Архиварий-Ус

Читатель, вероятно, помнит корреспонденцию «Российский сыр», помещенную в пятом номере журнала за нынешний год. В ней рассказывалось о тружениках Тихорецского маслосыркомбината, чья продукция обрела добрую славу как дома, так и за рубежом и второй раз заслужила Знак качества.
Редакция получила много писем-откликов, в которых теплые слова, советы, пожелания сыроделам не только Тихорецкого, но и других заводов. Были и нарекания. Куряне, например, спрашивали, почему на Кубани варят отличный сыр, а у них никудышный, невкусный. Нельзя ли прислать  корреспондента? В редакции решили, что еще лучше будет, если вместе с корреспондентом в Курск поедет специалист с Тихорецкого комбината: встретится с коллегами, поговорит с ними на «своем» языке. И попросили откомандировать туда Марию Степановну Мовчан — о ее мастерстве как раз и рассказывалось в журнале.
Из шести сыродельных заводов Курской области мы выбрали самый отстающий — Дмитриевский. Как сообщили нам в Областном управлении молока, за последнее полугодие торговые организации забраковали 223 центнера дорогостоящего «Костромского» сыра, сделанного на этом предприятии.
223 центнера. Эта цифра всю дорогу не давала покоя. Пока мы тряслись в маршрутном автобусе, я мучился догадками: в чем дело? Наверное, думалось мне, завод старый, допотопное оборудование.
Было заметно, что она обрадовалась им, словно старым друзьям, сразу стала разговорчивей, улыбчивей. Но тут же мы и призадумались: выходит,
здесь для нормальной работы есть все условия, а почему же сыр получается плохой?
Наше недоумение взялся разрешить Виктор Васильевич Ходаков, главный механик, исполняющий (ввиду болезни директора) обязанности руководителя предприятия.
— Вся беда в сырье. Поставщики везут нестандартное молоко — с повышенной кислотностью и механической загрязненностью. — Нет, молоко у вас отличное, я бы его к первой категории отнесла.
— Но ведь оно не всегда такое.
— Если хотите, чтобы было всегда, пусть ка ваши лаборантки почаще выезжают на фермы, пусть проверяют, каков уход за коровами, цедят ли молоко, в чистую ли посуду его сливают. Полезно поинтересоваться и чем кормят буренушек, от этого зависит запах сыра. У нас в Тихорецке, например, за каждой лаборанткой закреплен определенный совхоз.
Ходаков слушал гостью с некоторым недоверием.
— Сейчас рассольные ванны замучили нас, будь они неладны,— откровенно признался он,— износились. Только подмажем трещинки цементом, через неделю-другую снова соль разъедает стенки. Остался один выход: заменить ванны. Но для этого потребуется немало времени, боимся, что план не осилим. Вот и думаем-гадаем: как быть?
Его слова насторожили Мовчан, и она попросила показать подвал, где созревает сыр. Как только мы вошли, Мария Степановна поежилась: сырость какая! Да как же тут сыр будет зреть, он же влаги не любит!
Зинаида Дмитриевна Васильева, старший мастер-сыродел, и рабочая Мария Степановна Мазнева объяснили, в чем дело. Оказывается, рассольные трубы не изолированы. Во время перекачки жидкости они покрываются густым инеем, и потом с них каплет.
— Откуда же здесь быть хорошему сыру? — говорили женщины.— Начальство не заботится.
— А куда же смотрели вы? — с горечью спросила Мария Степановна, сняла со стеллажа головку сыра и показала зеленые пятнышки на корке.— Видите, что сыр заболел? Так нечего, дорогие мои, кивать на «дядю». Разве можно ждать, когда весь продукт заразится? Вымойте стеллажи горячей водой, обработайте их кислой сывороткой, за головками прибавьте ухода. Не сидеть же сложа руки!
Работницы слушали ее внимательно и виновато. А я стоял и думал: почему Мария Степановна Мовчан готова бросить все неотложные дела у себя на комбинате, оторваться от семьи и пуститься в путь за сотни километров, чтобы помочь другим? Почему и здесь, на «чужом» заводе, она
взволнована непорядком? А местные мастера равнодушны. Ржавеет на дворе под открытым небом новое ценное оборудование — ну и пусть ржавеет. Сыр заразился вредной осповидной плесенью — не беда, государство спишет. Неужели некому здесь отремонтировать насос или кран, пройтись
по территории с метлой? Вроде работники все на месте — и рабочие, и технологи, и механики. Что же, здесь собрались одни нерадивые? Наверное, нет. Нашлись люди, которые искренне были, рады приезду Марии Степановны. Микробиолог Шура Сахарова подошла к Мовчан и сказала:
— Правильно вы нас критикуете. Посмотрите, где работаем, там и переодеваемся.  Требуем оборудовать раздевалку, душ. Где там! А ведь качество и от этого зависит.
Да, здесь есть добросовестные люди, а нерадивые... Нерадивыми, как известно, не рождаются. Запомнился мне разговор Марии Степановны с молодой заведующей лабораторией Верой Павловной Звягинцевой.
— Разве так можно,— говорила Мовчан,— ты всего год назад окончила техникум, проходила практику на больших культурных заводах, а тут на беспорядки сквозь пальцы смотришь. Окно не протерто, занавески нет. Лаборатория всему заводу должна тон задавать, чистоту требовать, а у вас...
А ведь говорят, когда приехала, совсем иной была, в штыки встречала непорядки. Почему же сникла?
Вера промолчала в ответ. Да и вряд ли тут требовались объяснения. Ведь если каждый день идти на работу через заваленный мусором заводской двор, мимо разбросанной как попало бочковой клепки, ржавеющих деталей машин, видеть грязь на приемной площадке молока, видеть, как равнодушно шагают с тобой все — и директор, и механик, и парторг, то постепенно и сам начнешь привыкать к беспорядкам, и на твоей душе, как на том сыре, появятся пятна плесени равнодушия.
Невозмутимости руководителей предприятия просто поражаешься. Десятки раз напоминала Ходакову старшая по сырподвалу:
— Ищите замену заранее. Скоро мне уходить в декрет.
Но он так и не позаботился о замене. И только после того, как в течение пяти дней до сыра никто не дотрагивался (а это ЧП!), он спохватился и назначил молодого специалиста, девушку, совсем недавно окончившую техникум. Но было уже поздно. Сыр успел потерять качество.
И такое может повториться не раз и не два, пока не изменится, не оздоровится климат в самом коллективе.
Когда мы уже во всем разобрались и пора было уезжать, Мария Степановна вдруг объявила, что я, мол, могу ехать, а ей надо задержаться. Что такое? Недавно сама признавалась, как трудно ей было вырваться: дома всяких дел по горло, а главное, у себя на комбинате госкомиссия находится,
экзаменует продукцию на Знак качества, и она очень переживает, все ли там благополучно. А сейчас, как ни странно, сама просит отложить отъезд. В чем дело? Оказывается, Мовчан решила помочь дмитриевцам не только критикой, но и делом. После того, как услышала от Ходакова про беду с
ваннами, сразу подумала: не лучше ли перевести производство на «Российский» сыр?
Ведь его предусмотрено солить в «зерне», рассола не нужно. И вообще он требует меньших затрат и усилий, а по вкусовым качествам превосходит многие другие сыры.
Мария Степановна посоветовалась с местным мастером — сыроделом Иваном Лаврентьевичем Васильевым. Тому идея пришлась по душе. И, заручившись согласием администрации, они на другой день начали вместе варить «Российский» сыр.
— Что же вы раньше не переходили на «Российский»? — удивилась она.
— Давно собирались, но дальше разговоров дело не шло, боялись брака... Но теперь, можно считать, начало есть.
— И неплохое,— подбодрила в ответ Мовчан, пробуя на вкус «зерно», чем-то напоминавшее на вид кукурузные хлопья.
В общем, уезжали мы с хорошим настроением. На прощание на цеховом собрании Мария Степановна сказала:
— Товарищи, я уезжаю, но не прощальные слова сейчас хочется говорить. Болит у меня душа за ваше производство. Верится, что сумеете освоить «Российский» сыр.
Хочу только предостеречь: за «Российским» нужен уход особый, и поэтому вас прошу: получше следите за своим рабочим местом, аппараты не для показухи протирайте, а споласкивайте их водой, чтоб молоко не портилось, тогда и на поставщиков меньше будете жаловаться. Если ж видите: ремонт
рассольной ванне нужен,— бейте тревогу, просите, требуйте, а не сидите сложа руки в ожидании...
Не медовую речь говорила, а правду. Но никто не обиделся на нее. В ответ слышала слова благодарности и приглашения снова приехать на завод.
А в дороге, когда автобус был уже далеко за городом, она посмотрела на часы и вроде бы невзначай обронила:
— Варка-то закончилась, как там...