Архиварий-Ус

Граница тиха. Она может оставаться тихой днями и даже годами. Но эта тишина непрочна, потому что может взорваться в любое мгновение: в ней таится тревога, как под пеплом огонь. И в ожидании этого мгновения — чтоб не пропустить его, чтоб угадать — живут в постоянном напряжении и собранности
рыцари в зеленых фуражках. Их быт в самом деле схож с существованием затворников, но никто не осмелится сказать, что они напрасно расточают свою жизнь! Самоотверженность как норма каждого дня — разве это кому-нибудь по плечу, кроме настоящих мужчин?
Кто-то сказал, что человек может считать себя счастливым, если дни его наполнены трудами и радостями. Труд пограничного командира нескончаем,
нет такого времени суток, когда бы он мог считать себя свободным от службы. Но тем острее его постоянная радость: знать, что за бревенчатой стеной, в двух шагах от него, ровно и верно бьется сердце жены.
Сколько их, этих молодых женщин, подобно ласточкам, слепивших свое кочевое гнездо то в дремучей Беловежской пуще, то среди каменных глыб Крайнего Севера, между песчаными барханами или на высоких берегах Амура!
Мужество пограничниц скромно и неприметно до того решительного часа, когда они становятся рядом с мужьями, уже как бойцы. История пограничных
войск хранит имена героинь. Однако проходят годы и как бы задвигают память вглубь. Перо летописца способно воскресить многое.
Лидия ОБУХОВА

Опустив коромысло с ведрами, стройная русоволосая девушка стояла, зачарованная необычным зрелищем. По узенькой тихой улочке Шлиссельбурга,
звонко отбивая подковами по булыжнику мостовой, неторопливо шел подседланный гнедой конь без седока. Подходя к лавчонкам нэпманов, он совал голову в открытые окна и мотал ею, позванивая удилами, пока ему не подавали конфету или кусок сахара.
Получив причитающуюся порцию лакомства, гнедой переходил к следующему ларьку...
Татьяна уже слышала, что у одного командира пограничного отряда, штаб которого стоял в городе, есть конь, обученный всяким премудростям. Говорили, что конь обходил все ларьки частников и взимал с них «дань». Тогда она подумала—сказки, а теперь воочию увидела «сборщика налогов».
— Ну как, нравится вам этот попрошайка? — услышала она совсем рядом тихий голос.
Татьяна повернула голову. Перед ней стоял молодой, затянутый в ремни новенького, поскрипывающего снаряжения командир с тремя кубиками на зеленых петлицах. Играя темляком шашки, он продолжал:
— Вот какой сластена. Весь мой сахар съедает и ходит еще побирается. Озорник. Не знаю, что с ним делать.
Это был хозяин гнедого озорника, инструктор кавалерийской подготовки пограничного отряда Иван Корнилович Казак.
Девушка смущенно улыбнулась и подхватила коромысло с ведрами.
— Куда же вы? Постойте минуточку!
Татьяна оглянулась. Из-под крутого лба, на который спадала волнистая прядь черных волос, на нее изучающе смотрели темно-карие глаза.
— Дома дел уйма, а я и так замешкалась.
— Приходите сегодня на танцы!— весело крикнул он ей вслед. — Будет играть наш духовой оркестр.
Были танцы, кино, встречи...
А через год поезд дальнего следования уносил Татьяну с Иваном Казаком от берегов Ладоги на Дальний Восток. К концу второй недели утомительного пути остались позади Урал, просторы Сибири, горы Забайкалья и приамурские сопки. И вот наконец Никольск-Уссурийский, застава Корфовская...
Уссурийский край поразил ее своей первозданной красотой. Зеленые сопки и пади, заросшие непролазные дебри. Могучие кедры, пихты, дубы, дикий виноград, лианы — все сплелось буйно, как в тропиках.
Татьяна с мужем поселились на частной квартире, на краю села. Прямо за оградой — сопки, тайга. Звери бродили рядом, по ночам в зарослях слышались их крики, вой. Дикие кабаны частенько наведывались в огород хозяйки.
Жутковато было Татьяне первое время.
Муж чуть свет уходил на заставу и возвращался за полночь. Да и сама атмосфера пограничной жизни не вселяла в душу покоя. К богатствам Уссурийского края тянулись руки многих любителей чужого добра.
Контрабандисты — охотники за жень-шенем, пантами и пушниной лезли через границу.  Вооруженные банды хунхузов рыскали по тайге, грабили и убивали местных жителей.
— Будь осторожна,— предупреждал жену Иван. — Ночью одна не выходи, дверь незнакомым не открывай.
Как-то утром, уходя на заставу, Иван предупредил:
— Сегодня меня не жди, вернусь не скоро.
Татьяна не обратила внимания на эти слова. Мужа часто не было ночами. Только потом, услышав перестрелку, она сообразила, что в ту ночь пограничники проводили важную операцию. До утра не сомкнула глаз, все думала: «Где Иван, что с ним?»
Муж вернулся, когда в окнах уже забрезжил рассвет. Довольный, в приподнятом настроении: ночью накрыли вооруженную группу контрабандистов.
Дня через два Татьяна вышла в огород нарвать к обеду луку и укропу. Сразу за огородом начинались высокие заросли гаоляна, камыша. Камыш подозрительно зашевелился. Татьяна насторожилась. Из зеленых стеблей выглянул старый китаец и помахал ей, подзывая подойти поближе.
— Не надо бойся меня, мадам.— Он улыбнулся, обнажив большие желтые зубы.
Татьяна нерешительно сделала несколько шагов.
— Мне капитана надо,— вполголоса сказал старик, озираясь по сторонам. — Моя боись ходить к вам. Плохие люди хотят ловить капитана и тебя, мадам, пытать, потом убивать.
Китаец нырнул в камыши и исчез. Татьяна минуту стояла, ошеломленная этим известием, и еле дождалась мужа, чтобы рассказать ему о таинственном посетителе.
— Известный прием, хотят запугать,— объяснил Казак жене. — Не бойся, ничего они нам не сделают.
Успокоил, но на следующий день принес с заставы малокалиберную винтовку и показал Татьяне, как из нее стрелять.
Не прошло и недели, как поздним вечером к ним постучались. Хозяйка дома, где снимали квартиру Казаки, подошла к двери.
— Кто там?
Вместо ответа последовало властное требование: «Открывай!»
— Кто это? — тревожным шепотом спросила Татьяна.
Хозяйка растерянно пожала плечами.
— Понятия не имею...
— Не открывайте,— прошептала Татьяна и тут же погасила лампу.
В темноте стало совсем жутко. На крыльце потоптались, раза два дернули дверь и ушли. Но через минуту шорох послышался у окна. Хозяйка на цыпочках подошла к окну, приоткрыла занавеску и с криком:

«Вынимают стекла!» — бросилась к печке, схватила топор.
— Вон от окна, гады! Только суньтесь, всем порублю головы. — Она повернулась и крикнула в темноту:—Татьяна, где ты? Стреляй в этих разбойников!
Раздался выстрел. Звонко брызнуло стекло. Бандиты шарахнулись от дома в разные стороны. Все вокруг стихло, замерло.
— Слава богу, ушли,— облегченно прошептала хозяйка. Но снова скрипнула ступенька крыльца.
Затем скрип повторился. И снова тишина. «Затаились. Не иначе, как засада на Ивана»,— с тревогой подумала Татьяна. Иван Казак с часу на час должен был вернуться.
«Как бы предупредить его?» Татьяна Игнатьевна, направив на дверь винтовку, поглядывала в окно. Сколько они просидели в таком тревожном и напряженном ожидании, сказать трудно. И вот наконец раздался топот копыт. Татьяна метнулась к окну.
— Ваня, берегись! — крикнула она срывающимся голосом. — У двери засада!
Казак выхватил пистолет, коновод — винтовку из-за спины. Один за другим раздались два выстрела, опрокинувшие сонную ночную тишину. На стрельбу прибежали пограничники. Началась облава.
Домой Иван Корнилович явился уже утром.
— Поймали одного бандита,— устало утирая платком мокрый лоб, сообщил женщинам. — Другие тоже далеко не уйдут. А вам, хозяйка, и тебе, Таня, спасибо. Если бы не вы, кто знает, чем бы все это могло обернуться.

Новая застава Полтавка... За мелководной каменистой речушкой, в нескольких сотнях метров — китайский городишко Санчагоу. Семьи начсостава жили на заставе. Жены командиров были в курсе всех заставских дел и принимали в них самое деятельное участие. Наводили уют в красноармейском общежитии, столовой и в красном уголке. Организовали с малограмотными бойцами занятия. Помогали выпускать стенгазету. Участвовали в самодеятельности.
Однажды Татьяна Игнатьевна услышала от мужа, что красноармейцы жалуются на однообразную и невкусную пищу.
— Повар Моксач — хороший, старательный парень, но не всегда у него получается.
Татьяна стала учить повара кулинарному искусству. Принесла мясорубку, показала, как делать котлеты.
— Шеф-поваром и заместителем моим по культработе называют тебя пограничники,— подшучивал над супругой Иван Казак.— Теперь держи марку.
Татьяна Игнатьевна и сама чувствовала, что стала частичкой дружного коллектива.
Чтобы быть полноценным бойцом, она начала изучать оружие, ходила на стрельбище, стреляла из винтовки и пулемета. Больше всего ей нравилась верховая езда и стрельба из нагана.

Летом 1929 года на дальневосточной границе обстановка осложнилась. Китайские милитаристы захватили КВЖД. Тучи военного конфликта сгущались.
Иван Казак с бойцами спешно возводил укрепления вокруг заставы. Строились блиндажи, окопы. Застава готовилась встретить врага в полной боевой готовности.
Когда не хватало людей, Татьяна Игнатьевна с биноклем поднималась на вышку и вела наблюдение. Иногда все уходили на границу, и тогда она вместе с поваром вооружалась винтовкой и несла охрану заставы.
Октябрь был на исходе. 29 октября на Полтавке весь день шла оживленная работа: одни заканчивали строительство оборонительных сооружений, другие готовили жилье к зиме, конопатили и замазывали щели в окнах и дверях, утепляли казармы.
После ужина свободные от нарядов устало повалились в постель.
Часа в два ночи в окно начальника раздался стук — условный знак тревоги. Татьяна Игнатьевна проснулась первая и не успела крикнуть: «Ваня, тревога!» — как дзинькнуло оконное стекло и пуля щелкнула в железную обшивку «голландки».
На заставу Татьяна прибежала следом за мужем. Из казарм, клацая затворами, выскакивали бойцы. Несколько сот белогвардейских и китайских налетчиков окружили заставу и открыли по ней ружейный и пулеметный огонь. Пули крошили кирпичные стены и рикошетом разлетались в разные
стороны. От их пронзительного свиста Татьяна вздрагивала и невольно втягивала голову в плечи. Прижавшись к стене, она быстро соображала, что делать.
От склада боеприпасов к блиндажу, сгибаясь под тяжестью ящиков с патронами, бежал молодой боец.
— Давайте помогу.
— Не надо, сам донесу,— тяжело дыша, ответил он. — Вон у станкового пулемета патроны кончаются.
Татьяна — на склад, схватила два ящика с патронами и бегом к пулемету. Несколько раз под огнем проделала она этот путь от пулемета к складу боеприпасов и обратно с тяжелыми ящиками патронов. Станковый пулемет, установленный на чердаке заставы, поливал свинцовым градом наседавших
налетчиков.
Иван Казак, прикипев к рукояткам пулемета, косил врагов длинными, меткими очередями. Татьяна Игнатьевна только успевала подавать ему ленты с патронами. Бой длился несколько часов. На рассвете на помощь осажденным пограничникам подоспел кавалерийский эскадрон Красной Армии. Налетчики бежали за кордон, унося с собой десятки убитых и раненых. Застава потерь не имела.
О стойкости и героизме пограничников в том бою писали все армейские газеты.

Многотиражка полка особо отмечала смелые действия жены начальника заставы
Т. И. Казак: «Она во время всего боя оказывала помощь пулеметчикам. Подносила патроны набивала пулеметные ленты и этим обеспечивала бесперебойную работу пулеметов. Вот яркий образец участия женщины в боевых действиях! Красноармейское спасибо тебе, Т. Казак!»
За умелые действия и личную отвагу в бою начальник заставы И. К. Казак был награжден орденом Красного Знамени, его жена Татьяна Игнатьевна — именными золотыми часами...
У пограничников на Полтавке были две собаки — Пират и Треф. Пират — огромный, черный волкодав. Треф — небольшая пестрая дворняжка. Собаки чутко стерегли заставу. Стоило только постороннему приблизиться к заставе, как Треф начинал визгливо тявкать, его тут же поддерживал Пират хриплым надрывным лаем. Татьяна Игнатьевна кормила собак, ласкала, и они привыкли к ней. Когда уходила домой, ложились у ее крыльца.
Как-то вечером Татьяна пошла на кухню — взять для собак остатки пищи. В столовой ужинали бойцы.
— Что же это, Моксач, у тебя на столе ни луку, ни укропу, ни огурчиков?
— Завертелся, Татьяна Игнатьевна, не успел,— вытирая фартуком пот со лба, объяснил повар.
Татьяна решила сбегать за овощами — огород был сразу за воротами заставы. Нарвала луку, укропу, присела над грядкой огурцов и вдруг в нескольких шагах от себя увидела ползущего человека. В руках у него блестел нож. Татьяну сковал страх.
Ноги, казалось, пристыли к земле. «Бежать на заставу?» — мелькнуло в голове. Но диверсант одним прыжком очутился перед ней, занес над головой нож и пригрозил:
«Ни звука — сразу прикончу!» Как дальше все произошло, Татьяна не могла объяснить. Она упала, схватила диверсанта за ноги и рванула на себя что было силы. Тот потерял равновесие и рухнул на землю. Татьяна, не выпуская ног лазутчика, громко закричала:
— На помощь! Спасите! Пират! Треф!
Она пятилась назад и тащила диверсанта за ноги. Тот делал отчаянные попытки вырваться и не мог. Первыми на крик прибежали собаки. Пират мертвой хваткой вцепился бандиту в правую руку. Рука беспомощно разжалась и выпустила нож. Левой диверсант отбивался от Трефа, который с диким лаем бросался на него. Подоспевшие пограничники скрутили лазутчика.
— Важную птицу ты поймала,— сказал потом Татьяне муж. — Долго мы за ним охотились...
А вскоре из Москвы пришла весть — за смелый, мужественный поступок Татьяна Игнатьевна награждена орденом Красной Звезды. Татьяна Игнатьевна Казак была первой в пограничных войсках женщиной, удостоенной этой высокой правительственной награды.
Михаил Иванович Калинин, вручая ей в Кремле орден, тепло поздравил:
— Наслышан, наслышан о ваших делах. Что ж, молодец, поступайте так и дальше.
Великая Отечественная война застала их в Москве. Иван Корнилович Казак учился в Высшей пограничной школе. В первые же дни войны он был назначен командиром полка, а затем командовал дивизией.
Татьяна Игнатьевна еще на границе окончила курсы медсестер. Перед войной прошла переподготовку. С первого дня войны — на фронте. Начала работать в санчасти полка, потом в медсанбате дивизии. Всю войну прошла вместе с мужем, плечом к плечу, от Москвы до Кенигсберга. Сколько раненых вернули в строй заботливые руки хирургической сестры Татьяны Казак! Одних осколков было извлечено из ран столько, что если бы их собрать и переплавить, металла, наверное, хватило бы на целый трактор.
Не раз приходилось Татьяне Игнатьевне действовать не только хирургическими инструментами, но и винтовкой и пулеметом. Летом сорок четвертого года, во время ликвидации немецкой группировки под Минском, госпиталь был до отказа забит ранеными красноармейцами. А тут еще приказали принять триста раненых немецких солдат и офицеров. И надо же было случиться, что вражеская группа из остатков разгромленных фашистских дивизий и подразделений власовцев набрела на госпиталь. Фашисты открыли огонь с опушки леса. Послышались крики, команды. Раненые немцы подняли головы, загалдели. Среди медперсонала — замешательство. Обстановка требовала решительных действий.
Татьяна Казак первой схватила автомат, направила его на поднявших головы немцев.
— Ни с места! Всем лежать! — грозно скомандовала она. Передала автомат подбежавшему санитару.— Кто поднимется, стреляй без предупреждения!
Зашевелившиеся было немцы быстро сникли, попрятались под одеяла. Казак побежала к начальнику госпиталя, который возился у пулемета.
— Командуйте, а пулемет дайте мне.
Длинными очередями она быстро заставила фашистов отступить в лес. Подоспели наши автоматчики и ликвидировали недобитых гитлеровцев.
На груди медсестры Казак появился второй орден Красной Звезды.
Кончилась война. Генерал-майора Казака направили на военно-дипломатическую работу военным атташе в Польскую Народную Республику. Вместе с ним поехала в Варшаву и Татьяна Игнатьевна.
...Нет уже в живых Ивана Корниловича.
Выросла, вышла замуж племянница Лена (оставшуюся после войны без отца Лену взяли на воспитание Татьяна Игнатьевна и Иван Корнилович). И растет в семье Казаков внук, шустрый, непоседливый.
— Будет пограничник,— шутит бабушка.
Татьяне Игнатьевне много пишут. Воины, комсомольцы, пионеры. Просят прислать для уголка боевой славы планшетку, карту или погоны Ивана Корниловича. А то просят написать про свою жизнь. Как попала на границу? Как помогала пограничникам охранять рубежи нашей Родины?
Татьяна Игнатьевна откладывает письма, задумывается: что написать, с чего начать? Перед мысленным взором ее — маленький пограничный городок Шлиссельбург... По тихой узкой улочке его, позванивая удилами и цокая подковами по булыжнику мостовой, идет подседланный гнедой конь...

Работница № 11 ноябрь 1970 г.