Л. ЖУХОВИЦКИЙ
Гаврилово-Посадский район. Не Кубань, не Украина, не Молдавия — обыкновенная средняя Россия, Ивановская область. Не очень щедро одарила природа ивановцев. А как широко шагнул район после XXI съезда партии!
Особенно круто пошло на подъем
сельское хозяйство в 1959 году — первом году семилетки. План продажи мяса государству район в целом перевыполнил в два раза, а некоторые колхозы даже в три раза. И это не рывок, не штурм — это темпы семилетки.
Они не снизятся и в 1960 году. Ведь выходное поголовье крупного рогатого скота в районе увеличилось в полтора раза, а кормов заготовлено почти вдвое больше, чем в прошлом году. В чем причина успехов?
На этот вопрос отвечают по-разному, но все сходятся на одном: главное — это люди. О них и пойдет речь.
Все изменилось
Весной, лишь сошел снег, свинарка колхоза имени Дзержинского Елизавета Ивановна Полежаева принесла из дому и посадила возле свинарника деревце, которое зовут в этих местах
«майским»,— кудрявое, щедро цветущее белым цветом. А вскоре под окнами кормокухни вырос целый садик. Нет, ни воскресников, ни субботников не
устраивали. Просто приходили свинарки минут за двадцать до работы и сажали что кому нравится: одна — березку, другая — клен, третья — вишенку. По краям вытянулись в нитку кусты черной смородины, посередке загорелись цветочные клумбы. Прохожие спрашивали:
— Озеленяете? Начальство, что ли требует?
Свинарки застенчиво разводили руками:
— Душа просит...
Анна Александровна Аравина задумчиво произнесла:
— Теперь можно и о цветах подумать.
Да, теперь можно...
А в сорок пятом году, когда принимала она свиноматок у Ефросиньи Ивановны Якимовой, та сказала:
— Одиннадцать лет я тут отработала. Ты-то, пожалуй, столько не вытянешь.
— Почему, тетя Фрося?
— А вот увидишь, почему. Работа у нас, у свинарок, уж очень тяжелая.
Верно, нелегко приходилось Анне Александровне в первые послевоенные годы, когда держали свиней в таком хлеву-развалюшке, что его и фермой-то
назвать было неудобно.
Даже в пятьдесят восьмом году работа свинарок была еще трудоемкой. Сколько раз в день, бывало, Аравина бегала с тяжелыми ведрами через весь
свинарник, чтобы накормить своих визжащих питомцев! Разлить пойло по кормушкам — опять задача. Поросята лезут под ноги, мешают, чуть зазеваешься — у опрокинут ведро. К кормушке бросаются все разом, расплескивают пойло.
Всегда грязь в станке, только успевай убирать. Воду тоже таскали ведрами да еще подолгу выстаивали в очереди у колодца: он-то один, а свинарок восемь. Навоз выносили носилках. Тяжелая, грязная работа...
Всего год прошел, а как все изменилось!
...Подъезжает к кормокухне бардовоз, сквозь отверстие в стенке сливает барду в чан. А кормокухня — это целая
маленькая фабрика. Тут и запарники, и чаны, и картофелемойка, и картофелемялка. На стене черный железный ящик с грозной надписью: «Не открывать, под напряжением!» Среди всей этой техники удевительно старомодно выглядят добродушные старые ходики...
Воду теперь качает насос. Между двумя свинарниками выстроили особое помещение — тесовое, легкого типа. Летом там было что-то вроде летнего откормочного лагеря, теперь «столовая».
Помещение разделено на загоны. В одном кормят свиноматок, в другом — откормочную группу, «в третьем — отъемышей. Подкатит свинарка люльку подвесной дороги, наполнит кормушки, а потом откроет станки, и поросята сами бегут куда надо.
Сейчас, когда кормят в особом помещении, в станках стало куда чище. Да и убирать навоз легче: люлька подвесной дороги — это вам не носилки!
Все эти новшества стоили колхозу имени Дзержинского не слишком дорого, а выгоду принесли большую. Каждая свинарка обслуживает теперь вдвое больше свиней, чем прежде. Производство свинины почти удвоилось. Если в 1958 году на сто гектаров пашни колхоз произвел 38 центнеров свинины, то в 1959-м — около семидесяти. Доход от фермы вырос без малого в два раза.
«Долго не проработаешь»,— сказала когда-то новенькой опытная свинарка Якимова. Но Аравина работает на ферме уже четырнадцать лет и уходить не
собирается. Шутит:
— Правление не гонит, а сама и подавно не уйду!
А свинарка Люся Петрова, которая собирается поступать в Ивановский сельскохозяйственный институт, в тон ей отвечает:
— Тебе, тетя Аня, никак уходить нельзя. Ты же в районе одна из лучших!
К кому ж я на практику буду ездить, как не к тебе?
«МОЛОЧНЫЙ ЦЕХ»
Мало ли народу приезжает в Москву на Выставку достижений народного хозяйства! Зоотехник павильона особенно хорошо запомнил одну женщину.
Сперва она, как все, ходила по проходу, читала таблички с цифрами надоев и время от времени удивленно Квсплескивала руками. Но потом повела
себя странно: подойдя к одной из деревянных кормушек, постучала по ней кулаком и уверенно сказала:
— Не годится!
— То есть, позвольте, что именно не годится? —поинтересовался зоотехник.
— Кормушка не годится... Кстати, как тут пройти на чердак?
— На чердак? — опешил зоотехник.— По лестнице... Но, позвольте, зачем вам на чердак? Да и нельзя туда...
Женщина вздохнула.
— Может, и нельзя, да ведь нужно.
Зоотехник пошел было за ней следом, но передумал. Женщина на вид серьезная, на груди депутатский значок. Может, ей и вправду нужно...
А через некоторое время председатель колхоза «Путь Ильича» Елизавета Арсентьевна Чернышева докладывала правлению:
— Коровник, по-моему, строить надо четырехрядный. Это куда выгодней, чем два двухрядных. Правда, такой, как на выставке, с фонарем, сделать мы вряд ли сможем. Я там на чердак лазила, балки смотрела — таких у нас нет. И кормушки лучше сделать цементные.
Деревянные гнить будут, менять придется чуть не каждый год... А мы не на год строим!
Члены правления слушали, солидно кивали. Верно: строить, так строить.
И средства в колхозе найдутся. Не то, что года три — четыре назад, когда не знали, какую дыру вперед залатать. Тогда даже правление помещалось в старом пожарном сарае с дырявой крышей. Бывало», чуть громыхнет гром, Елизавета Арсентьевна хватала бумаги и бежала от дождя в ближайшую избу...
— Значит, будем строить? Возражений нет?
...В начале пятьдесят девятого года коров перевели на новую ферму. И теперь доярки на вопрос: «Где работаете?» — бойко отвечают:
— В «молочном цехе»!
Ясно было, что в «молочном цехе» доить вручную просто стыдно. И колхоз купил доильные аппараты. Но тут случилось непредвиденное. Старые доярки — гордость колхоза — отказались переходить на электродойку. Елизавета Арсентьевна долго объясняла им, что новшество это значительно
облегчает труд. Ей отвечали:
— А мы за легким трудом не гонимся. Коровы привыкли вот к этим самым рукам. Разве ж можно их железками заменить? Или не нравится, как мы работаем?
Доярки знали себе цену. Чернышева сказала:
— Работаете вы хорошо. Но мы должны увеличивать молочное стадо. А благодаря электродойке каждая из вас сможет обслуживать по двадцать коров...
— По двадцать? Эдак дойку и за четыре часа не кончишь!
— Но ведь в других местах давно уже доят по двадцать и больше коров, — поддержала председателя Людмила Канунникова.
— А ты видела?
— Слышала.
— Мало ли что слышала... Говорят, что кур доят. Не всякому слову верить можно... Разговор явно не получился.
Только одна из доярок решила взять двадцать коров — молодая коммунистка Людмила Канунникова. Несколько дней подряд, когда доярки уходили после дойки с фермы, Люся еще возилась со своими аппаратами.
— К полночи справишься? — кричали ей.
Она отшучивалась:
— Не справлюсь — тут и заночую.
Вскоре Люся уже не отставала от остальных доярок, зато молока сдавала вдвое больше, чем они. А значит, и больше зарабатывала. Слово не убедило, убедило дело. Через месяц все доярки на ферме обслуживали по двадцать коров. Председатели и доярки из соседних колхозов зачастили в «Путь Ильича». Интересовались: как это вышло, что молочное стадо в колхозе значительно выросло, валовой надой молока увеличился, а число работающих на ферме уменьшилось почти на треть?
Дояркам отбоя не было от вопросов:
— Как же вы с двадцатью коровами справляетесь, когда нам с десятком передохнуть некогда?
Те отвечали:
— А с двадцатью легче. — И вели гостей на ферму. Что тут долго объяснять? Глядите сами...
Электричество качает воду, электричество гонит барду по трубам. Отвернет доярка кран возле длинной цементной кормушки — и все ее коровы сыты.
Пришло время дойки — опять заработало электричество. Об уборке навоза
доярка не заботится. Несколько раз в день прокатит скотник по ферме люльку подвесной дороги — и чисто в коровнике. А доярка может со спокойной душой идти в душевую; она тут же, на ферме, рядом с красным уголком...
— Видите? — говорят доярки из колхоза «Путь Ильича». — За двадцатью коровами ходить легче, чем за десятью. Да и заработки у нас в этом году выросли, хотя теперь за сто литров молока колхоз платит нам не по двадцать три рубля, а по тринадцать. Так что механизация выгодна и колхозу и дояркам. Так и передайте своим председателям.
По 500 центнеров молока на сто гектаров земли получил колхоз в 1959 году. Вот какова производительность «молочного цеха»!
ТРИ НИНЫ, ДВЕ АЛЬБИНЫ, АНЯ, ВАЛЯ, ВАДИМ И ГЕННАДИЙ
— Кто за?
Руки поднялись и опустились.
— Кто против? Кто воздержался?
Единогласно.
Сидевшая в зале глазастая девушка лет семнадцати вздохнула. Всего несколько минут прошло, а сколько забот прибавилось! Была она раньше просто
Нина Емельянова, а теперь ответственный работник, звеньевая молодежного кукурузоводческого звена. Как-никак, восемь человек под ее командой...
— Только вы, ребята, в случае чего помогайте,— сказала она.
Открытое комсомольское собрание обнадеживающе зашумело в ответ.
— А теперь,— сказал комсорг,— послушаем, какое обязательство возьмет на себя звено.
«Вот тебе и раз,— подумала Нина. — Не успели утвердить — и уже надо брать обязательство».
— Да я не знаю,— сказала она. — Центнеров по триста, пожалуй, вырастим.
— Это почему по триста? — спросил инструктор райкома комсомола.
— А у нас в прошлом году в среднем по колхозу так вышло.
— Значит, тебя устраивает средний уровень, да еще прошлогодний?
А дальше началось такое, о чем рассказать трудно. Нина говорит свое, председатель собрания — свое, каждый из ребят тоже что-то свое предлагает.
А парторг стал рассказывать, какая, мол, в других местах молодежь трудолюбивая да смелая, какие высокие обязательства берет.
Нина даже обиделась. «В других местах... Как будто у нас в Крюкове одни лентяи да трусы!» Но смолчала.
...Все разошлись из клуба. Только вновь созданное звено осталось на свое первое производственное совещание.
Нина сказала:
— Ну, что делать будем, товарищи? Давайте подумаем, какое обязательство возьмем.
— Вообще-то можно взять пятьсот, — сказала Нина Петрова.— Земля хорошая, к тому же с севера лесополоса...
— Самое главное,— убежденно сказал Вадим Федоров,— завтра же начать возить навоз! Иначе никогда в жизни пятьсот центнеров не возьмем.
На том и порешили.
За неделю проложили на свой участок не то что тропку, а настоящую дорогу: по двадцать — тридцать ездок в день делали. И так до самого сева. По 35 тонн навоза вывезли на каждый гектар. А как начался сев, Нина Емельянова и Нина Петрова пошли сеяльщицами к трактористу Михаилу Молчанову. Ох, и беспокойные помощницы достались трактористу! Чуть не так упало зернышко — сзади такой крик, что, наверное, в райцентре слышно.
Отсеялись. День звеньевая терпела, второй, третий, а потом не выдержала, побежала на поле: а вдруг уже ростки?
Прибежала — и носом к носу столкнулась с подружкой. Все поле облазили, но всходов не нашли...
Только на девятый день появились ростки. И тут же новая забота: гонять грачей. Иначе нахальные воришки всю кукурузу повытаскают.
Порой гонять грачей собиралось все звено: три Нины, две Альбины, Аня, Валя, Вадим и Геннадий.
Дальше прорывка. Не успели ее закончить, как нагло полезли сорняки. Три раза культивировал кукурузу тракторист. Но сорняки прятались в гнездах...
Лето выдалось на редкость жаркое. Но и в самую жару члены звена работали на прополке весь день, почти без отдыха. Только и успевали в обед сгонять на велосипедах на речку и обратно.
Кукуруза выросла высоченная, сочная, густая: лес лесом.
...На уборке все звено работало грузчиками. Работали, не разгибая спины: очень уж любопытно было узнать, сколько вырастили кукурузы. А вдруг
не будет пятисот? На весь район болтунами прослывешь. Первой результат узнала звеньевая. Раз пять переспросила: не верила. Шестьсот тридцать
центнеров с гектара! Куда больше, чем обещали!
...Еще не были написаны
почетные грамоты, еще не знали кукурузоводы, что они лучшие в районе. Да и не думали они об этом. Просто ходили по селу, пели песни, дурачились и хохотали, как хохочут в восемнадцать лет.
Шестьсот тридцать! Значит, умеют они работать, значит, могут верить в себя, значит, чего-нибудь да стоит молодежное звено: три Нины, две Альбины, Аня, Зал я, Вадим и Геннадий!
ЖИТЬ СТАЛО ВЕСЕЛЕЙ
Деревушка Федоровка — пятая бригада колхоза «Путь Ильича». Деревушка маленькая — двадцать три двора. От центральной усадьбы колхоза девять километров. Но в этих местах судить о дорогах по километрам рискованно. Весной и осенью здесь такая грязь, что сам черт ногу сломит.
Даже кинопередвижка никогда в Федоровку не приезжала: и клуба там нет, и народу мало, и дорога каторжная.
Словом, богом забытая деревушка — так про нее и говорили. Бог про Федоровку забыл, но колхоз помнил. Пусть деревня маленькая, люди-то в ней живу! работящие. А кто трудится хорошо, и жить должен интересно...
Перво-наперво радиофицировали деревню. Потом провели электричество. (Кстати, район полностью электрифицирован, даже сельэлектро здесь упразднили за ненадобностью.) Наконец, в этом году колхоз построил в Федоровке красный уголок. Каждый день перед телевизором «Рекорд», что стоит в красном уголке, собирается чуть не вся бригада.
И если, скажем, федоровских девчат спрашивают, что нового принес им первый год семилетки, они, подумав, отвечают:
— Жить стало веселей!
Веселей стало жить и колхозникам Петровки, где в этом году построили просторный клуб со стационарной киноустановкой. В былые дни строгие мамаши, глядя, как дочки вечером собираются на танцы, ворчали:
— Опять пошла пыль глотать?
Теперь так не скажешь: на асфальтированной танцплощадке перед клубом нет пыли. Да и в самом клубе, как у хорошей хозяйки в праздник.
Веселей стало жить и в других селах и деревнях, где построены клубы и красные уголки.
В 1959 году родилась в районе хорошая традиция — колхозные праздники. Их проводили и в селах и в райцентре.
...Едут на могучих конях три богатыря: Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович. Оглядывают из-под руки горизонт, позванивают шпорами. Меч и щит наготове.
...Мчатся по полю тройки с бубенцами, одна другой стремительней. Дорога летит навстречу наст сверкает так, словно солнце свалилось на землю и разбилось на тысячи осколков. ...Пробирается сквозь толпу не то купчиха, не то боярыня. На голове кокошник, в руках лоток.
— Кому-у-у блины горячие-е? Кому бу-ублики?
А вокруг песни, пляски, хороводы...
Это один из колхозных праздников — праздник русской зимы. Хорошо прошел и праздник лета. Его устроили прямо в Маньковском лесу. Из одиннадцати колхозов примчались сюда нарядно украшенные грузовики. Лес превратился в огромный клуб, где залами были поляны, колоннами — белые стволы берез, а крышей — чистое синее небо. Гармонисты устроили что-то вроде конкурса. Никакого жюри не было. Вокруг какой гармони соберется больше народу, та лучше!
Самые голосистые лесные птахи в этот день смущенно молчали, слушая частушки: нет, не перепеть им колхозных девчат!
Жить стало веселей — это тоже завоевание первого года семилетки. И пусть его нельзя вылазить в процентах и центнерах, от этого оно не теряет своей значимости.
Крестьянка № 01 январь 1960 г.