Архиварий-Ус

— Эй, проводник! — окликнул меня гитарист, стоявший у входа в служебку.— У тебя чай остался?
— Остался.
— Возьми деньги и дай еще стакан. Отец чаю хочет.
— Как тебя зовут?
— Николай.
— А почему ты петь перестал?
— Отец сердится. А ты любишь наши песни?
— Люблю.
— Я в ресторане пел. В Москве.
— Вы в Москве живете?
— Нет, в Павлово-Посаде. А теперь в Воркуту едем.
— Зачем?
— Жить там будем.
— Что, в Посаде не нравится?
— Нравится. Отец приказал уезжать.
— Почему?
— В Воркуте дядька наш живет. На шахте работает. Отец хочет, чтобы и мы на шахту пошли.
— А раньше вы где работали?
— Старший брат парикмахером, средний — в ремонтной мастерской, а я пел в ресторане.
— А ты хочешь шахтером работать?
— Хочу. Все считают, если цыган, значит, или артист или тунеядец. А чем я хуже других? Я на шахту пойду. Мой отец всю жизнь не работал. Раньше все цыгане не работали, а теперь время другое стало. Дядька наш работает, ему теперь уважения много, отец к нему ездил и сам видел. А теперь нас на шахту везет. Я работать буду и петь буду. А потом посмотрю, если талант настоящий есть, артистом пойду в театр, а если нет, продам гитару.
— А сестры твои тоже работать будут?
— Сестер у нас нет. Это жены старших братьев.
— И вы все вместе живете?
— Да. Еще дети у братьев есть. У старшего четыре, у среднего три.
— А где же они?
— Самый маленький у матери моей на руках, ты его видел, а остальные там, на полке спят. Они уже большие — бегают.
— Николай, а сколько тебе лет?
— Семнадцать.
Он взял стакан с чаем и ушел.
Мы с Мишкой ездили в Воркуту, Архангельск, Северодвинск и, наконец, поехали во Владивосток. Поехали на фирменном поезде «Россия».
Путь во Владивосток был трудным и долгим. Очень долгим. Семь суток. Круглую неделю на колесах. Четверть месяца изо дня в день — туалеты, стаканы, клизма. Кочерга мне по ночам стала сниться. Стоило закрыть глаза, как она появлялась в сопровождений распоясавшегося лома — они кривлялись, строили рожи... Но всему есть предел, и дороге во Владивосток тоже. Наскоро закончив дела, мы с Мишкой оставили вагон под присмотром соседок и пошли в город. Мишка отоваривался рыбой, а я, как ошалелый, вертел по сторонам головой. Весь день. Лучшего города я не видел. Он на сопках стоит. Улицы — что крутые виражи в парке Горького: то плавно вверх, то круто вниз, то резко в сторону... Со всех сторон, куда взгляд ни кинешь, сопки, сопки, сопки... Бурые, зеленоватые, обросшие домами-гнездами. Только верхушки безжизненно лоснятся снегами в лучах блеклого солнца... И это после морозов Читы, Могочи, Большого Невера... Вечером мы, довольные, вернулись в вагон и принялись за работу, делясь впечатлениями.
Наконец поезд тронулся. Через пару часов в вагоне все спали. Должен сказать, что ночное дежурство — прескверная штука. Сидеть все время в служебке надоедает, и, раскочегарив топку, я принимался ходить по вагону. А хождения эти раздражают до крайности. Ночью особенно резко бросается в глаза неустроенность вагона.
У нас с Мишкой насчет чистоты туговато было, хотя работали мы сутками. И однажды я решил внести ясность в вопрос сангигиены. В фирменном поезде «Россия» в основном купированные вагоны, кроме того, есть спальный (люкс), мягкий и четыре плацкартных, в одном из которых мы и ехали. Во всех вагонах, кроме плацкартных, чистота идеальная. Проводники объясняют это разностью контингента пассажиров, санитары — нашей халатностью. Я провел опрос пассажиров поезда и пришел к выводу, что в купированных и плацкартных вагонах едут люди, не отличающиеся друг от друга ни социальным положением, ни интеллектом, ни пристрастием швырять окурки на пол. Тогда я закурил сигарету и пошел по поезду с четко запрограммированным решением — бросить окурок там, где он начнет жечь пальцы. В середине купированного вагона № 7 я почувствовал, что пальцам моим горячо, но я не бросил окурок на пол. Не смог бросить. Под ногами был мягкий ковер, а рядом красовалась чистая пепельница. Как ни верти, а бытие определяет сознание. В плацкартных же вагонах бытие иное. В закутке напротив уборной пассажиры курят, сидя на мусорном ящике. Кроме того, в купированных вагонах 36 мест, а в плацкартных — 54...
А мы тем временем ехали, минуя светофор за светофором. День — ночь, утро — вечер. Больше скорость — ближе к Москве. Ближе к Москве — дольше тянется день. День — ночь, город — поселок, тик — так, уголь — чай...
Все спали, лишь в дальнем конце вагона сидел пассажир и курил.
— Здесь нельзя курить,— сказал я ему.
— Извини, забылся.
Он вышел из вагона и остановился в проходе у служебного купе. В этом проходе тоже нельзя курить, но я почему-то промолчал. Наверное, потому, что мне жутко хотелось поговорить с ним. Странный парень. Накануне я полдня наблюдал за ним и никак не мог понять, кто он такой. Высокий, с мощной шеей, небольшой головой, темноволосый, с карими глазами и орлиным носом. На туриста не похож — очень уж свободно он себя чувствовал, а туристы, едущие в одиночку,— люди тихие. Может, профессиональный охотник? Да нет. Ехали с нами промысловики — много пили, а говорили мало, даже между собой. А этот разговорчивый, он со всеми запросто. Демобилизованный? Вряд ли. Он бы сейчас весь поезд обошел в поисках солдат, и пустовала бы его
полка до конца пути. Да и возраст у этого парня не тот, ему ближе к тридцати. Веселый москвич с Преображенки? В гости ездил к родне, а теперь домой возвращается? Парень с Преображенки если час с девушкой поговорит, то ведет себя так, будто он с ней с детства обручен. Этот не так. У нас в вагоне две девушки ехали. В отпуск — Москву посмотреть и Ленинград, так он с ними долго сидел, разговаривал, смеялся, а потом вежливо откланялся и пошел в соседнее купе в шахматы играть. Проиграл — и ничего.
Сидит себе, улыбается. Так и не пришел я к определенному выводу, решил только, что парень он бывалый и цену себе знает. Между тем он докурил сигарету и, повернувшись ко мне, спросил:
— Давно проводником работаешь?
— Нет, третий месяц.
— Дневник ведешь? — сказал он, указывая на мою тетрадь.
— Веду,— ответил я и закрыл тетрадь.
— Я тоже раньше вел, а теперь забросил.
— Почему?
— А зачем это нужно? Вот ты для чего дневник ведешь?
— Для дела.
— Похоже. Я за тобой давно наблюдаю. Но это, конечно, дело твое, пиши, если нравится.
— А чем ты занимаешься?
— Работаю.
— Кем?
— Кем хочешь. Кирпич кладу, плоты сколачиваю, землю рою, машины вожу...
— Я тоже раньше шофером работал.
— Понятно. Сейчас все машины водят. Только по-разному. Одни на «Москвичах» катаются по асфальту, а другие бревна возят по грязи. Тебе это, конечно, незнакомо.
— Почему ты так думаешь?
— А чего здесь думать? Вот скажи: сколько бы ты ездок мог сделать по бездорожью в дождь на расстояние сорок километров. На КРАЗе?
— С прицепом?
— Ну, конечно. С бревнами.
— Если резина хорошая и под погрузкой долго не стоять, две бы сделал.
— Ты смотри, я думал, ты пять скажешь.
— А сколько тебе времени понадобится, чтобы в Москве, на Садовом кольце, из первого в шестой ряд перестроиться? На «Москвиче», без прицепа, при сухой погоде?
— Тебя как зовут?
— Игорь.
— Меня Илья,— сказал он, протягивая руку.
— Где ты живешь?
— Жил в Орле, а теперь где придется. Кочую.
— За деньгами ездишь?
— Да ну?! Денег-то, конечно, хватает — одеться, поесть, матери отослать, но не в деньгах дело. Не могу я сидеть на одном месте. После армии как сорвался и вот уже восьмой год по стройкам езжу.
— Ну и как, доволен жизнью?
— Еще бы. Ты знаешь, сколько я повидал всего?
— Но ведь надоест же так, всю жизнь ездить и смотреть?
— Смотреть надоест, работать — нет. А я не турист, я работаю. Вот ты от Москвы на двести километров отъедешь, и считай за границу попал — все тебе новое, незнакомое. А я по всей Сибири, как по родному саду гуляю.
— Ну, это хорошо, а семьей обзаводиться не думаешь?
— Попадется девчонка моего склада, женюсь. Вместе будем ездить. Я тут с одной познакомился в Ангарске, вроде стоящая девчонка. Хотел с собой ее взять, да потом решил не спешить. Пусть подумает, если желание не пропадет, приеду заберу.
— А что, она колеблется?
— Нет. Но, понимаешь, времени мало было. Мы за полчаса до отхода поезда познакомились. Она то сразу согласилась, а я все-таки решил повременить.
— Ну и вы теперь переписываетесь?
— Зачем? Весной приеду, если не передумает — заберу. Я ей так и сказал.
— И она поверила, что ты приедешь?
— Что значит — поверила? Это тебе не Москва. Здесь словами не бросаются. Сказал приеду, значит, приеду.
— А куда ты сейчас едешь?
— А сейчас я выхожу в Ачинске. Вообще-то я в Орел еду, мать навестить. Три года не виделись, да тут к другу надо заскочить,— он посмотрел на часы,— двадцать минут осталось.
Илья пошел в вагон и через несколько минут вернулся уже с вещами.
— Игорь, а чего ты в поезде катаешься, сплетни собираешь? Поехали со мной? Поработаешь, людей настоящих увидишь, может, книгу напишешь, чего?
Я все устрою, ты не волнуйся.
— Я, может, и поехал бы, но это не так просто...
— Да брось ты! Просто, сложно. В общем так, улаживай свои дела и приезжай. Я тебя на такую охоту свожу, да чего там говорить, приезжай.
— Куда?
— А когда ты сможешь приехать?
— Ну, что-нибудь в конце лета.
— Приезжай в Сургут. Если меня там не будет, значит, гони в Нижневартовск.
— А как я тебя там найду?
— У шоферов спросишь. Моя фамилия Стародуб.
Илья Стародуб, запомнишь?
— Запомню.
Поезд остановился. Илья спрыгнул на снег.
— Ну что, приедешь? Только точно?
— Приеду. — Запиши, Илья Стародуб. Сургут или Нижневартовск. Буду ждать.
Поезд тронулся.
Я вернулся в служебку...
А поезд наш подъезжает к Москве. Позади тысячи километров, позади Мишкин дом в Ярославле, позади один из самых длинных рейсов в мире. Через тридцать минут пассажиры с волнением услышат, что поезд прибывает в столицу нашей Родины, и ступят на перрон Ярославского вокзала. Они вольются в поток московских пешеходов, а проводники вернутся в вагоны и приступят к работе. Основная, самая трудная часть работы впереди.
А домой можно будет поехать только на следующий день, после того как смена примет вагон...
День этот наступил. Смена приняла у нас вагон, и мы с Мишкой распрощались. Мишка поехал в Ярославль отгуливать свои две недели, а я снял китель железнодорожника и взялся за перо. Было это еще в феврале. Я вел в пути дневник, в нем было много записей, но сколько я ни бился над материалом, не мог придумать, как разрешить проблему «проводник — ревизор» да и многие другие проблемы жизни и быта проводника, с которыми я столкнулся. Наконец я понял, что должен выйти за рамки своего личного и недолгого опыта и взглянуть на все эти проблемы глазами профессионального журналиста. Как раз в это время, в мае, в Челябинске должен был проходить съезд участников школ передового опыта всех двадцати щести железных дорог страны. Туда я и отправился.
И вот я сижу в купе фирменного поезда «Южный Урал» и смотрю в окно. Я узнал, что челябинские железнодорожники ввели свой метод подготовки поездов в рейс, Министерство путей сообщения поддержало этот почин и издало приказ о внедрении челябинского метода на всех железных дорогах страны. И вот я ехал, смотрел, как быстро менялись горизонты за окном, и думал о новом методе челябинцев. Мысли мои прервал голос бригадира поезда, внезапно раздавшийся из репродуктора.
Бригадир сообщил часы работы вагона-ресторана, вкратце изложил меню на текущий день и добавил, что пассажиры, желающие поесть в своем купе, могут сделать заказ и работники ресторана обслужат их на местах.
— В нашем поезде,— продолжал бригадир,— для пассажиров имеются аптечки, бытовые уголки, библиотека. Желающие могут приобрести новинки художественной литературы, свежие газеты, журналы...
Честно говоря, я не очень-то поверил всему этому и решил проверить источник информации. В радиорубке я познакомился с бригадиром поезда Сергеем Львовичем Бородовским. Он выслушал мои сомнения, посмеялся, а потом заново повторил все, что я слышал, сидя в купе. Я поблагодарил Бородовского и пошел по вагонам искать новинки художественной литературы.
В следующем вагоне я увидел бытовой уголок. Это небольшой набор парфюмерии и еще масса мелочей, необходимых в дороге.
— Вы даете бритвы напрокат?
— Да. Бесплатно.
— А врачи разрешили вам иметь электробритвы для общего пользования?
— Да, мы дезинфицируем их одеколоном.
В этот момент меня оттиснули в сторону двое мужчин. Им нужно было что-то купить.
— Сходите к профоргу,— сказала проводница.— Она ответит на все вопросы.
— Где ее найти?
— В последнем вагоне. Ее зовут Галя. Фамилия Ушакова.
В последнем вагоне меня встретила плотно сбитая девушка. Мы познакомились. Я рассказал Гале о том, как работал проводником. Она с сочувствием посмотрела на меня и принесла чай.
— А знаете,— сказала Галя,— вам, наверное, просто не повезло.
— В каком смысле?
— Вы не ездили с хорошей бригадой.
— Может быть. Ну, а если бы я ездил с хорошей бригадой, вы думаете, конфликтов с ревизорами У меня бы не было?
— Думаю, нет. У нас таких случаев не бывает. Наш поезд ревизоры вообще редко проверяют...
— Почему?
— Нет смысла. Когда бы они ни пришли, у нас порядок.
— Что, никто не возит зайцев?
— Какие зайцы? Ведь прежде чем попасть проводником на фирменный поезд «Южный Урал», нужно пройти конкурс, а это не просто.
— Но кто-то может и так рассуждать: прошел конкурс, и буду возить зайцев. Ревизоры редко бывают.
— Из наших девочек никто безбилетного не повезет. Ни за какие деньги.
— А состав бригады у вас не меняется?
— Меняется. У нас все девчонки только до замужества ездят, а потом уходят. Но не в этом дело.
Выйдет одна замуж, на ее место приходит новенькая. Какой бы она ни была, ей придется либо подчиниться нашим условиям, либо уйти. А уходить никто не хочет.
— Почему?
— Бригада у нас отличная. Вот за последний квартал мы первое место заняли по всей дороге. Премию получили, двести рублей.
— Вам премию на бригаду дают?
— Да.
— А кому сколько, это бригадир решает?
— Никто ничего не решает. Деньги общие.
— А как вы их делите?
— Мы их не делим. У нас есть бригадная копилка.
— А одна из ваших девушек сказала мне, что вы собирали деньги для покупки бытового уголка...
— Это было давно. Тогда еще не было копилки.
— А пополняете вы эту копилку за счет премий?
— Не только. За реализацию чая и кондитерских изделий проводнику начисляются какие-то проценты, но это очень мало — копейки. Мы их складываем, и в итоге получается рублей сорок — пятьдесят в месяц. Кроме того, мы получаем десять процентов от стоимости книг, газет и журналов, которые продаем в поезде. И еще за распространение лотерейных билетов получаем.
— Это только в вашей бригаде?
— Нет. Такой порядок почти во всех бригадах нашего резерва.
— А как же вы успеваете и работать и книгами торговать?
— А что здесь такого? Времени хватает.
— Ну это сейчас, а зимой? То топку кочегарить, то с клизмой бегать, трубы всякие отогревать?..
— Топку мы не кочегарим, у пас электрообогреватели стоят, а с клизмой, конечно, бегаем, куда деваться? Но времени все равно хватает.
...И вот поезд прибыл на Челябинский вокзал.
Пассажиры быстро растеклись по своим направлениям. Настал кульминационный момент моей командировки. Мне предстояло увидеть, как сдают вагон по челябинскому методу. Через несколько минут в вагон вошла какая-то женщина. Она поздоровалась, прошлась по вагону, поговорила о чем-то с проводницами, потом снова прошлась по вагону, еще немного поговорила с девочками, после чего те попрощались и ушли. Оказывается, челябинские проводники сдают вагон не сменщикам, а комплексной бригаде экипировщиков. Времени им на это дается тридцать минут. Казенные деньги проводники сдают бригадиру, и он отчитывается за всю бригаду. Постельное белье, занавески, салфетки и т. д. упаковывают в пронумерованные мешки, пломбируют и сдают бригаде экипировщиков. Короче говоря, бригада экипировщиков принимает поезд, полностью готовит его к рейсу и сдает новой бригаде проводников. Так что девочки идут домой не на следующий после приезда день, а тут же, с вокзала. Вот в принципе и весь челябинский метод.
Как видите, он настолько прост, что в него трудно поверить. Иначе чем объяснить, что в Министерстве путей сообщения долго думали, взвешивали и проверяли, прежде чем издать приказ о его внедрении?
Но дело все-таки движется, потому что в Челябинск за передовым опытом, как я уже говорил, приехали представители всех железных дорог страны.
Съезд вел свою работу два дня. Представители некоторых железных дорог поначалу даже не верили выступавшим докладчикам, по залу подчас проносился шепот, а то и смешок.
Однако челябинцы не только рассказали о своих успехах, но и показали весь цикл подготовки поездов в рейс. Вместе с участниками съезда я ознакомился с работой резерва проводников, депо, конторы обслуживания пассажиров.
В Москву я возвращался снова с Комсомольско-молодежной бригадой Бородовского. Правда, Гали
Ушаковой в составе бригады не было: она уехала по туристической путевке в Болгарию. Уже после этой командировки мне случилось побывать в кассах предварительной продажи билетов Казанского вокзала, и я не мог не обратить внимание на то, что люди, подходившие к окошку кассы, просили билет именно на фирменный поезд «Южный Урал».

Журнал Юность № 10 октябрь 1974 г.