О любви к морю
"Выше нас одно море" — так называется сборник рассказов Альберта Беляева (изд-во «Советская Россия», 1973). Книга невелика: в ней шесть рассказов и одна повесть.
Автор, бывший моряк, плавал за Полярным кругом, то есть за землями, выше которых простираются лишь море да льды. Северяне в шутку говорят, что у них двенадцать месяцев зима, а остальное лето. Это недалеко от действительности — погод для загара на Севере немного, зато тут, как говорится в старинных лоциях, «берега часто покрываются густою мрачностью».
И все же ни студеные воды, ни лютые ветры не в силах остановить развитие жизни
на Крайнем Севере. Глубокого уважения достойны люди, добывающие в тундре руду, дающие нефти и газу выход из вечной мерзлоты, те, кто промышляет зверя и рыбу, строит в Заполярье отличные города, плавает в Ледовитом океане, снабжает зимовщиков и жителей дальних становищ товарами.
Им и посвящены рассказы Альберта Беляева, книга его привлекает внимание, прежде всего, изобразительностью и точностью письма. И море в рассказах А. Беляева не статичный театральный задник, на фоне которого разыгрывается то или иное событие, а действующее «лицо». На Баренцевом море нет пляжей, и оно редко балует мореходов тишиной, а как писал Тютчев: «И бунтует и клокочет, хлещет, свищет и ревет, и до звезд допрянуть хочет, до незыблемых высот...» А. Беляеву удались пестрые и живые картины моря.
Я не привожу цитаты лишь по недостатку места.
Море, люди... Автор остро ставит нравственные вопросы. Он не показывает легендарных героев на страницах книги простые люди. Но стоит вздуться морю, обрушиться с неба снежному заряду, упасть густому, непроглядному туману, и простые люди...
Вон они с опасностью быть раздавленными крепят сорвавшийся с места тяжелый груз (рассказ «Матрос Аленушкин»), а когда на «Печоре» (рассказ «Начало пути») бешеный штормовой ветер и нахлестная волна срывают брезент с трюма и возникает аварийное состояние моряки, рискуя собой, спасают судно от опасности. В рассказе «Море шумит» потерпевшие кораблекрушение моряки в залитой водой шлюпке чудом добираются до нелюдимого острова, оборванные, полузамерзшие, несут на руках умирающего капитана, пока жизнь не оставляет его.
...Советская маринистская литература не очень богата и названиями и тиражами: появление книги А.Беляева, надо надеяться, не пройдет мимо внимания читателей, особенно молодежи, которая ищет и жаждет подвигов на морях. Статью мне хочется закончить пожеланием книге А Беляева: «Семь футов под килем». Так говорили в век паруса отправлявшимся в дальнее плавание судам.
Петр Сажин
Интересно про обычное
Пожалуй, самая примечательная черта рассказов и повести Л. Жуховицкого — жадный интерес, с каким автор рассказывает о вещах обычных, что принято называть «прозой жизни» («Легенда о Ричарде Тишкове», изд-во «Советская Россия»).
Это, к примеру, рассказ о любви юноши к своей однокласснице, для которой он сделал все возможное, чтобы помочь, когда она попала в беду, и которая через некоторое время после поправки выходит замуж за другого парня. А юноша, чувствуя себя отвергнутым, начинает мстить любящей его девушке («Грустный рассказ о любви»).
Или печальная, даже щемящая история строителя Георгия, для которого юношеская романтика вдруг обернулась личной неустроенностью («Возвращение»).
Или конфликт начинающего ученого Сергея и его жены Валерии: она не приемлет кодекса рассудочности чувств, по которому живет ее супруг («Летайте самолетами»).
В самом будничном событии и явлении автор схватывает такие точные детали и подробности, что картины жизни встают перед глазами, словно ты сам являешься их свидетелем.
И еще одну особенность этих рассказов хочется здесь отметить. Ни один из них не заканчивается категорическим выводом. В рассказах нет готовых рецептов решений, автор не спешит ставить точки над «и»: последняя фраза не является завершением рассказанной автором истории, она как бы распахивает окно, предлагая читателю увидеть ее продолжение в жизни.
Упомянутый выше «Грустный рассказ о любви», герои которого разуверился в любви, заканчивается характерной для Л. Жуховицкого фразой: «А кому будет мстить за свои обиды и огорчения эта девочка, пока не известно, потому что ей всего только семнадцать лет...».
Небольшие по размеру, рассказы Л. Жуховицкого емки по содержанию. Неподдельное, искреннее желание автора разобраться в сложностях и превратностях жизненных ситуаций вызывает у читателя ответное чувство доверия и писателю и его героям.
В. Шубин
«С годами яснее вижу...»
Каждый, кто откроет новую книгу Сергея Баруздина («Стихи», изд-во «Молодая гвардия», 1973), на обороте титула прочтет имя человека, кому эти стихи посвящены: Лайнэ Ричардовне Баруздиной... Верный друг, жена, первый редактор и первый ценитель всех произведений писателя.
Их судьбы переплелись еще со времен Великой Отечественной войны, оба они представители поколения, из школы шагнувшего в бой, которое вместе с восстановлением раненой земли начинало строить и свою личную жизнь.
«Мы в двадцатые годы родились, в тридцатые мы взрослели, а в годы сороковые мы поняли, что такое годы двадцатые, что такое годы тридцатые, ибо нам за них отвечать. Мы и после войны рождались, заново мы взрослели, а в годы шестидесятые, а в годы семидесятые мы поняли, что такое годы сороковые, что такое годы пятидесятые, ибо нам за них отвечать». Это — программное стихотворение. Может быть, оно и не самое лучшее в книге с точки зрения эмоционального воздействия, но показательно в смысле гражданской и нравственной позиции.
Еще в первых книжках для детей лирический герой Баруздина предстал как человек искренний, тонкий и честный. Он стал добрым другом ребят и их родителей, потому что ничего не навязывал. Он жил так, как ему хотелось и нравилось. Но жизнь его была интересной, чистой, радостной. И в стихах новой книги он остается самим собой.
Характерно, что в двух первых и, пожалуй, самых важных разделах книги стихи публикуются без названий. Этим поэт как бы подчеркивает их зависимость друг от друга, их внутреннюю преемственность. И здесь все важно — от признаний женщине до бескомпромиссных оценок сегодняшних поступков, от военных воспоминаний до попытки заглянуть в завтрашний день. Можно привести в доказательство много цитат. Ограничусь одной, которая, надеюсь, поможет мне досказать все остальное о Сергее Баруздине: «Тебе, уставшей, все некогда, мне, уставшему, некогда. Время идет. Ты вчера со мной не поговорила, я сегодня с тобой не поговорил. Время идет. Не станем считать и взвешивать, складывать, сколько упущено. Время идет.
Лучше мы сядем рядом. Друг другу в глаза посмотрим, и помолчим немного, и послушаем время... Время идет».
Сколько сказано в этих коротких строках! Перечтите еще раз — и вы почувствуете беспредельную нежность, пронесенную через годы, и темп, и дыхание нашего века, и чужие заботы, так похожие на ваши. Вы поверите поэту, потому что он говорит искренне, говорит о том, что не чуждо и вам. И тогда возникает доверие, которое помогает двум людям лучше понять друг друга...
Андрей Дементьев
Позывные счастливого человека
Писать буду о том, что делал, с какими людьми встречался, свидетелем и участником каких событий бывал. Двумя ногами всю жизнь стоял на грешной земле, не под стеклянным колпаком. Наверное, в этом самое главное, самое интересное».
Такими словами начинается книга Героя Советского Союза Эрнста Теодоровича Кренкеля «КАЕМ — мои позывные» (изд-во «Советская Россия», 1973).
Да, ушедший от нас совсем недавно знаменитый полярник прожил свою жизнь не под стеклянным колпаком. Слово «стекло» вообще могло быть использовано в том только смысле, что многие обстоятельства этой жизни действительно известны миллионам людей. Книгу написал человек, достигший житейской и гражданской зрелости еще в молодые годы и сохранивший молодость духа до седых волос. Потому интересна она и для тех, кто хорошо помнит легендарный дрейф папанинской четверки, и для тех, кто родился уже после запуска первого спутника.
Легче всего перечислить, о чем и о ком рассказывает Э. Т. Кренкель в своих воспоминаниях.
О походах на «Сибирякове» и «Челюскине». О полете на дирижабле «Цеппелин» с Умберто Нобиле. О советской исследовательской станции «Северный полюс» — просто, еще без «номера». О людях, которых хорошо знал: ученых Шмидте, Бонч-Бруевиче, Визе, летчиках Чкалове и Леваневском, разведчике Абеле и многих других своих замечательных современниках.
Но сделать такое перечисление — лишь дать понять читателю, какие события и люди ждут встречи с ним на страницах воспоминаний. Самая же интересная встреча — с самим автором мемуаров, прожившим интересную, насыщенную и полезную по самому большому счету жизнь. Человеком, сделавшим очень много.
Человеком, наделенным многими талантами, в том числе, как это теперь очевидно, и литературным талантом.
Вот что очень важно: до конца своих дней Э. Т. Кренкель возглавлял большой институт, в котором создаются новые приборы для исследований в Арктике и Антарктике. Потому и книга его менее всего походит на воспоминания знаменитости, хотя он был по-настоящему знаменит. Нет, это честный и строгий (с изрядной долей юмора) рассказ человека о своем участии в событиях, навсегда вошедших в историю нашей страны. Именно это участие, которое вернее следовало бы назвать беззаветным служением народу, и позволило сказать Эрнсту Теодоровичу Кренкелю уже на первой странице своих воспоминаний: «Я стал счастливым человеком».
Т. Кириллов
75 лет с фотокамерой
Фотография — живая память. Или вещественно закрепленная память. Человека, который отдал этому благородному труду семьдесят пять лет жизни, звали Моисей Наппельбаум. Старшему поколению людей это имя говорит о многом: первые портреты В. И. Ленина, портреты деятелей Советского государства, артистов, художников, поэтов. С большим художественным мастерством запечатлел Наппельбаум в своих портретах общественно-культурное лицо советской эпохи.
Молодой читатель получил книгу воспоминаний М. Наппельбаума, по которой он может в какой-то степени составить представление об истории фотоискусства в России от первых ее робких шагов до осознания фотографии как подлинного искусства. Книга так и названа «От ремесла к искусству». (Выпустило ее изд-во «Планета» в серии «Фотобиблиотека». Литературная обработка дочери М. С. Наппельбаума, писательницы Ольги Грудцовой.)
Книга относится, без сомнения, к жанру воспоминаний, косвенно — это и повесть о русском фотоискусстве и в какой-то мере учебник по фотопортрету (здесь рассказывается, в частности, о развитии светописи в фотографии). Но в основном это беседа с молодым читателем (М. Наппельбаум писал воспоминания уже в преклонном возрасте и потому острее чувствовал читательский адрес).
На собственных поисках и ошибках старый мастер приводит читателя к главному принципу фотопортрета: отражение внутреннего состояния человека, что наглядно иллюстрируют многие фотографии, прилагаемые к книге. Вот как описывает М. Наппельбаум встречу с Блоком, которого он сфотографировал в 1921 году на последнем его творческом вечере в Ленинграде: «Когда я приступил к портрету А. Блока, меня взволновало его исхудавшее лицо, огромные глаза. В них было горение мятущегося поэта. Мне хотелось запечатлеть фосфоресцирующий, устремленный внутрь себя взгляд его расширенных блестящих зрачков...»
За три четверти века М. Наппельбаум прошел путь от рядового фотографа до художника-портретиста. Он начинал работать в 1884 году, связав своим творчеством два века русского фотоискусства. И в его книге мы находим осмысление этого пути «Мне важно было,— пишет автор,— передать читателю то, что накоплено за всю жизнь. Главное, чтобы читатель понял: фотография едва ли не самое непосредственное воспроизведение жизни».
Л. Жанин
Журнал "Юность" № 3 март 1974 г.
Оптимизация статьи - промышленный портал Мурманской области