Архиварий-Ус

АННА ЛИСОВСКА-НЕПОКУЛЬЧИЦКА Рассказ

На выставке гобеленов он бы получил бы название "Аррас семейный", ибо события, вызвавшие его к жиз­­­ни, разыгрались после женитьбы профессора

Лихта  на девушке с почты. Вступление в брак профессора  Лихта было событием настолько значительным, что в кругу его знакомых эта дата стала вехой, почти как рождение Христа или бегство Магомета из Мекки.
До той поры профессор Лихт был неприступен. Его неприступность была усилена крепостной башней в лице мамуси. Впрочем, кандидатки в жены нередко появлялись на жизненном горизонте семейства Лихтов, но они так и оставались кандидатками. Профессор был человеком глубоко интеллигентным, а претендентки все как одна при ближайшем знакомстве оказывались «не на должном уровне». Каждая вторая не могла отличить кислоты от основания, остальные не  выдерживали экзамена у мамуси по части домоводства.
Поэтому профессору ничего другого не оставалось, как всюду появляться с мамусей: и в театре, и в кино, и в костеле. Даже к знакомым на партийку бриджа он шел с мамусей, не говоря уж об отпуске — его они всегда проводили вместе. Навещала мамуся сына и в университете. Она не была случайным человеком на кафедре: переписывала на машинке труды и статьи, которые сын публиковал в специальных химических журналах. Кроме того, мамуся вела дом, вела очень экономно, но в то же время ни в чем не поступаясь правилами хорошего тона. Все знали, какое место занимает мамуся в жизни профессора, поэтому ни одно официальное торжество не обходилось без нее.
Подруги и кузины мамуси, в особенности те, кого судьба наградила «не стоящими своих мужей» невестками, завидовали ей.
— Какой у тебя идеальный сын!— говорили они с восхищением.
О нет, пани Вожена не терроризировала сына. Напротив, она бывала обычно мила с его приятелями, даже пользовалась словечками, принятыми в студенческой среде, почитывала книги, которыми увлекались  знакомые профессора. В общем, была женщиной компанейской, очаровательной, преисполненной доброты и снисходительности. Но все это до тех пор, пока чья-нибудь попытка завладеть вниманием сына не казалась ей чересчур активной.
Так шли годы. И вдруг свершилось неожиданное: профессор Лихт женился. И на ком? На девушке с почты!
Девушка с почты, которую подруги звали Лилькой, была знакома с профессором довольно давно. Однажды она обратила внимание профессора на возможность изложить текст телеграммы, которую он направлял в какое-то учреждение, значительно короче, то есть сэкономить семнадцать злотых тридцать грошей. Профессор, пораженный сообразительностью девушки, решил про себя, что такая бережливость очень бы расположила к ней мамусю. С этого момента он все чаще и чаще стал бывать на почте по делу и без дела.
Решился же он расписаться с Лилькой только тогда, когда пани Вожена, поддавшись в конце концов уговорам родни, уехала отдохнуть. Одна.
Пленительно улыбаясь, она объявила сыну:
— Беру у тебя отпуск, дорогой. Первый раз в жизни. Тебе ведь тоже необходимо отдохнуть от старой, брюзгливой мамаши.
Разумеется, он запротестовал. Но уже на третий день после отъезда мамуси дом показался ему невозможно пустым. Он пошел на почту, чтобы переслать свою тоску заказным... Но письмо так и осталось неотосланным.
За два дня он уладил все формальности, обязательные при заключении гражданского брака. Эта вспышка энергии была, пожалуй, первой и последней в жизни профессора Лихта.
Профессор и сам не сумел бы объяснить свою поспешность. Разве по ночам, когда верх брало подсознательное, чувствовал, что ему хочется подольше побыть вдвоем с Лилькой, без мамуси...
На вокзал встречать мать профессор явился один, без жены, чтобы иметь возможность спокойно поговорить. Пани Вожена была ошеломлена, сокрушена, поражена. Об этом, однако, никто не должен был догадываться. В такси по дороге домой, прислонившись к плечу сына, она с улыбкой слушала его излияния, одновременно составляя планы собственные.
Сын хотел только одного: чтобы мать полюбила невестку...
«Полюбить его жену?.. Как, однако, дети умеют быть жестокими!.. Полюбить?.. Пока что надлежит не выпускать оружия из рук, как можно скорее определив, за кем в данном соотношении сил останется последнее слово».

Девушка с почты, так быстро и неожиданно превращенная в  профессоршу, в пани Лихт-младшую (не следует забывать об этом последнем прилагательном), не могла свыкнуться со своим  новым положением. И пани Вожена сразу это поняла, поняла, что  по-прежнему останется всемогущей государыней. И решила, несмотря ни на что, быть любезной. Такой она и была в течение  двух недель.
За это время пани Вожена утвердилась в убеждении: девушка  с почты ни в коем случае не должна остаться профессоршей. И  ее святая обязанность, обязанность матери — уберечь сына от  такого несчастья. Поэтому прежде всего она перестала заговаривать о венчании в костеле.
Так начала она ткать аррас, который на выставке гобеленов  назвали бы «Аррас семейный». 
Мамуся не торопилась. Наоборот, отослала молодых на целых три дня в Казимеж. Одних. Кроме того, регулярно раз в неделю  отправляла обоих на танцы и демонстративно завесила толстым ковром дверь из своей комнаты в комнату сына.
По примеру всех деспотов пани Вожена решила прежде всего ущемить противника материально. Она долго объясняла профессору, что неловко его жене продолжать работать на почте. Но главное, конечно, не в этом, а в том, что Лильке следует доучиться, а тогда уж и подыскать ей какую-нибудь должность в университете.
Таким образом, Лилька застряла дома с туманной надеждой на завершение образования, зато без собственной копейки, ибо профессор Лихт по-прежнему отдавал весь свой заработок мамусе. На первых порах Лилька просила деньги на свои насущные нужды у мужа, но когда узнала, что даже каждое посещение ею парикмахерской служит поводом для часовой дискуссии между профессором и его матушкой, просить перестала.
И все же аррас создавался удивительно медленно.
У Лильки, несомненно, было много недостатков, но одно она умела делать гениально — ладить с людьми. И это умение обернулось для зубов пани Лихт-старшей крепким орешком.
Чтобы держать невестку в состоянии постоянной стесненности, она не возложила на Лильку никаких дел по дому, кроме застилания супружеской тахты и подметания комнат, сохранив при этом все свои обязанности по обслуживанию сына.
Ежедневно (за исключением воскресений) в начале восьмого входила она в кабинет профессора — ныне супружескую опочивальню — со стаканом молока.
Профессор, явно смущаясь, вскакивал с постели, бросал жене несколько ворчливых замечаний и скрывался в ванной. И тогда встречались взгляды двух женщин: испытующий, подозрительный Лильки и спокойно-пренебрежительный пани Вожены.
Потом они оставались вдвоем: старшая — хозяйничать, младшая — стараться не мешать старшей...
Лилькины робкие предложения помочь неизменно натыкались на слащавое:
— Ты очень мила, дорогая, благодарю, но лучше иди позанимайся! Тебе ведь необходимо дорасти до уровня мужа.
К концу периода, который мамуся отвела сыну, чтобы тот «перебесился», она несколько изменила тактику. Любой ценой и в обществе и дома старалась подчеркнуть невежество невестки.
Лилька действительно читала немного и от этого легко попадалась в ловушки, расставляемые свекровью. А ее попытки блеснуть «почтовой», как говаривала пани Вожена, эрудицией приводили компанию профессора в состояние легкого замешательства. Пани Вожена в таких случаях опускала глаза, многозначительно откашливалась, а потом быстро, однако так, чтобы все заметили, меняла тему.
Друзьям она объясняла создавшееся положение ослеплением сына несомненной красотой девушки, возрастной разницей почти в четверть века, пробуждением у него чувств... почти отцовских...
Но вопреки всему задуманный узор на аррасе не получался.
Похоже было, что девушка с почты, несмотря ни на что, решила остаться профессоршей. Она упорно училась. Все реже и реже удавалось публично компрометировать ее, а кроме того, профессор по-прежнему находился в плену ее женских чар, с которыми пани Вожене нелегко было бороться.
Таким образом, мамуся профессора Лихта некоторое время жила под угрозой полного разгрома.
Но вот как-то пани Вожена зашла к сыну в лабораторию,— они собирались вместе в город, чтобы купить Лильке рождественский подарок — «что-нибудь очень красивое из гардероба», как выразился профессор,— и застала там ассистента Андрея. Ее сразу осенило...
Пани Вожена засыпала молодого человека изъявлениями симпатии, припомнила все похвалы, которые расточал ему сын, а затем попеняла профессору — почему, мол, никогда не приведет своего молодого, симпатичного друга домой,— и тут же пригласила Андрея на воскресный обед.
Андрей пришел, пани Вожена приняла его, как друга дома.
Сразу начала поверять ему свои мелкие неприятности, делилась заботами о здоровье сына, наконец, под строжайшим секретом призналась, что образование Лильки страдает серьезными пробелами, и тут же попросила помочь перевоспитанию «бедной малышки» в достойную супругу профессора Лихта.
Вскоре она заметила, что «бедная малышка» произвела впечатление на молодого человека.
Пани Вожена была из тех женщин, которые без колебаний и сомнений идут к намеченной цели. Поэтому она немедля принялась подстраивать краткие встречи невестки с Андреем. Зная, например, что должен зайти ассистент, она выскакивала «на минутку» в город, где с одной из кузин отправлялась в кафе и засиживалась там  допоздна. А когда профессор собирался пойти с Лилькой в кино, заявляла, что сейчас у нее есть время и она могла бы перепечатать последнюю статью профессора... И если он хочет получить статью к завтрашнему дню, пусть подиктует. Лилька застенчиво  напоминала про купленные билеты, и пани Вожена, с минуту поразмышляв «как быть?», звонила Андрею и просила сопровождать пани профессоршу...
Таким образом, на аррасе пани Вожены вскоре стал появляться вполне конкретный рисунок...
Профессор через какое-то время заметил чересчур частые посещения их дома Андреем и сказал об этом матери. Пани Вожена тут же высмеяла подозрения сына, опасаясь, как бы преждевременная ревность не помешала осуществлению ее замыслов. Но стоило ей увериться в том, что дела у Андрея с Лилькой зашли достаточно далеко, как она сама начала высказывать опасения.
«Пожалуй, действительно,— вздыхала она,— пара эта слишком часто бывает вместе. Чем они, собственно, занимаются и куда ходят?»
Летом, когда слухи о странной роли ассистента в семейной жизни профессора стали распространяться в университетских кругах, Лихты всем домом выехали в пансионат.
Именно там, в горной деревне, должна была отмечаться годовщина женитьбы профессора Лихта на Лильке...
В субботу — годовщина пришлась именно на этот день — часов около четырех в комнату пани Божены начали сходиться пожилые профессора с женами и детьми. Все желали супругам «дальнейшей счастливой совместной жизни» и вручали почему-то пани Божене «свидетельства признания» идеальной семьи. Потекли разговоры, зазвучали тосты, настроение за столом установилось каникулярно-юбилейное. И вдруг в какой-то миг гости заметили отсутствие Лильки. Пани Божена, обворожительно улыбаясь, высказала предположение, что «бедная малышка» пошла переодеться во что-нибудь, что будет ей больше к лицу, нежели серый свитерок, надетый наперекор ее, пани Божены, совету. Профессор, потеряв терпение, пошел за женой. В спальне он нашел приколотую к подушке записку: «Больше нет сил».
Таким образом торжество по случаю годовщины бракосочетания супругов Лихт сорвалось.
Отчаяние профессора Лихта выражалось в форме настолько тревожной, что пани Божена готова была повыпарывать все мастерски завязанные ниточки арраса и даже примириться с девушкой с почты.
К счастью, дня через три пришло письмо из Жешова. Лилька сообщала, что отказывается от роли супруги профессора Лихта, что подала заявление о разводе, поскольку собирается выйти замуж за Андрея, а в конце недели думает приехать за своими вещами.
Даже много лет спустя пани Божена не могла себе простить, что не присутствовала при последнем свидании профессора с Лилькой, а, сославшись на головную боль, пошла прогуляться.
Сколько ни требовала она потом у сына отчета о ходе этого последнего свидания,— все было тщетно. Профессор не хотел говорить об этом. Ни за что. Почему, почему именно в этот последний день ей не хватило мужества? Конечно, вскоре она сообразила, что ни в коем случае не стоит оставлять сына вдвоем с его бывшей женой, и поспешила к дому. Но опоздала: Лилька шла ей навстречу. Глаза ее были красны от слез. Пани Божена сразу решила, что самой подходящей будет для нее роль оскорбленной невинности. Поэтому, подойдя к бывшей невестке, она тихо сказала:
— Зачем ты это сделала, детка? Зачем так обидела нас? 

Лилька молчала.
— Когда б ты знала,— продолжала пани Божена,— в каком безысходном горе мой сын! Не могу понять, какие достоинства ты открыла в том молодом человеке?
Лилька, подняв взгляд, впервые за все время уверенный и твердый, ответила:
— Он сирота. Круглый сирота. Понимаете?!
Вот каким образом появился на свет аррас, который на выставке гобеленов непременно получил бы название «Аррас семейный».

Перевел с польского А. КОВАЛЕВ. 

Работница № 12 декабрь 1966 г.