Архиварий-Ус

Они плещутся, словно шепчутся, словно спрашивают: «Помнишь?.. Помнишь?.. Помнишь?..» Они всегда выносят на берег что-нибудь интересное — то ракушку, то крылышко жука, а однажды вдруг выкатили вместе с пеной ржавую гильзу... Олег стоит на берегу, пробует босой ногой воду. Сзади раздвигаются кусты лозняка, и появляется Таточка.
— Боишься? — с участием спрашивает она и трогает пальчиком воду.— У-у, холоднющая!..
— Подумаешь! — усмехается Олег и бросается в воду.
— Ты что, простудиться хочешь? — кричит, подражая маминой интонации, Таточка.
Олег ныряет, переворачивается на спину, плывет. Таточка с волнением следит за братом.
— Скажу маме! — выпаливает она и скрывается в тальнике.
— Ябеда! Скажи, попробуй! Тогда в лес со мной не пойдешь!
Олег выскакивает на берег — ды-ды-ды! — и носится кругами по песку, чтобы согреться, потом бежит тропинкой к голубому домику. Навстречу мама. Она набрасывает на мальчика мохнатое полотенце.
Со стороны стрельбища слышится тяжелое громыханье. Оно медленно раскатывается над водой и затихает.
— Мама, это гром? — спрашивает Татка.
— Нет. Это солдаты учатся стрелять.
— А кто это солдаты? Почему они учатся стрелять?
— Солдаты сильные и смелые. Если на нас нападут враги, солдаты будут нас защищать. Вот поэтому они и учатся стрелять.
Мама растирает Олегу спину, Татка теребит ее за подол.
— Мама, а где враги? А они страшные?
— Враги, Таточка, живут далеко-далеко отсюда, в другой стране. Они не нападут на нас, если наши солдаты всегда будут сильные.
— Они побоятся, да? Мама, а наши солдаты хорошие?
...Таточка не любит, когда к ним приходит соседка Поля. У Поли на левой руке совсем нет пальцев, а на правой только два — большой и указательный.
Вот и сейчас соседка Поля стоит во дворе и держит своими двумя пальцами мясорубку. Она разговаривает с Антониной Ивановной, хозяйкой голубого домика, в котором поселились на лето Татка, мама и Олег.
Антонина Ивановна снимает с веревки простыни, мама колет лучину для самовара. Таточка затаилась за высокими георгинами, не сводит глаз с Поли.
Мама зовет ужинать. Через двор бежит Олег, за ним веселый щенок Тайфун. Таточка выжидает: пойдет ли пить с ними чай соседка Поля? А небо над озером розовое, с золотистыми облаками. И озеро розовое, тихое-тихое... В лозняках уже сумерки. Сумерки — это когда ни день, ни ночь.
Сумерки серые, скучные. Когда в доме зажигают свет, они неслышно выскальзывают из окна в сад, делаются синими, как вода в озере.
— Ну, я пошла! — говорит наконец Поля.— Мне еще картошку чистить...
— Таточка, домой!
Таточка задумчиво смотрит вслед Поле. Интересно, как Поля чистит картошку?
...Свет погас. Олег заснул. Таточка лежит на раскладушке и смотрит в окно.
Стоят под окном ярко-синие сумерки и смотрят, что делается в доме. На кухне мама моет посуду и тихо разговаривает с Антониной Ивановной.
Говорят про соседку Полю. Таточка прислушивается. Дремота охватывает ее.  Уже спят руки, хотят спать ноги... Голоса журчат тихо-тихо, ровно, неторопливо:
Глаза Таточки слипаются. И словно во сне видит она маленькую девочку Полю. Старый, бородатый Сычов хватает ее одной рукой, а в другой у него топор.
— А-а-а!..— кричит Поля.
— А-а-а!..— кричит Таточка.
Мама вбегает в спальню.
— Что с тобой, Таточка?
— Мама, где Сычов?
— Какой Сычов? Ах, вот оно что...
В комнату на цыпочках входит Антонина Ивановна, переглядывается с мамой. Обе качают головами.
— Ты спи, спи...— шепчет Антонина Ивановна.— Нет больше Сычова. Пришли наши солдаты и прогнали его.
...Тихо в доме. Луна уже поднялась высоко, стала маленькой и желтой. Далеко за лесом слышатся раскаты: это солдаты учатся стрелять. В воде шевелятся звезды. А волны не спят. Даже ночью они набегают на берег, плещутся:
«Помнишь?.. Помнишь?..»
...Если зажмурить глаза и так идти по тропинке, видно, как по чему-то оранжевому пробегают черные полосы. Это сосны.
— Татка! А я вижу с закрытыми глазами! Хочешь, буду считать сосны? Одна... две... три...
— И не сосна! И не сосна! — хохочет Таточка.— Береза!
— И не береза вовсе, а дуб! Дети подходят к дубу. Долго молчат, разглядывая его.
— Это мертвый дуб,— говорит Олег,— он погиб во время войны. Видишь, кора вся обгорела, ветки голые. Вот и следы от пуль.
— Смотри,— вдруг переходит на шепот Таточка,— смотри, Олег, он совсем не мертвый!
Дети, задрав головы, глядят вверх, на вершину дуба.
И вдруг мелко-мелко зашелестели, затрепетали листья на единственно живой ветке дуба. Таточка тоже хочет попробовать видеть закрытыми глазами. Она жмурится и начинает считать:
— Раз... два... Ой!..
Она падает. Корзинка отлетает в сторону. По мху рассыпаются мятые земляничные ягоды.
— Только  Олег, зареви! — предупреждает— Ягодки...— Подбородок у Таточки дрожит.
Олегу и жалко сестру и хочется удрать от нее к стрельбищу.
— Ты вот что... Собирай свои ягодки.
И не уходи никуда. Ясно? Я сейчас приду. Только срежу удилище.
— Ладно,— покорно соглашается Таточка.
Тишина. Шумит лес. Ветви сосен раскачиваются, словно полощут небо.
А внизу, под ногами, бегают муравьи.
Таточка боится их и отходит в сторонку от муравейника. Прислоняется к сосне, трогает подсохшие капли смолы.
Очень хочется пить. Если пойти обратно, дойти до старого дуба-инвалида, можно напиться из ручья. А потом вернуться сюда и ждать Олега. Нет, лучше
не ждать Олега, а пойти домой. Мама, наверное, уже приехала и привезла вкусные, свежие батоны.
...Идет девочка по лесу, спешит домой.  Болят ноги, устала. От комаров на лбу волдыри чешутся. И на ногах волдыри...
Все вперед, все вперед идет Таточка — мимо ручья, мимо картофельного поля.  А где же озеро? И домик за картофельным полем не голубой, а серый! И возле калитки лежит чужая собака, белая, огромная. Вот сейчас как вскочит, как зарычит! Таточка пятится, не сводя с собаки глаз...
Заблудилась, конечно, заблудилась! Надо бежать обратно к старому дубу! Там ее ждет Олег!
Бежит Таточка по лесу и громко всхлипывает. Бежит, бежит, а старого дуба все нет и нет.
Села Таточка на пень, устала, задумалась. А в кустах бродят сумерки. Значит, уже ни день, ни ночь. Мама, наверное, скоро зажжет в доме свет...
Что-то громко хрустнуло невдалеке.
Еще... Еще... Может, Олег?
— Оле-е-ег! — кричит Таточка. Никто не отозвался. Но хруст прекратился. Тихо. И вдруг опять: хруст-хруст-хруст...
Это идет по лесу бородатый Сычов. В руках у него топор. Вот сейчас он покажется из кустов.
— Мама! — в ужасе кричит девочка и бросается бежать.— Ма-а-ама!..
Таточка остановилась. Хруста не слышно больше. И вдруг издалека послышалось раскатистое громыханье. Это же на стрельбище солдаты учатся стрелять!
Вот почему испугался и спрятался Сычов! Надо идти туда, к стрельбищу, найти солдат! Они хорошие, смелые.
...Топ-топ! Топ-топ! Идут лесом солдаты, поднятые по тревоге: пропала девочка из соседнего дачного поселка.
Маленькая девочка Татка, четырех лет, в красном платьице, с капроновыми лентами в косах. Плывет над лесом луна — желтая, блестящая. Идут солдаты, кричат: «Та-ааточка!.. Та-а-аточка!..» Темно в лесу.
Тихо спит, свернувшись калачиком, под сосной маленькая девочка в красном платье. Косы растрепаны, один бант потерялся, другой развязался и лежит рядом, смутно белея на сыром мху. Раздвинул солдат кусты, шагнул к сосне и улыбнулся.
— Нашел!—крикнул он и нагнулся.
Девочка открыла глаза и снова их со страхом зажмурила. Потом снова открыла.
— Ты не Сычов?
— Нет, я солдат!
Солдат взял девочку на руки. Таточка улыбнулась, прижалась щекой к шершавой гимнастерке и снова уснула. Идет под луной вдоль озера солдат и
несет спящую девочку. Хруст-хруст... Хруст-хруст... Мерно звучат в тишине шаги. Плывет над соснами луна. И в озере плывет луна. А волны набегают