Живут на свете люди, которым завидуешь всем сердцем. Это они зажгли огонь социалистической революции в дни Великого Октября. Не щадя своих сил, своей жизни, пронесли они ее знамя через самые трудные годины. Среди этих героев были и женщины. Простые русские женщины, ставшие коммунистками, о вас пойдет здесь рассказ...
«КРАСНАЯ СВАХА»
Изба была маленькая, приземистая. Подслеповатые окошки едва ловили дневной свет. Мать вставала до зари, и Дуня сквозь сон слышала ее осторожные шаги. Утром на добела выскобленном столе дымилась картошка, лежал вкусно пахнувший
каравай хлеба. Когда это мать все успевает? Дуня соскакивала с печки, тормошила посапывающих братьев.
Но однажды утром еды на столе не оказалось. Мать лежала бледная на скамейке. Отец заботливо укрывал ее тулупом. Больше мать не встала...
Осталось шестеро сирот. Дуня, старшая, за хозяйку.
Стирка, готовка, уборка... Сначала ей казались короткими дни, потом годы. Когда оно кончилось, детство? Да и было ли оно? Худая вихрастая девчонка прислуживает местному кулаку: Дуня работает у него в няньках, потом в прислугах. А потом... Дуня никогда не забудет этот день.
Яшка Шатохин, Яшка, с которым она так любила перекинуться у калитки парой слов и подшучивала над его дырявыми сапогами, вдруг заявил, как отрезал:
— Замуж пойдешь за меня?
Теперь батрачили вдвоем. Батрачили до того страшного дня, когда Авдотья, растирая кулаком слезы, простоволосая, бежала за Яковом по улице и кричала истошным голосом. Это пришла война...
Муж вернулся не скоро. Авдотье казалось, что века минули с того прощального дня. Октябрьская революция перевернула ее жизнь, распрямила плечи. Революция... Всем существом своим почувствовала Авдотья: для таких, как она, освещена теперь солнцем жизнь.
В избе Шатохиных стало тесно. Табачный дым — хоть рукой сгребай. Соберутся человек двадцать односельчан, спорят до петухов. Как ее, жизнь-то новую, устраивать?
Яков возглавил в селе коммуну. Земли для коммуны отвели в двадцати пяти верстах от Красной Поляны, на бывших кулацких землях. Весной потянулись в коммуну крестьяне. Не все, были и сомневающиеся... Авдотьина красная косынка то и дело мелькала теперь между селом и коммуной. Убеждала, как умела.
— Эх, вы,— скажет,— вас на жизнь хорошую зовут, землю нам дали какую! В чем сомневаетесь? Власть-то теперь наша!
Морозной январской ночью нагрянула беда, В Марьевке и Хворыстяни кулаки подняли восстание. Яков собрал коммуну. Перед рассветом все мужчины ушли в отряды Чапаева. Двадцать два коммунара не вернулись. Не вернулся и Яков... С того дня побелели у Авдотьи волосы.
Шли годы... Краснополянская коммуна имени ГПУ стала богатой, зажиточной. Потянулись сюда делегации из поволжских сел, из Мордовии и Чувашии, из холодной Сибири и знойной Туркмении. Гостей встречала Авдотья Григорьевна Шатохина. И когда ее спрашивали, как это она, простая, неграмотная женщина, научилась разъяснять людям правду о новой жизни, то отвечала:
— Правду эту всей своей жизнью выстрадала, всем сердцем приняла.
Из села в село ходила Авдотья, крестьяне провожали глазами женщину в ярко-красном сарафане и двух ее спутников, крепко сбитых парней в тяжелых солдатских сапогах и кожаных тужурках. В селе Васильевке председатель сельсовета долго вертел в руках их документы.
А когда Авдотья разъяснила, что пришли они «сватать» крестьян в колхоз, председатель с сомнением покачал головой:
— Трудно будет. У нас рядом
железнодорожная станция. Люди привыкли барышничать у поездов. Колхоз им, как черту ладан, нужен.
Поднял глаза на Авдотью. Стоит она перед ним, руки жилистые в кулаках напряглись, морщины резче к глазам набежали. Понял: такая не отступится.
Вечером в помещении сельсовета яблоку упасть негде было. На «красных сватов» смотрели одни настороженно, другие враждебно. Кто-то громко крикнул:
— Перебить им ноги, чтоб не шлялись всякие тут!
Рвануло Авдотью со стула.
— У нас в коммуне тоже поначалу не верили в коллективный труд. Дело новое, неизвестное. Мне это понятно. Расскажу вам, кем была я, кем стала...
Зал напряженно притих. Неужели не поняли, неужели до сердца людей не смогла донести правду?
— А что? — Молодой парень медленно поднялся с места.— Не врет старая коммунарка. Поверим — хуже не будет. А?
— Послухаем, что еще скажет,— ответил за всех седобородый дед.
Глубокой ночью подняли с постели председателя сельсовета. Крестьяне пришли записываться в колхоз. И только группка сомневающихся продолжала осаждать у входа в сельсовет женщину в ярко-красном сарафане.
ПАНКА БОЛЬШЕВИЧКА
Большевичка. Гордое имя. Много лет носит его та, которую когда-то называли Панкой, а теперь Павлиной Артемовной Зубковой. Это слово накрепко пристало к Панке, когда она еще не совсем понимала его глубокий смысл.
Казачий поселок Январцев в Приуралье. Панке исполнилось двадцать, когда на домах взметнулись красные флаги. Панка в толпе демонстрантов. «Вихри враждебные веют над нами»,— выводит ее звонкий голос. От дома богачей Стольниковых скачет на демонстрантов атаман. Врезается в гущу толпы, где виднеется красное полотнище. Люди шарахаются в сторону. Но чья-то рука хватает жеребца под уздцы.
— С бабами воюешь? — выдохнули побелевшие губы.
Это была Панка. Большевичкой прозвали ее с того дня.
Империалистическая война, забравшая почти всех мужчин, безжалостно перемалывала их где-то далеко от родной станицы. Погиб на фронте и муж Павлины, осталась она одна с малышом на руках. Плохо было бы ей, если бы не поддержал сосед Игнат Быков, солдат, возвратившийся домой. Он-то и рассказал Павлине о Ленине, о том, кто такие большевики.
— Счастье, оно не в воздухе вьется, завоевать его надо,— часто повторял он.
Игнат дал Павлине на хранение большевистскую литературу. А она решила познакомить с ней молодежь. По станице поползли слухи об удивительных книжках.
Явился как-то атаман:
— Не отдашь крамольные книжки — выпорю.
— Нет у меня ничего,— отрезала Панка.
Когда пришла пора выбирать свою, Советскую власть, Панка ходила по домам, звала на сход.
Бабы пожимали плечами. Виданное ли дело — бабам голосовать? Но пришли.
— Что это за бабское сборище? Бабам на сходе не место!— орал атаман.
У Панки захватило дух, когда председатель медленно считал голосовавших за новую власть. Увидев лес рук, она поняла, что битва выиграна.
Пришел беспокойный 1919 год. В Приуралье бесчинствовали банды. В Январцеве начались дикие расправы. Панке удалось бежать. Контрреволюционеры сновали по хатам, искали Панку большевичку. Вернулась она домой с одним из отрядов Красной Армии. Ее приняли в партию.
Единогласно избрали ее в совдеп, а затем секретарем первой легальной партячейки. Враги в анонимных записках грозились убить Панку.
Участились налеты на станицу. Бандиты разыскивали коммунистов и комсомольцев. Как-то ворвались в дом к Павлине. «Конец»,— решила она. Но женщине все же удалось скрыться. Она пробиралась дворами и у одного из домов увидела разорванный, затоптанный в пыль красный флаг. Подняла, сколола булавками и прикрепила к фасаду дома. Косо скрепленное полотнище затрепетало, забилось на ветру, словно крыло подстреленной птицы.
К вечеру бандиты покинули станицу. Павлина пригласила в здание Совета казаков.
— Станичники,—обратилась она к ним.— Бандиты разграбили собранный для Красной Армии хлеб. Многие из вас принимали в этом участие. Сейчас не до наказаний. Весь хлеб, до единого зернышка, должен быть собран. Слышите? До единого!
Утром собранный хлеб был отправлен в город. В дом, над фасадом которого днем и ночью развевался
красный флаг, снова шли люди. Шли за советом, за помощью к Павлине Зубковой.
...Вот они, короткие страницы биографии простых советских женщин, нашедших себя в величайшей битве за становление Советской власти.
И. БОТОВ, А. НОВИКОВ, Т. АГАФОНОВА
Крестьянка № 11 ноябрь 1961 г.