Архиварий-Ус

НОТ — это, как известно, научная организация труда.
Пот — кто ж не знает, что такое пот, особенно тот самый, в пословицах поминаемый, седьмой, до которого уже шесть других утиралось и который все-таки снова выступает оттого, что мускулы в крайнем напряжении.
«У людей — НОТ, а у нас — пот»,— эту фразу услыхала я год назад от работницы Чунского шпалозавода Александры Лукиничны Горбуновой.
Собственно, завода в привычном, общепринятом понимании этого слова не было — не было корпусов, труб, проходной. Был обширный двор, заваленный
опилками, и на нем крытый навесом сарай, где сновали женщины с бревнами и досками в руках.
От самого берега таежной речки Чуны, из которой вылавливали бревна, до дальнего конца двора, где были сложены штабелями непривычно белые, словно нагие, неосмоленные шпалы — сколько ни вглядывайся, кроме станка, распиливавшего бревна, да транспортера, нельзя было обнаружить никаких механизмов.
Все остальное делалось руками. Вручную накатывали тюльку — заготовку для шпалы — на тележку под пилу, вручную переворачивали: раз-два — взяли! — с боку на бок, чтоб обрезать ее с другой стороны, вручную обстругивали кору и оттаскивали отрезанный горбыль, а потом тащили шпалы метров за двадцать на площадку и вдвоем укладывали в штабеля.
— Сколько весит шпала? — спросила я мастера.
— Это смотря какая,— обстоятельно ответил он,— сосновая — восемьдесят килограммов, а лиственничная — все девяносто. Листвяк — он тяжелый. Вон он как раз попался, окоряют его.
Упершись в концы будущей шпалы животами, две женщины с острыми полукруглыми саблями — настругами, как называли их здесь,— быстро, рывками
состругивали длинные куски коры. Эти увесистые стружки падали тут же, под ноги. Подъехал грузовик, и те же женщины стали сгребать стружки и охапками бросать их в кузов. А пока они управлялись со стружкой, по транспортеру от пилы подкатывались все новые шпалы и образовался затор.
— Ну, Шура, ты скажешь!—засмеялась Мальвина Петровна Елшина, секретарь поссовета. Это она привела меня на шпалозавод.
— Вы с ней поговорите, с Шурой Горбуновой,— советовала мне Елшина.— Она у нас депутат, государственная женщина — весь женский вопрос знает...
Я дождалась конца смены, и мы с Шурой поговорили. И про то, что живет она здесь уже тринадцатый год, укоренилась, сынов вырастила, троих — не
шутка! Нравятся ей здешние места — тайга, речка рядом, да и люди к ней с уважением: второй раз депутатом выбирают. Даже прозвали так: «болельщица». И то сказать, она своего мнения никогда в карман не прячет. За все болеет, что людей касается. Вот и сейчас говорила она про то, что давно пора кончать «баночную жизнь»: на полках магазина одни консервы, а железная дорога рядом, и льда в Сибири не занимать — строй ледники, завози продукты! И про то, что хлебозавод на ремонт наконец поставили, добилась, а то от людей стыдно: «Депутат, что же хлеба-то хорошего нет?» И про то, что автобусы не в срок ходят до поселка, а она хоть и в торговой комиссии, но и транспорт ее не объедет — найдет концы.
И, конечно, о самом наболевшем — о седьмом поте...
— Видала мой наструг? Ну, саблю, которой кору чешу? Мой-то еще острый — на ремзаводе сын сделал. А попадет тупой — руки обламываются.
Станок-то есть, да толку что: инвалид, окоряет нечисто, шпалу не ворочает, ломается, а запчастей нет. Технорук наш, Кашкаров, говорит, нигде, мол, ее, механизации, нет на шпалозаводах. А я не верю. Ведь и ученые есть и инженеры. Неужто не думает никто? В министерство я написала: будет ли шпалопильщицам  облегчение? Ты ж из Москвы. Сходи-ка там, узнай.
И, как следствие всего этого, на шпалозаводах нарушается закон об охране женского труда. Разве уложишься в «разрешенные» 20 килограммов, если
шпала весит 80, а поднимают ее в лучшем случае вдвоем?
Может, никто не занимается специально технологией шпалопиления? Ничего подобного. Это поручено филиалу Центрального научно-исследовательского и проектно-конструкторского института механизации и энергетики лесной промышленности — ЦНИИМЭ. И находится он, кстати сказать? в Иркутске, в той же области, что и Чунский завод. Но институт сам по себе, а заводы сами по себе.
Чтобы разобраться наконец во всех вопросах, и был созван в августе в Забайкалье семинар по шпалопилению. Там мы и встретились снова с чунской окорщицей Александрой Лукиничной Горбуновой.
Участники с семинара осмотрели первый и пока единственный в стране полностью механизированный Хантагатайский опытный шпалозавод — детище филиала ЦНИИМЭ. Здесь все выглядело иначе, чем в Чуне. Этот завод уже был частицей индустрии, он был причастен к XX веку и его техническому уровню.
Огромные бревна, повинуясь воле оператора, сами ползли под пилы, делившие их поперек на заготовки — тюльки.  Шпалоавтомат ловко поворачивал тюльку разными боками к пиле и выбрасывал на конвейер готовую шпалу. Механические руки передавали ее по транспортерам дальше, специальное устройство само сортировало шпалы и укладывало в пачки, которые автопогрузчик увозил на площадку.
Рядом со мной ходила Александра Лукинична Горбунова и вздыхала при знакомстве с каждым новым агрегатом: «Надо же! Оказывается, есть! А у нас то все на животе!»
Ее, как, впрочем, и остальных участников семинара, больше всего интересовал вопрос: когда все эти автоматические станки и машины будут не на одном заводе, а на всех? Как выяснилось, нескоро. Почти все машины, которые стоят в Хантагатае, экспериментальные, то есть сделанные в
мастерских института в единственном экземпляре. Их еще предстоит дорабатывать, потом на заводах будут изготовлены опытные образцы, и лишь после успешных испытаний те будут переданы для серийного производства. На это уйдет лет пять-шесть, не меньше. Вот почему участники семинара с большим интересом знакомились с самодельными машинами в шпалоцехе Онохойского лесоперерабатывающего комбината — ЛПК, где проходил семинар.
Возможности — материальные, кадровые — у этого комбината точно такие же, как у других. И тем не менее здесь никто не убирает руками стружку и
опилки, не таскает горбыль и отходы — все это ссыпается в люки, уносится по транспортерам. Малая механизация здесь дело естественное, привычное, а как же иначе? Но не довольствуясь ею — и это важнее всего,— онохойцы посягнули и на «большую». Впервые при ЛПК создали свое конструкторское бюро, не пожалев для него лучших инженеров из цеха, с единственной целью — механизировать тяжелые ручные работы.
И вот обычный старый шпалопильный станок, но вы не видите рук навальщиков, которые бы каждые 4 секунды переворачивали тюльку. Тюлька послушно переворачивается сама. Это знаменитый кантователь онохойского конструктора Виктора Калиныча Блинова. Им управляет работница Ага Меркурьевна Пашнина. «Специально ее обучил,— говорит Блинов.— А то есть такая тенденция: как руками — пусть женщины, чуть механизировали — мужчин ставить». Человеческие руки не прикасаются к шпале и на следующей операции, здесь не увидишь сабель-настругов: четыре фрезы со всех боков надраивают шпалу, и она выползает белой, чистенькой, без сучков и задоринок. Эта остружечная машина опять-таки изобретение Блинова
и его молодых помощников.
Но даже при самой большой заботе трудно дается эта самодельная механизация, если нет для нее ни металла, ни запчастей. Грустно было слушать, как
Блинов, виновато улыбаясь, объяснял устройство своего кантователя: «Гидропривод и шланги у нас от автопогрузчика, один гидроцилиндр — с  автокара, второй — с экскаватора».
И все-таки все увозили из Онохоя чертежи — будут в своих мастерских пытаться делать кантователи. И, видя это, невольно спросишь вместе с Шурой: «Самодельщиной много ли намеханизируешь? Самодеятельность — это хорошо, а самодельщина — одни убытки».
В самом деле, если государству нужны шпалы и оно заинтересовано в росте производительности труда на шпалозаводах, почему механизация их зависит от доброй или недоброй воли руководителей предприятия? Почему машины для этих заводов некому делать? Почему хотя бы ценные рационализаторские «добавки» к устаревшему оборудованию не собраны, не обязательны для всех шпалозаводов?
С этим вопросом и вышла на трибуну семинара работница Горбунова.
— Товарищи инженеры! Сколько ж еще лет нам, шпалопилыцицам, на горбу ворочать? Почему кантователь — такая хорошая машина, а нельзя ее на заводах сделать? Почему наш окорочный станок меж бумаг в кабинетах потерялся — один станок закрыли, другой не открыли? Все с рук на машину переходят, а мы — с какой ни на есть машины — на ручную окорку. И еще одно хочу сказать. Молодые-то нынче приходят грамотные, им любую машину дай — усвоят, а мы им тюльку в руки — ворочай!
Шура Горбунова — депутат Чунского районного Совета, этот район — часть Советского государства, и потому она считает, что вправе требовать порядка не только в районном магазине, но и в своей отрасли промышленности. Дело ведь не в масштабах, дело в позиции. А позиция у нее государственная.
Сегодня технический потенциал нашей страны вырос неизмеримо. Но существуют отдельные участки, а иногда (как в данном случае) целые отрасли промышленности, которые резко отстали от общего уровня. Здесь плохие условия труда, низка его производительность.
В решениях онохойского семинара сказано и о внедрении малой механизации, и о кантователях, и о новых проектах шпалозаводов. Есть в этом решении и пункт № 12: «Привести условия работы женщин, занятых в шпалопилении, в соответствие с существующим законодательством»...
Осуществить это решение можно только одним путем: на помощь шпалопильщицам должна прийти механизация — малая, большая, всякая.
Редакция просит министра лесной промышленности СССР Николая Владимировича Тимофеева сообщить, что же предполагается сделать для внедрения
механизации и автоматизации на шпалозаводах.