Архиварий-Ус

Когда я думаю о новой Программе  Коммунистической партии, принятой на XXII съезде, я почему-то всегда вспоминаю свою бабушку Сакина-ханум.
Она совсем старенькая, давно уже не работает, целыми днями сидит в саду под большим инжировым деревом и радуется, когда ко мне приходят подруги.
Я секретарь колхозной комсомольской организации, и девушки часто собираются в нашем саду. Однажды, когда мы беседовали о новой Программе партии, бабушка сидела неподалеку.
В Программе все важно и интересно. Есть о чем поспорить, помечтать. Большое внимание уделяется в ней ирригационным работам, а в наших местах урожай в основном зависит от воды. И хотя в республике построены уже большие водохранилища, например, Мингечаурское, и целая сеть каналов,
берущих воду из Куры и Аракса, но колхозам нужно еще много влаги для орошения земли.
Много говорится в Программе и о развитии сельскохозяйственной техники. Тот, кому пришлось часами ходить по полю под жарким азербайджанским
солнцем, собирая хлопок, хорошо знает, что дают колхозникам машины.
Говорили мы и о том, как хорошо будет выступать на сцене нового, просторного клуба, играть в волейбол на своем колхозном стадионе. Словом, немало
было разговоров о работе, о жизни, а больше всего о будущем.
Сакина-ханум слушала нас внимательно и даже ни разу не вставила какую-нибудь старую поговорку, хотя очень их любит, а потом покачала грустно головой и сказала:
— Да разве можете вы все это как следует понять?
Мы даже опешили:
— Почему же не можем?
— Да потому, что не знаете вы, как раньше жила наша деревня. Не знаете, как обездолена была женщина... Хочу я задать вам три вопроса, девушки. Знаете ли вы, что такое тендир?
— Читали, знаем,— отозвалось сразу несколько голосов.— Тендир — это старая печка.
— Нет, не печка это, девушки. Тендир — яма, простая яма в земляном полу. Туда насыпали хворост и разводили огонь; она нас кормила и согревала. Когда огонь прогорал, оставались угли, к стенам ямы прилепляли лепешки — так пекли чурек. Вы теперь за хлебом ходите в магазин, а в домах почти у всех стоят газовые печи — вы плохо знаете, что такое тендир.
Сакина-ханум замолчала, поправила свой черный платок, в который она кутается при любой погоде, внимательно оглядела нас.
— Спрошу и второе. Вот посмотрите на мою внучку,— сказала бабушка, кивнув на меня.— Сколько лет тебе, Эльмира? Что ты видела в жизни? Кончила школу. Два года работала звеньевой в колхозе. Потом опять пошла учиться. Шесть месяцев жила в Мингечауре, кормило тебя, одевало государство, стала ты механизатором. Теперь с фартуком по полю не бегаешь, одна сорок гектаров убираешь, за десятерых справляешься.
И тебе за твою работу от людей почет. В Ташкент на совещание два раза ездила, в газетах твои портреты печатали. Сколько ты убрала в прошлом году?
Сколько заработала?
— Около ста тонн,— ответила я,— а получала рублей по сто в месяц. Да вы же сами знаете, Сакина-ханум!
— Я-то знаю,— перебила меня бабушка.— И ты, может, знаешь, а понимаешь плохо. Другие девушки с тобой вместе в училище были?
— А как же! Шура Рустамова, Рахшана Мустафаева, много девушек из других колхозов.
— Они тоже работают на машинах?
— Конечно,— отвечаю.— Зачем же они учились?
Бабушка закивала.
— Вот-вот, об этом я и говорю! Может, так же, как и ты, они и в институт заочный поступили. Каждой девушке теперь все это доступно. И представления не имеете вы теперь о таких словах, как «сийга».
— Расскажите, пожалуйста, Сакина-ханум! — зашумели все.
— Был по шариату такой закон — сийга. Каждый мужчина мог прийти к кади(судье), привести свидетелей и заявить, что он с такой-то девушкой хочет вступить в брак. Девушку не спрашивали, любой из свидетелей мог сказать, что он как родственник ее представляет. Таких свидетелей за полбарана нанимали.
А после того, как кади заключал брак, никакой защиты нигде найти было нельзя. Жену-невольницу могли притащить в дом мужа силой, с позором. Вот и подумайте, о чем я вам рассказала. Все замолчали. И как-то совсем по иному представилось многое из того, о чем мы только что прочли в Программе.
«Революция... Впервые в истории она раскрепостила женщину, предоставила ей равные права с мужчиной».
Бабушка отошла к своему излюбленному месту, присела, подложив под себя одну ногу и опираясь на колено другой — так почти всегда сидят наши пожилые женщины,— тоже замолчала, погрузившись в воспоминания.
И тут я вспомнила, что она еще не задала нам своего третьего вопроса.
— Сакина-ханум, а что еще хотели вы у нас спросить?
Бабушка улыбнулась, глаза ее опять стали добрыми и веселыми.
— Какая поговорка верна только наполовину? Не знаете? В народе у нас говорится: «Свет зари приходит с востока, правда приходит издалека». А для
нашего народа свет зари, свет правды пришел не с востока, а с севера. Ярче самого солнца светит эта заря нам уже много лет...