя мягкость, певучесть... Так стала рыбачка Аня Айной. А теперь уж ее называют Айна-апа: семь внуков у нее...


Однажды весной Галым сильно простудился, слег с температурой. Айна, держа в своих руках его влажную руку, твердила, плакала: «Не уходи, не уходи, айналайн...» Как будто все слезы разом прорвались в ней, как будто все потери ее долгой жизни слились в одну. Он ушел, но оставил Айне мир «вокруг тебя» — сыновей, степь, реку и, конечно же, рыбацкое ремесло...


Никуда не уехала она от дома, от земли, ставшей ей такой близкой. Никуда не уехала от сыновей своих, от могилы Галыма.


И вот стоим мы с ней на берегу реки. Кулшиман, Узакпай и Азербай установили пятный кол, к которому невод крепится. Катер забросил невод в Урал. И четверти часа не прошло, как он натянулся. Звеньевой махнул рукой: «Пора, ребята!» Младший сын Жерден подхватил огромную белугу и потащил ее к прорези — большой деревянной лодке с прорезанными отверстиями в бортах.


Скинул белугу с плеч и на мать украдкой посмотрел — заметила ли его расторопность?


Айна-апа тем временем присела к старикам, которые чинили сети. Подумают люди, что без дела пришла она на тоню, не может оставить своих сыновей. А ведь она действительно не могла, скучала, когда сыновья уходили к Уралу. И ждала их так же терпеливо, как когда-то Галыма.


К Айне-апе, Анне Андреевне, в гости приезжали из соседних аулов посмотреть, как управляется русская с обязанностями хозяйки. Айна скромно сидела у самовара, с поклоном подавала пиалы с дымящимся чаем. Сколько их было, вот таких лукавых экзаменов, а она и не знала, что экзамен это — просто жизнь, и в жизни этой она была хозяйкой такой же, как и ее экзаменаторы.


Небольшую заметку о семье Кошкумбаевой (Егоровой) напечатала «Правда». И вот передо мной письмо:

«Дорогая редакция! Я прочитала о судьбе женщины-рыбачки, которая очень сходится с судьбой моей сестры Анны Андреевны, которую мы разыскивали много лет и потеряли надежду найти. Очень прошу сообщить мне ее адрес, боюсь обмануться... Я с братом Александром проживаю в одном городе».


За всю свою репортерскую жизнь я нечасто переживал так, как в тот день, когда вскрыл этот конверт с карельским штампом...


Получила и Анна Андреевна долгожданные весточки — от сестры и от брата. Заканчивались письма так: «Надеемся на скорую встречу».

«Надо ехать!» — вдруг решительно сказал Узакпай. «Возьмите и меня», — попросил Жерден. Этой идеей загорелся председатель колхоза. По его инициативе правление приняло решение: как ветерану труда оплатить Анне Андреевне все расходы, связанные с необычной командировкой в далекое детство...


Самолет поднимался над степью. Айна-апа летела впервые и потому испуганно вдавливалась в кресло. Потом осмелела: взглянула в иллюминатор. Внизу лежала земля, ставшая родной. Синела прозрачная уральская вода. Далеко внизу вспорхнула утка. Тянулись косяком гуси. Совсем почти невидимые точки — фламинго. И вот море — без конца, без края, снова переходящее в степь...


Поезд мчится на север. Как будто встряхивала, любовалась цветными стеклышками в калейдоскопе. Как же теперь ей называться? Анечкой? Анной? Айной-апой? Впрочем, так ли уж это важно...


И случилось то, о чем она мечтала уже сорок лет: встретились.


А когда нарадовались, наговорились, насмотрелись друг на друга, стали песни петь — по-русски, по-казахски.


Узакпай вел с двоюродными братьями солидные разговоры: что за труд у рыбака, какое хозяйство держит. А Жерден жадно впитывал новые впечатления от мира, который неожиданно раскрылся перед ним.


Побывали они и в Лангереве, откуда Анна Андреевна уехала в далеком сорок втором...


Обратно Кошкумбаевы возвращались через Москву. Анна Андреевна рассказывала сыновьям: тогда эшелон в столице не задерживали, город бомбили...


Они прошли на Красную площадь, в Александровском саду поклонились праху Неизвестного солдата. В той грозной битве, в той великой Победе была толика и ее труда. Может быть, пушки и танки, купленные на сибирскую рыбу, хоть на миг приблизили майский салют. А это так много в войне — целый миг...


Ю. КИРИНИЦИЯНОВ (корр. «Правды»).

СЧИТАЛАСЬ НЕИЗВЕСТНОЙ


Кажется, стоит только взобраться по лесенке наверх, и голова закружится от запаха душистого сена. А заглянуть в хлев—услышишь размеренное дыхание лошаденки... Как непохожа эта картина на всем известные полотна, полные эпической силы: царственные леса России, глухие лесные урочища с исковерканными буреломом могучими стволами, позлащенные заходящим солнцем верхушки исполинских сосен, дубы-великаны, корабельные рощи...-


А между тем и то, и другое принадлежит кисти великого русского пейзажиста Ивана Ивановича Шишкина.

Выяснилось это недавно благодаря усилиям любителя живописи, нынешнего владельца «Лесенки», который и дал картине это название.


«Лесенка» значится в каталоге выставки Академии художеств, проходившей около ста лет назад в Петербурге. Там же указано и место написания картины — станция Сиверская под Москвой. Создана «Лесенка» была предположительно между 1874 и 1883 годом.


Скрупулезная экспертиза специалистов подтвердила: это неизвестное ранее полотно И. И. Шишкина. А нетрадиционность «Лесенки» для творчества художника лишь подчеркивает его мастерство...

Картина репродуцируется впервые.

В. КОЛЧЕВ.

Журнал "Крестьянка" № 11 1985 г.

Оптимизация статьи - промышленный портал Мурманской области

Похожие новости:


Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
publ, Мои статьи | Просмотров: 3462 | Автор: Дмитрий | Дата: 22-08-2010, 12:27 | Комментариев (0) |
Поиск

Календарь
«    Март 2024    »
ПнВтСрЧтПтСбВс
 123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031
Архив записей

Февраль 2024 (1)
Ноябрь 2023 (7)
Октябрь 2023 (10)
Сентябрь 2023 (128)
Август 2023 (300)
Июль 2023 (77)


Друзья сайта

  • График отключения горячей воды и опрессовок в Мурманске летом 2023 года
  • Полярный институт повышения квалификации
  • Охрана труда - в 2023 году обучаем по новым правилам
  •