Заснеженные вершины плотным кольцом обступили широкую равнину. С запада на восток ее пересекает лента дороги, от которой ветвями расходятся в
обе стороны узкие, выбитые тысячами копыт тропы. Шагай по любой из них — и через пять, семь или десять километров обязательно доберешься до стойбища...
Таково Кара-Су — одно из лучших высокогорных пастбищ Ак-Талинского района, угодья фермы колхоза имени Жданова. Фермой этой руководит Бакый Мусуралиева.
... Впервые я встретился с Бакый весной, когда она только что вернулась из Фрунзе, с сессии Верховного Совета Киргизской ССР.
Бакый уже успела переодеться и сидела в простеньком штапельном платье, накинув на плечи пуховый платок. На вид ей лет тридцать пять, не больше,
хотя в действительности уже перевалило за сорок. Прихлебывая чай, слушал я рассказ Мусуралиевой о ее жизни. Работала она сначала в колхозе рядовым полеводом, была некоторое время
дояркой. А уже после войны закончила курсы в Нарыне, стала бухгалтером. Казалось, что может быть лучше: всегда в тепле, в почете. Но коммунистка Мусуралиева не могла отсиживаться в бухгалтерии, когда на самом трудном участке — в животноводстве — дела шли из рук вон плохо.
Она пришла к парторгу и сказала:
— Надо коммунистам идти на фермы.
— Знаю. Да кого пошлешь?
— Меня, например.
— Ты что?.. Понимаешь ли, что говоришь? Отару водить — это тебе не на счетах щелкать! Там и мужчина не всякий справится, а о тебе и говорить не
приходится. Но добилась-таки своего Бакый, стала чабаном. Закрепили за ней пятьсот ярок, выделили участок для пастьбы в Урочище Кара-Дюбе. Переехала она туда вместе с мужем и двумя маленькими детьми.
Зима в том году выпала лютая — с морозами, буранами, снегопадами. А на пастбище ни жилья, ни корма для скота. Вырыли супруги землянку. С большим трудом удалось привезти из долины сено и концентраты. Но все-таки, когда перекочевали весной на Сасык-Булак, десяти овечек не досчитались.
Многому научила ее первая зимовка. Поняла: нельзя работать по старинке. Нужно
заготавливать корма с осени, загодя подвозить их на пастбища, нужно строить кошару, улучшать породность стада...
Сами накосили тем летом на Кара-Дюбе тонн двадцать сена, сами подвезли его к избушке и заскирдовали, соорудили под соседней скалой просторный каменный загон. И после второй зимовки отара вышла к весне без падежа. Каждая сотня маток принесла по сто четырнадцать ягнят — больше, чем у других чабанов.
Шли годы. Бакый завоевала славу лучшего чабана района. В 1958 году ей было присвоено звание Героя Социалистического Труда. А вскоре на общем собрании сказали:
— На одной твоей отаре колхоз далеко не уедет. Надо, чтобы и у других отары не хуже были. Принимай ферму и наводи порядок.
Так Бакый стала хозяйкой заоблачного пастбища Кара-Су. Не всем это повышение пришлось по душе. Старый чабан Куламат Дулатов, выйдя после собрания из клуба, разглагольствовал:
— Что она понимает в руководящей работе? Ферма не отара, тут мужской ум нужен.
Болтал это Куламат, не замечая в темноте, что новая заведующая идет в двух шагах позади него. Идет, слушает, а у самой глаза от обиды полны слез. Долго бродила она в тот вечер по притихшему селу, размышляя. Нужно работать! Работать так, чтобы ни у кого не повернулся язык упрекнуть ее в невежестве или слабости, чтобы ферма стала образцовой.
...Осматривать хозяйство Бакый мы начали с Куйган-Отока — северной части долины. Она славится богатейшим травостоем, но летом безводна. Скот приходилось гонять за десять—пятнадцать километров к ближайшим родникам.
Теперь по предложению Мусуралиевой колхоз оборудовал здесь поильную площадку. Когда мы приехали в урочище, уже шли последние приготовления к сдаче площадки. Моторист запустил движок.
Через две минуты с глубины ста восьмидесяти метров хлынула в бетонный резервуар прозрачная струя.
— Сколько дает скважина в сутки?
— Пятьдесят тонн. На двадцать отар с избытком хватит,— ответил моторист.
— А сколько их сейчас на участке?
— Пять.
— Значит, установка будет использоваться не на полную мощность?
— Почему не на полную? — удивился моторист.— Бакый даже требует, чтобы добычу воды увеличили.
Мусуралиева подтвердила это.
— Во-первых, скота здесь с каждым годом будет прибавляться. А во-вторых, мы думаем дать воду находящимся по соседству бросовым землям. На них
можно получить центнеров по сорок травы с гектара.
Побывали мы и на стойбище Сатыбалды Опоева — самого молодого и, судя по последним показателям, передового чабана фермы. Его заведующая называет «кече бала», как принято у киргизских женщин именовать младших по возрасту родственников. Сатыбалды закончил три года назад десятилетку, но не поехал искать счастья в город, а остался по совету Бакый в колхозе помощником своего престарелого отца-чабана.
Участок их находился рядом с участком Мусуралиевой, и паренек частенько приезжал к ней поучиться.
— Учился, учился и через какой-нибудь год перенял все, что я сама знала,— не без гордости рассказывает моя спутница.
— Способный парень! Теперь он готовится поступить на заочное отделение сельскохозяйственного института: зоотехником хочет стать.
На участке Опоева работа кипела вовсю. Старик отец пас окотившихся маток с приплодом на ближнем пригорке, мать подкармливала из соски шустрых голенастых ягнят, а сам Сатыбалды — высокий, ладно сбитый юноша в белом халате — хлопотал в юрте, приспособленной под родильное отделение.
Он вышел нам навстречу. Разговорились.
— Типовые кошары нужны нам,— горячо говорил молодой чабан.— Ведь что получается? У других и уплотненный окот, и специальные столовые для молодняка, а мы работаем так, как наши деды.
— Так, да не так,— улыбаясь, перебила его Бакый.— У тебя ведь падежа нет, да и приплод высокий — по сто пятнадцать ягнят наверняка будет от сотни маток.
— Так этого же мало,— возразил чабан.— Будь у меня типовая кошара, я бы добился большего. Да и не только я, а все наши чабаны.
— Кошары, кошары... Прав ты, конечно, Опоев, да что поделаешь,— утешала его заведующая.— Сразу всего не сделаешь. Сейчас уже на Кызыл-Джылге строят три овчарни, в следующем году в других урочищах поставят пять, а потом и твой участок на очереди. Тогда уж ты развернешься.
И пошли разговоры о будущем...
Лучезарно оно, это будущее заоблачной долины. Через три-четыре года здесь будет пастись не восемь, как теперь, а пятнадцать тысяч тонкорунных
овец. Долиной золотого руна и дешевой баранины станет Кара-Су...
... Недавно мне пришлось еще раз встретиться с Бакый Мусуралиевой — на областной партийной конференции.
— Как прошло у вас это лето? — спросил я ее.
— Как будто неплохо,— ответила она.— В среднем по ферме от каждой сотни овцематок получено за весенний расплод по сто три ягненка. А у Сатыбалды — по сто шестнадцать. Не с пустыми руками встретили мы съезд — самых высоких показателей в области добились.
Слушая эту простую киргизскую женщину, я думал о том, что долина Кара-Су попала в руки хорошей хозяйке.
Н. БАРДАДЫМ
Крестьянка № 11 ноябрь 1961 г.