Была ночь. Вдвоем с шофером Жумабаем мы лежали у погасшего костра, рядом с обезножившим «газиком», и дружно проклинали июльские целинные дороги, на которых пустячный прокол может задержать на сутки того, кто не прихватил с собой запасного ската.
Другое дело — август! В августе, с началом уборки, нас давным-давно выручил бы водитель первого же подвернувшегося самосвала. Но сейчас дорога
была пустынна, и только писк сусликов нарушал ночную тишину. Да низко-низко, заслонив на секунду звезды, пролетел куда-то в сторону Тургая
самолет.
Наконец-то вдалеке показались не небесные, а определенно земные огни. Мы вскочили, замахали руками приближающемуся «газику». Он ослепил нас светом фар и пронесся мимо. Но прежде чем мы успели чертыхнуться, машина затормозила, и спрыгнувшая с нее девушка подбежала к нам. На ее раскрытой ладони сверкнула десятикопеечная монета. Жумабай тотчас схватил монету, поблагодарил за лучшее средство от проколов. Девушка засмеялась, осведомилась, не нуждаемся ли мы еще в ее помощи, и, выслушав слова благодарности, растаяла в полутьме. Легонькая, стремительная...
— Агроном, наверно,— предположил Жумабай.— Привычная к степным дорогам. Знает: положишь гривенник на прокол, накачаешь шину, влипнет
он, как приваренный. Хоть до Алма-Аты потом гони!
Тогда я не предполагал, что спустя сутки мы вновь повстречаемся с той девушкой на полях совхоза имени Ленинского комсомола и что опять примем ее за агронома. Уж очень часто сыпала она названиями сортов: «акмолинка», «лютесценс», «цезиум»,— чересчур уж придирчиво осматривала засоренные участки!
Поэтому я очень удивился, когда девушка представилась:
— Светлана Белан, заведующая лабораторией Совхозградского хлебоприемного пункта...
— Так что же вы делаете здесь, на совхозных полях?
Светлана засмеялась.
— Не вы первый удивляетесь. А чему? Ведь хлеб — наше общее дело.
Мы и совхоз как две руки. Потому и стараемся помочь хлеборобам...
Светлана Белан приехала в Совхозград из Моздока. На голой, раскисшей в осеннее ненастье площадке увидела покосившиеся дощатые навесы. Неподалеку серели палатки, в которых рабочим хлебоприемного пункта предстояло провести зиму, а чуть поодаль поблескивали стеклами окон несколько маленьких домиков, выстроенных для пока отсутствующих семейств руководящих работников. И это все. А ведь следующим летом Совхозграду предстояло принять почти десять миллионов пудов пшеницы из совхозов имени Ленинского комсомола и имени Фурманова.
Всерьез задуматься о своей работе Светлану заставил случай, происшедший в дальнем совхозе «Изобильный», о котором ей рассказали подруги.
Совхоз этот расположен на северо-востоке Целиноградской области. Почти весь год ветер там гудит, как в трубе, зимой обнажает землю, гонит по степи тучи сухих снежинок, летом засыпает поля мелкой, как мука, пылью. Несколько лет подряд название «Изобильный» воспринималось как злейшая ирония:
урожайность в совхозе не поднималась выше трех центнеров с гектара. Но вот пришел в совхоз новый директор — Яков Федорович Куприянов. Он изучил отчеты метеорологов за последние пятьдесят лет, разыскал в окрестных колхозах старых хлеборобов и по их совету решил изменить сроки сева. До того изобильненцы, пытаясь уйти от суховеев, отсевались раньше всех в области, к майским праздникам. А Куприянов, наоборот, решил перенести начало сева на середину мая.
Опыт удался. «Изобильный» впервые собрал по четырнадцать центнеров с гектара. Собрать-то собрал, но сберечь полностью не смог.
В конце страды, когда на токах скопились горы зерна, синоптики сообщили, что приближается буря. От «Изобильного» до ближайшего хлебоприемного пункта — сто десять километров. Автомашин в совхозе мало. Директор позвонил в область, рассказал об угрозе, но резервными автоколоннами областные организации не располагали, а для переброски машин из других хозяйств в расположенный на отшибе «Изобильный» уже не было времени.
Оставалось если не предотвратить, то хотя бы уменьшить опасность.
В «Изобильном» рядом с током недавно выстроили зернохранилище хлебоприемного пункта. Куприянов попросил у директора пункта Харченко разрешения временно засыпать в хранилища совхозную пшеницу. Конечно, без веса и без актов о приемке.
— Того не буде! — ответил Харченко.—Там пятьсот тонн принятой пшеницы лежит! Не можно, щоб було два хозяина...
Куприянов доказывал, что заведующие совхозным током и хранилищем — старые целинники, вполне доверяют друг другу что под угрозой тысячи тонн пшеницы. Харченко остался непреклонным: ведь совместное хранение заактированного и незаактированного зерна воспрещалось инструкцией.
Буран налетел ночью.
Опрокинул зернопогрузчики, сорвал брезенты, которыми была прикрыта на токах пшеница, разметал зерно по полям. Проклятия по адресу хлебоприемщиков можно было услышать и много месяцев спустя.
В первый же день по приезде в Казахстан Светлана познакомилась с веселенькой по мелодии, но до чего ж обидной по содержанию песенкой.
Тем более обидной, что водитель самосвала, в кабине которого девушка добиралась до Совхозграда, был осведомлен о профессии своей пассажирки
и явно ради нее беспрестанно напевал:
Ваше дело — хлеб растить,
Наше дело — хлеб губить,
Мы пункт хлебоприемный,
Пшеничкой удобренный.
Стояла поздняя осень, зерно тоненькой струйкой поступало с токов, взвешивалось, апробировалось, актировалось и почти тотчас грузилось в вагоны. Под навесами его старались держать как можно меньше,потому что
зерно было сырое, механизмов для его просушки недоставало, людей для перелопачивания тоже не хватало.
Светлана понимала, что, забивая вагоны сырым хлебом, они отправляют за тысячи километров тысячи тонн воды. Но такие мысли приходили и
уходили бесследно, потому что поделиться ими было не с кем. Ленивый, вечно нетрезвый директор хлебоприемного пункта мог только отругать девушку за «умствование», а ее подруг-лаборанток в те дни беспокоило совсем другое.
Жилось им холодновато, голодновато и, что самое неприятное, страшновато. Люди в Совхозграде собрались разные, чаще всего с приписками в направлении: «Принят со стороны». Это означало, что направляющая человека организация его не знает и ответственности за него нести не может.
В числе таких «принятых со стороны» попали в Совхозград и воры, и пьяницы, и хулиганы, от которых житья не было.
Подруги уезжали одна за другой, и всякий раз, видя еще одну опустевшую койку в палатке, Светлана задавала себе вопрос: «А я? Чего я жду?
Разве кто приказывает мне оставаться здесь, заставляет меня верить, что возможна иная жизнь и на хлебоприемном пункте? Никто. Только я сама».
Но однажды и Светлане изменила ее вера.
Как-то на рассвете она вышла из палатки и зажмурилась, не веря своим глазам. Снег, вчера сверкавший до боли в глазах, за ночь почернел, а там,
где были дощатые навесы хлебоприемного пункта, валялось лишь несколько обуглившихся бревнышек.
По чьей вине произошел пожар, так и не удалось установить. Девчата гадали, как поступят теперь с их хлебоприемным пунктом: закроют его или начнут все строить заново?
Спустя несколько дней они узнали, что закрывать пункт никто не намеревается и что вскоре сюда должен приехать новый директор — Жамкен Нурмагамбетович Нурмагамбетов.
Он приехал в апреле, приехал со всем семейством. На следующее же утро собрал работников хлебоприемного пункта на совещание.
— Учтите, хозяйства, к нам прикрепленные, самые малолюдные в районе,— говорил Нурмагамбетов.— И зерно от них мы будем принимать любой влажности и любой сорности. Их задача — вырастить и убрать пшеницу, а уж сберечь ее, довести до нужных кондиций — наше дело.
Нет, непохоже, чтоб он шутил, этот еще незнакомый им грузный пожилой человек, чье непроницаемо спокойное лицо и твердый взгляд немигающих
глаз говорили о непоколебимой решимости. Но откуда взялась у Нурмагамбетова такая уверенность? Проработал он до перехода в Совхозград десяток лет в малохлебном Кургальджинском районе, на тишайшем Сабундинском пункте, куда и машины заходили не каждый день. Уж не думает
ли он, что такой порядок возможен и на предприятии, которому в уборочную придется принимать тысячи тонн зерна в сутки? Ясно, не освоился
товарищ, не вошел в курс...
Между тем директор не давал покоя не только своим подчиненным, но и начальству в областном центре: требовал помощи деньгами, людьми, строительными материалами.
И так как требования всегда были обоснованны и категоричны, ему не отказывали. Прислали в Совхозград строительный поезд, вызвали монтажников «Спецэлеватормельстроя» для установки сушильных агрегатов. И к началу уборки в Совхозграде уже было все нужное для приемки урожая: склады, сушилки, механические вышки погрузки и выгрузки, железнодорожный тупик и вагонные весы, асфальтированные площадки и — что самое ценное — собственная
электростанция.
Построили и жилье — двадцать шесть стандартных домиков, куда наконец перебрались из палаток рабочие. Впрочем, многие из них перебрались под крышу значительно раньше— сразу же после приезда Нурмагамбетова, распорядившегося заселить пустующие начальственные особнячки.
Светлана Белан переселилась в дом одной из первых. Ее подруги сейчас же проверили надежность запоров, прочность и крепость оконных рам
и, уверившись, что все прилажено на совесть, принялись развешивать залежавшиеся в чемоданах платья и костюмы.
Светлана вместе со всеми приводила в порядок свои наряды и в то же время посмеивалась над подругами, которые чересчур опасливо поглядывали на
двери и окна.
Ведь она уже ходила ночами по совхозградским улицам. Правда, не одна, а в составе комсомольского патруля.
— С вечера выхожу в патруль,— сказал как-то Нурмагамбетов комсомольцам, наслушавшись их рассказов о засилье хулиганов в поселке. — Кто пойдет со «мной?
И Светлана, единственная из девушек, вызвалась идти с ребятами.
После нескольких горестных для себя стычек с комсомольскими патрулями хулиганы попритихли. Особенно устрашили их демобилизованные моряки, дружные и не склонные к дипломатическому обхождению.
Но напугать — еще не значит перевоспитать. Нурмагамбетов был убежден, что перевоспитать человека может только осмысленный труд, направленный к достижению большой и понятной ему цели, и требовал от своих помощников, чтобы они не только осознали сами эту цель, но и сумели растолковать ее каждому рабочему. Хлебоприемщикам иногда надо быть и контролерами и учителями.
Вот почему я встретил Светлану на полях совхоза имени Ленинского комсомола.
А началось все так.
Сразу же после переезда в Совхозград Нурмагамбетов решил добиться, чтобы здесь не было очередей. Он поручил инженеру Владимиру Громову
оборудовать вместе с монтажниками столько приемных площадок, чтобы на них одновременно могли выгружаться не меньше десяти «машин.
Молодой, энергичный Громов подобрал смышленых помощников из демобилизованных танкистов и горячо взялся за дело. Техническое решение он нашел быстро. Но директор его раскритиковал. Ведь Владимир, как и было заведено раньше, предусмотрел приемку скопом всей пшеницы, позабыл о различии между семенным и продовольственным зерном. А как мог он учесть это различие, если на хлебоприемном пункте никто толком не знал, какие площади в прикрепленных совхозах занимают семенные участки, в какой последовательности пойдет на полях созревание и уборка!
Пришлось техникам обратиться за помощью к лаборанткам. Светлана Белан собрала подруг, и они поехали на поля совхозов имени Фурманова и
Ленинского комсомола.
Девушки не только знакомились с состоянием сортовых посевов, но и определяли примерный процент сорности пшеницы, чтобы Громов успел заблаговременно смонтировать соответствующие линии транспортеров, очищающих зерно. Светлана ездила больше недели и вернулась домой с
подробнейшими расчетами, но в невеселом настроении.
— Культуры у них еще мало,— рассказывала она Нурмагамбетову. — Сами в сортах плохо разбираются, цены им не знают и, боюсь, сдавать будут
без соответствующей документации.
— А мы с тобой проследить должны, чтоб не приключилось такого казуса. Собери комсомолок организуй контрольные посты.
И при ней же вызвал Громова, дал новое поручение —- усилить сушильное хозяйство пункта, для предохранения поступающей с совхозных токов пшеницы от согревания установить щиты активной вентиляции: собранные данные заставляли опасаться очень высокой влажности зерна
А грузить в вагоны сырое зерно, как делали прежде Нурмагамбетов считал недопустимым.
С первых же дней уборки добрая слава пошла по степи о Совхозграде. Ее разносили шоферы. Им приходилось бывать на многих приемных пунктах и элеваторах, и потом сравнения напрашивались сами собой. Если на Ковыльном или в Державинке водители самосвалов частенько простаивали по целым суткам, дожидаясь очереди, то в Совхозграде получасовая задержка уже считалась чрезвычайным происшествием. Никто не помнил чтобы с этого хлебоприемного пункта зерно возвращалось в совхозы из-за чрезмерной влажности или засоренности. Зато бывало, что девушки заставляли совхозных представителей переписывать сдаточные квитанции, потому что в спешке они готовы были сдать сортовое зерно как рядовое. И это могло нанести ущерб хозяйству. Но такие придирки человек недобрые словом не помянет...
Когда совхозградский хлебоприемный пункт впервые завоевал областное первенство, многим это показалось случайностью, обусловленной тем, что обслуживаемые и совхозы начали уборку значительно раньше других. Но шли недели, месяцы, а переходящее Красное знамя республиканского министерства хлебопродуктов, казалось, навсегда было зажато в жилистой руке Нурмагамбетова. И тогда в Совхозград начали ездить делегации из ближних и дальних хлебоприемных пунктов.
Мне не однажды доводилось бывать на этом хлебоприемном пункте. И каждый раз я видел что-то новое, родившееся только вчера.
В последний мой приезд меня больше всего заинтересовала библиотека, непривычно богатая для маленького целинного поселка. Книги выстроились рядами на новеньких, блистающих свежей краской полках. На длинном столе аккуратные стопки журналов. Моя старая знакомая Светлана Белан,
ставшая к этому времени еще и общественным библиотекарем, предлагала мне на выбор то последний номер «Нового мира», то подшивку казахстанского «Простора», в котором можно было найти самые, на ее взгляд, примечательные произведения на целинную тему, и приговаривала:
— Все наше богатство не стоило государству ни одной копейки. Сами помещение оборудовали, сами книги собрали. И мне еще одно поручение взять
пришлось. Ничего, у кого все равно времени нет, тому лишек не страшен...
Верно, очень много поручений досталось на долю двадцатилетней руководительницы совхозградских лаборанток: и комсомольские, и профсоюзные, и самодеятельные, и спортивные, и библиотечные дела. Но Светлана этим как будто ничуть не тяготится. Усмехается, задорно поглядывает из под густых черных ресниц и весьма вразумительно разъясняет причину, по которой не страшна ей перегрузка:
— Всего противней была для меня на целине, скука. Вспомнишь, как слонялись мы без дела в рабочие часы, как слушали издевательские песенки шоферов,— и муторно становится. Спасибо Жамкену Нурмагамбетовичу, встряхнул он нас. Уж как уставали мы прошлой осенью: не по семь — по
семнадцать часов работали,—а все равно были довольны и вспоминаем те дни с радостью. Впервые тогда удалось нам почувствовать, что и мы можем
бороться за урожай. И в этом году не хуже поработаем. Богатый урожай идет.
В. КРИВЕНЧЕНКО
Баранкульский район. Целиноградская область.
Крестьянка № 8 август 1961 г.