Дорогая редакция! Все эти годы после войны во мне живет мысль о трех детях — Мане, Васе и их братишке, имени которого не могу вспомнить. Фамилия их — Вальковы. Этих ребят мы подобрали в первую военную зиму в деревне где-то на можайском направлении. Название ее ушло у меня из памяти после контузии (я была медсестрой): не то Жоровня, не то Жаворонки. Поиски по карте не помогли. Попытки разыскать детей окончились неудачей: не знаю их отчества, а они теперь совсем взрослые.
Расскажу по порядку. Может быть, на это письмо они откликнутся. Зимой 1941/42 года наша боевая группа пришла в деревню на берегу речушки, у склона горы, покрытого лесом. Была лунная ночь, и только скрип снега под ногами нарушал мертвую тишину. Через деревню проходила линия фронта, в ней не было ни войск, ни жителей.
Отсюда мы должны были идти на выполнение задания, но прежде разведчики обследовали деревню. Вернулись расстроенными: нигде ни души, а в одной избушке нашли троих детей лет пяти— семи. Их ждала гибель от холода, голода или бомбежки. Это и были дети Вальковы — Маня, Вася и их младший братишка, имени которого не помню.
Отец их сражался на фронте, мать умерла.
Что делать? Ни один из нас не мог отвести детей в часть: сейчас, когда мы шли на задание, это было бы нарушением воинского долга. Решили из своих
запасов питания оставить продукты детям — у нас были сахар, сухари, галеты и колбаса,— а на обратном пути (мы верили, что вернемся, хотя задача была опасная и тяжелая) забрать детей в часть и все рассказать командиру.
Прошло примерно десять дней. Мы провели их в тылу врага, без сна, без пристанища, на снегу. В наших мешках давно не было ни крошки продуктов.
Возвращались, волоча от усталости и голода ноги. Но каждый помнил: дети ждут. И вот опять та вымершая деревня, тот год мороз был жестокий, а ребята полураздеты: Манечка без чулок и нательного белья, мальчики в тонких пальтишках.
Мы завернули их в полы своей одежды и так явились к месту назначения, где нас ждал транспорт. Командир грозно спросил меня: «Вы чем занимаетесь: воюете или детский сад с собой возите?»— а сам подложил нам в открытую машину побольше сена: предстояло проехать с детьми около ста километров по сорокаградусному морозу.
Нам и в овчинах было холодно, а как же детям? Манечку посадили рядом с шофером в кабину, поближе к горячему мотору, а мальчики забрались в кузов, и мы их спрятали к себе в овчины. Наконец добрались до казарм. Между собой договорились, что всю «вину» за детей я возьму на себя: с женщины спрос, мол, меньше.
Тревоги оказались напрасными. Командир все понял, когда увидел выглядывающие из овчин ребячьи головенки. Он приказал часовому пропустить детей в казармы и оставить их, пока не устроят в детский дом.
В столовой ребят накормили, для них нашелся даже белый хлеб. Наевшись досыта, старший мальчик вытер рукой губы и с крестьянской степенностью сказал: «Благодарим».
Была уже глубокая ночь. В пустой комнате поставили кровать, стулья, принесли матрацы и уложили детей поперек койки. Делали мы все это в полусне, валясь с ног. Через час я еще раз зашла к ребятам: они сладко спали, ножки были теплые, а головки не горели — значит, все в порядке...
Вскоре детей определили в детский дом. Я им дала свой домашний адрес и армейский адрес и просила всегда писать мне. Но не прошло и недели, как
однажды часовой окликнул меня: «Сестра, на выход». Выхожу и вижу: стоят мои ребята, только старшего с ними нет, у девочки на рукаве марлевая повязка с красным крестом, сделанная неумелыми детскими руками, ребята опрятно одеты, подстрижены. Говорят, что ушли из детского дома совсем, хотят вместе с нами бить фашистов. На мой вопрос, где же старший, они с гордостью сообщили: «Ушел на фронт воевать». Вызвали мы воспитательницу из детдома. Она пришла встревоженная и забрала их.
А потом война перебросила меня на другой фронт, и ребячьи следы затерялись. В 1953 году я демобилизовалась и приехала домой, в Москву.
Никаких вестей о Мане, Васе и их братишке у меня нет. Не помню сейчас, в каком они были детском доме,— сколько ведь лет прошло. Но так хочется
узнать их судьбу, повидаться с ними! Трое Вальковых, где вы?
Зинаида ДУБРОВИНА г. Москва
Работница № 01 январь 1965 г.