Письмо первое
Дорогая редакция! Я, рабочий, слесарь локомотивного депо ст. Помошная, Кировоградской области, решил рассказать вам об одном событии, которое взволновало всех жителей нашего дома. А произошло вот что.
Рядом с нами получили квартиру молодожены Саша и Мария Цыганковы. Жили они дружно, обзаводились хозяйством, и мы, соседи, радовались, глядя
на то, как становится на ноги молодая семья. Видели: скоро ожидается прибавление семейства,— опять радовались, потому как разве может быть семья без детей? Правда, немного тревожило, что муж скоро пойдет в армию служить, останется молодая мать с ребенком одна. Но, как говорится, свет не без добрых людей.
И вот, когда Саша был уже в армии, у Марии родился сын. Командование отпустило Сашу в отпуск — посмотреть на сыночка. Приехал солдат и от радости ног под собой не чуял, светился весь. Короткий отпуск прошел в хлопотах, надо было обеспечить семью топливом, позаботиться о месте для сына в детских яслях. А когда уехал обратно в часть, почтальон стал приносить жене треугольнички — солдатские письма. И в каждом — беспокойство о ней, о сынишке Олежке.
Поначалу все было хорошо: Мария пошла на работу, сынок— в ясли. Если вечером Марии надо было куда-нибудь уйти, она оставляла ребенка соседям.
Никто никогда не отказывался присмотреть за мальцом. Но однажды мы получили тревожное письмо от Саши. Он спрашивал у нас, соседей, почему жена не отвечает на его письма, беспокоился, не случилось ли чего худого.
А что утешительного могли мы сказать солдату, когда и сами стали замечать, что его жена нехорошо повела себя? Бывало, оставит ребенка у кого-либо из соседей, а сама то в кино, то на танцы. А то запрет малыша одного в квартире, он кричит, а мы через закрытую дверь его успокаиваем. Или отнесет
ребенка в ясли и не приходит за ним. Всякое было. И ладно, если бы занята была делом, а то ведь сплошные гулянки. Потом заболел ребенок, положили его в больницу вместе с матерью, так она и из больницы сумела убежать на свидание. Все это нас тревожило. А потом видим: начала Мария распродавать вещи. Как же так, думаем, наживали они с мужем сообща, а она все отдает за бесценок?! И тут пошел слух, что Мария решила уезжать. Вот тогда несколько жильцов собрались и пошли в горсовет и в военкомат.
По вызову военкомата явился домой Саша. Для Марии приезд мужа был неожиданным. Саша да и мы все стали уговаривать ее остаться, подождать, когда кончится у него срок военной службы. Но она ни в какую: уеду — и все тут. Куда? С кем? На это был один ответ: «Не ваше дело!» Саша взглянул на подросшего сынишку и сказал, что Олежку он ей не отдаст. И тут она заявила: «А мне он и ненужен, бери его и воспитывай?» И на писала расписку, что от ребенка отказывается.
Сашу мы провожали в армию вместе с сыном (Саше еще оставалось служить год). К поезду пришли многие жильцы нашего дома, врач и воспитательницы яслей.
Не скрою, многие женщины плакали, а мы, мужчины, хотя и подбадривали
солдата, а у самих на душе было тяжело. Представьте, мать тоже появилась на платформе, но ее так стали стыдить и ругать, что она быстро ушла. С тех пор мы ничего о ней не знаем.
Дорогая
редакция, может быть, вы напечатаете мое письмо, и прочитают его те,
кто сейчас работает или живет вместе с Марией Цыганковой. Пусть они
знают, что у этой женщины нет сердца.
Н. ПИУН
Письмо второе
Дорогая редакция! Охотно отвечаю на ваше письмо. Я и сам собирался написать в журнал об этой потрясшей меня истории. И теперь рад случаю высказаться.
К нам в часть писали о том, что жена нашего военнослужащего Александра Цыганкова, Мария Цыганкова, плохо себя ведет: проводив мужа в армию, стала встречаться с другими мужчинами, а своего малого ребенка совсем забросила. Эти вести не могли не встревожить нас.
Александру мы предоставили краткосрочный отпуск, и он уехал домой. А спустя десять дней получаем телеграмму, в которой говорится, что солдат Цыганков возвращается на службу вместе со своим годовалым сыном.
Представляете нашу растерянность: солдат живет в казарме, а что делать с ребенком? Кто будет за ним ухаживать?
Солдаты способны на большие дела, они не чураются никакой работы, но ухаживать за ребенком — это для них, прямо скажем, непривычное дело.
Но Саша с сыном ехал, надо было его встретить. Вместе с несколькими военнослужащими едем на вокзал. И когда Саша с ребенком вышел из вагона, его сынишку подхватили сильные руки и заботливо понесли к машине.
Олежку поместим! в женское общежитие (у нас есть женщины-вольнонаемные). Не буду рассказывать, как они приняли малыша, как заботливо мыли,
кормили, укладывали спать. Это надо было видеть. Но ведь так долго продолжаться не могло, и мы устроили Олежку в школу-интернат, где имелась группа ясельного возраста.
Одновременно мы поставили вопрос перед командованием о досрочном увольнении из армии Александра Цыганкова. Наша просьба была удовлетворена. Стали собирать отца и сына в дорогу. Командование выдало Саше безвозвратную ссуду, а Сашины друзья накупили Олежке много сладостей, игрушек. Проводить Сашу до места жительства поехал солдат из части.Сашу любили в части, он увез много поощрений и благодарностей от командования. Обидно, очень обидно, что у такого хорошего парня нескладно сложилась личная жизнь. Бывшая его
жена Мария Цыганкова оскорбила дорогое для каждого из нас слово
«мама». Пусть такие, как Мария Цыганкова,— редкое явление в нашем
обществе,но мы не можем, не имеем права проходить мимо подобных фактов, даже если они исключение.
Майор М. ГОРЕВОЙ
В гостях у Олежки
Письма позвали в дорогу, и вот я в городе Помошная, в небольшой чистенькой квартирке на улице Победы, в доме № 110. Здесь живет Саша Цыганков со своим сынишкой. Олежки дома нет, он в яслях. Но я вижу, это его дом: на спинке стула его штанишки и рубашонка, на диване видавшая виды машина, под детской кроватной один стоптанный, с ободранным носком башмачок, а другой, наверное, где-нибудь на кухне или в ящике с игрушками.
Саша показывает мне фотографии сына: Олежка в кроватке, Олежка на прогулке, Олежка ест кашу... Отец недавно купил фотоаппарат и теперь совершенствует свое мастерство на сыне.
На кого похож этот малыш с хитрющими глазами? На мать? Саша отрицает, а я не спорю, хотя, сравнивая карточки матери и сына, нахожу у них общие черты. А вот отец не хочет видеть сходства с той, что так больно ранила их обоих. Не будем осуждать его за это.
У меня в руках записка. Читаю: «Я, Цыганкова Мария Григорьевна, отдаю сына Цыганкова Олега мужу. К мужу никаких претензий за ребенка не имею». И подпись: «М. Цыганкова».
Вот, оказывается, как все просто для той женщины, которая дала жизнь Олежке: маленький помятый клочок бумаги — и с плеч долой материнские обязанности!«Претензий не имею...» Какие сухие, казенные слова-то придумала!
Кладу на стол эту позорную записку, и мне хочется вымыть руки, будто я прикоснулась к чему-то грязному.
Соседи рассказывали, что, когда происходило «отречение» матери, Олежка плакал. Нет, он, конечно, не понимал и не мог понять происходившего, ведь ему тогда едва минул год. Малышу просто нездоровилось, и ему, наверное, так нужны были в то время материнские руки!
Но мать ушла, так и не утешив своего больного сынишку. Малыш успокоился на руках у отца.
Саше никогда не забыть тот день и особенно ту ночь, когда они остались с Олежкой одни. Короткие летние ночи могут быть иногда очень длинными, когда лежишь в темноте с открытыми глазами, а рядом посапывает простуженным носом маленькое, беспомощное существо твой сын. Разные мысли лезли в голову.
День за днем промелькнула вся Сашина жизнь.
...Двухлетнего мальчонку, изъеденного чесоткой, нашли возле детского приемника в Кировограде. Накануне кто-то видел малыша на руках у женщины, но была ли она его матерью, точно не знали. Да и где тогда было искать ту женщину! Шла война, и многие люди, лишенные крова, метались по белу свету. Без родителей остался не один Саша.
Так началась «самостоятельная» жизнь то ли подброшенного, то ли кем-то потерянного Саши Цыганкова. А потом детский дом, один, другой, третий... В общем-то мальчишка жил неплохо: был сыт, одет, имел крышу над головой и учился. Нельзя сказать, чтобы прилежно, но школу окончил. Порой завидовал мальчикам «из семьи». Хотелось, чтобы и у него было все, как у них: мать, отец, братья, сестры. Но что поделаешь, если нигде никого, ни одной родной души! И когда «вывели» из детского дома вместе с другими детдомовскими мальчиками и девочками, пошел в строительное училище, хотя больше всего на свете любил возиться с радиоприемниками, бывало, часами просиживал над схемами.
Но профессия строителя — тоже хорошее дело. В семнадцать лет Саша был взрослее своих сверстников. Жил на то, что сам зарабатывал, и уже знал, почем фунт лиха.
Рано или поздно к юношам приходит первая любовь. Не обошла стороной она и Сашу. Рослый, с фигурой спортсмена парень почувствовал в себе такую силищу, которая способна была защитить любимую от всех житейских трудностей. Он работал вечерами, без выходных.
Стоило ли обращать внимание на такой пустяк, как усталость, когда был наконец свой дом, о котором так давно мечтал, а в нем — Мария...
Поэты сравнивают любовь с хорошей песней. Но ведь и в песне иногда звучат фальшивые ноты. А Саша не почувствовал, не уловил фальши, которую внесла Мария с самого начала в их любовь...
Вот о чем думалось, из-за чего не спалось Саше в ту памятную ночь. А на другой день, собрав одежонку сына, солдат вместе с ним поехал в часть.
...Вот и теперь память растревожила обросшие обидами чувства. Саша закурил, сделал глубокую затяжку и неожиданно сказал:
— У меня, как говорится, хоть и маленькая, но семья. И мой Олежка всегда будет жить только дома...
Мы вместе пошли в ясли. Олежка издали заметил отца и с криком: «Мой папа!» — бросился к нему навстречу. Глядя на Цыганковых, я подумала: им уже теперь не до меня. У них начался свой, «мужской» разговор: про собаку, которая укусит, если потянуть ее за хвост, и про рыбку, что плавает в бочке с водой...
Вот так, возле отцовского плеча, опираясь на крепкую, надежную папину руку будет расти и взрослеть Олежка.
Возможно, в доме появится женщина, которую Саша назовет женой, а Олежка — мамой. Все может быть. Ведь недаром говорится, что не та мать, которая родила...
Мать... Сколько о ней написано хороших слов, сколько сложено стихов и песен! Ради того, чтобы услышать смех своего ребенка, чтобы почувствовать теплоту его дыхания, прижать его к своей груди и защитить от всех невзгод, мать готова пожертвовать своей жизнью.
И я подумала о Марии Цыганковой.
Как она сама обескровила, лишила счастья и смысла свою жизнь!
Л. БУРМИСТРОВА
Работница № 09 сентябрь 1965 г.