1
Идет дождь, теплый, летний дождь. Мы только что выбрались из пригородного поезда Фаянсовая — Брянск и стоим в томительном ожидании попутчиков. Нам сказали, что Косичино километрах в двух от остановки поезда, надо только пройти немного через лес... Из соседнего вагона спускаются две женщины с большими сумками,
набитыми покупками, направляются по тропинке к лесу и вот-вот скроются за завесой дождя. Мы бросаемся за ними, я бегу впереди и кричу:
— Вы не в Косичино?
Сквозь шелест дождя по лесу меня все-таки услышали. Одна из женщин, худощавая, светловолосая, на ходу отвечает:
— Туда, в Косичино...
Нас шестнадцать человек: четверо парней, остальные девушки. За спинами у некоторых рюкзаки, у большинства же в руках чемоданы и авоськи.
Наши попутчицы идут быстро; как только мы вошли в лес, они разулись, уложили туфли в сумки и почти бегут, легко касаясь дороги. Дорога песчаная, дождь прибил песок, поэтому идти легко. Но не нам. На мне, например, рюкзак со всеми необходимыми на месяц работы вещами, продуктами, да, кроме того, я кругом обвешан магнитофоном, кинокамерой, фотоаппаратом, пленками, кассетами... За шиворот заливает дождь, а по спине стекают струйки пота.
— Далеко еще? — спрашиваю я.
— Не очень,— откликается на вопрос светловолосая,— Из леса выйдем, пройдем через луг, там чуть на горочку — и деревня.
А лес великолепен: сосна вперемежку с березой, чудесный воздух и теплый, теплый дождь...
— А вы сами-то к кому?
— Да к вам вот...
— На сенокос — помогать?
— Песни старинные записывать,— говорю я и жду реакции.
Женщины молчат.
— Поют ведь у вас старинные песни? — спрашиваю я.
— Поют-то поют, да чудно как-то — песни собирать.
— Вы, наверное, тоже поете на свадьбах? — говорю я.
— Мы-то нет,— за себя и за подругу отвечает светловолосая.— Это кто постарше, а мы новые песни поем.
— Неужели не нравятся старинные?
— Нравятся, да не знаем!..
...И вот я сижу на сухом крылечке дома воспитательницы интерната. Она побежала за нянечкой (у нянечки ключи), с нянечкой пробежала в сторону интерната (он стоит на краю деревни), а мои подопечные все еще один за другим подходят со своими чемоданами и авоськами к крыльцу. Уставшие, мокрые, возбужденные, они затаскивают вещи в сухой, пахнущий березовыми вениками коридор и тяжело плюхаются рядом с ними. Славка, плотный, сильный парень, ворчит:
— Да тут пять с гаком будет!
— Два с половиной — спидометр проверял,— улыбаясь, отвечает Виктор, муж воспитательницы и местный киномеханик.
Дождь постепенно стихает, и на противоположной стороне улицы стал виден маленький домик с двумя веселыми голубыми окнами.
— Натариха живет в нем,— сообщает Виктор.— Вот она-то вам все песни споет!..
2
На следующий день утром девушки-дежурные тянут за ноги Славку и шепотом переругиваются с ним:
— Слава, помоги! Вставай, Славка! Печь не растапливается!
— Отстаньте вы! Спать хочу!
— Голодным весь день будешь ходить, так и знай!
Славка ворчит, но уже не так яростно. Девчонки уходят из комнаты, он встает, одевается и заспанный выходит во двор. Стучит топор, гремит посуда, вот послышалось легкое потрескивание поленьев в печи, запахло кашей...
— Беда с ними,— спросонья говорит Николай. Он был со мной в прошлогодней экспедиции, опыта у него побольше, поэтому он спокоен.— Помнишь Лену? Утром будит: «Коля-Коля! Печка не растапливается!» Я иду, смотрю, а
дождичек накрапывает — сидит она у печки, положила в нее две толстых чурки, а сверху малюсенький клочок бумажки и поджигает его. Бумажка вспыхнет, дождь ее потушит, а она в слезы...
А за дверями в другой комнате просыпаются после вчерашних тревог и трудов юные красавицы, которые неделю назад успешно сдали свою первую весеннюю сессию и уехали из жаркой Москвы в деревню продолжить свое фольклористское образование...
После завтрака мы долго беседуем. В Москве не было времени на такую беседу, а вот сейчас беседуем: как знакомиться с людьми, как в разговоре с ними тонко навести их на песни (представьте, например, такую ситуацию: к вам в городскую квартиру звонят, вы открываете двери, вваливаются два молодых человека и сообщают: «Нам сказали, что вы знаете песни; вы должны нам их спеть!» — вы споете?..) .
А от контактов с населением деревни очень многое зависит в нашей работе. «Как аукнется, так и откликнется!»— как мы себя покажем, так и нам будут петь! В деревне свой этикет, отличный от городского, поэтому приходится всегда предупреждать, например, ребят, у которых длинные волосы:
— Постричься!
Но особенно ревниво жители деревни — и, как правило, старшее поколение, с которым нам больше всего приходится общаться,— смотрят за девчатами. Девушки не должны краситься, пудриться, сильно душиться (по крайней мере, чтобы это не было очень заметно), девушки не должны ходить в брюках.
Особенно не любят в деревне курящих девушек: с ними не разговаривают, их презирают.
— И еще,— говорю я,— вы все должны здороваться первыми с людьми старше вас. О нас уже знают в деревне, так что знакомство, можно считать, состоялось. Будьте добры!
Я не первый год езжу в фольклорные экспедиции; эта экспедиция — девятая в моей жизни и, думаю, не последняя. И я до сих пор хорошо помню свою первую экспедицию и свою первую неудачу. Было это на северной реке Онеге, в Архангельской области. Меня только что пустили работать самостоятельно, я шел мимо сельпо и увидел двух убеленных сединой мужчин. «Старики,— размышлял я,— могут знать былины. А не здорово ли с самого начала записать две-три былины?» Я познакомился с нами, они пригласили меня к себе.
— Про Илью Муромца мы оба знаем! — пообещал один из них.
На утлой лодчонке переплыли Онегу — их деревня была на другом берегу,— прошли к большой двухэтажной избе, на крыльце которой нас встретили две удивительно похожие друг на друга старушки — жены моих новых знакомых.
— И-и, сугрёвушка,— сказали они мне хором, когда узнали, зачем я пожаловал.— И мы знаем про Илью Муромца. У нас книга такая есть, а читать умеем — вот и читаем!
Я был потрясен, я чуть не заплакал с горя тут же, при них, но они заметили мое состояние, мудро приласкали, накормили шанежками, напоили вкусным из самовара чаем и перевезли обратно через Онегу...
И вот, спустя девять лет, я опять волнуюсь: долго стучу в двери дома Натарихи, а в доме — ни звука. За моей спиной стоят Маша Гуськова и Наташа Великанова. Они тоже волнуются, и я вижу, что немного уже огорчены. Неожиданно выручает соседка Натарихи. Она все время очень внимательно следила за тем, как я стучу, наконец, сжалилась и со своего двора крикнула нам:
— Да она смородину обирает на огороде!
Но Марфа Ивановна (Натариха — это ее прозвище) уже сама идет из огорода, привлеченная шумом около дома. Маленького роста, в длинной темной юбке, в серенькой кофточке и в таком же платочке, она похожа на тысячи других старушек, каких можно увидеть
в каждой русской деревне. Она молча подходит к нам и так же молча нас рассматривает. Я поспешно объясняю: кто мы, зачем мы, почему именно к ней пришли и т. д. Я вижу ее глаза, ее лицо... У нее очень выразительные глаза! Ей 76 лет, а глаза молодые, веселые и очень-очень чистые. Глаза с любопытством и с затаенной радостью смотрят на нас, и мне кажется, что волнение мое уже исчезло, а я сам давным-давно ее знаю и что уже давным-давно она обещала нам спеть все свои песни. Вот она улыбнулась — морщинки весело разбежались по ее лицу — и сказала, смеясь:
— Да что мне, жалко? Спою. Только вечером...
Я вам напою — ив корзине не унесете!
Но самой же любопытно, как это мы ее песни запишем. Она опускается на бревнышки около изгороди и тихонько запевает:
У нас на горке, на горе.
Да на высокой на крутой,
Ой, да люли, люли, сполюли,
Да на высокой, на крутой,
Ой, стоял зеленый дубок...
А вечером мы подводим итоги.
— Ах, какая нам старушка попалась! — в восторге, перебивая друг друга, быстро говорят Люба и Люся.
— Мы, правда, ничего не успели записать, но завтра обязательно запишем! Это чудесная хороводная песня! Мы запомнили ее мелодию!
И они поют:
Ой, заинька, ой заинька.
Ой, паинька, зайка серенький.
Чего ж тебя долго вечером нет?..
А ребята — Андрей и Слава — загадочно улыбаются.
— Лично мы записали песню «Загорелась бутылочка с перцем»,— говорит Слава, когда все рассказали о своих удачах и неудачах.
Исполнительница старинных песен Ефросинья Ивановна Калмыкова, 72 года, с. Косичино.
Признание вызывает улыбки, а Андрей серьезно замечает, поглаживая бородку:
— А улыбаться, собственно, тут нечему: песня-то грустная...
Загорелась бутылочка с перцем.
Заболело у молодчика сердце
На чужую жену молодую!..
Не любит свою жену молодец, потому что женился не по своей воле, а жена досталась «на работу не завистна»:
Люди в поле, а моя, шельма, дома.
Люди жати. а моя — лежати,
Люди косят, а моя — голосит!
Вот и «загорелась бутылочка с перцем».
...В эту вторую ночь местные ребята устроили нам «стукалочку». Кто жил в деревне, тот должен знать, что это такое. К обыкновенной нитке привешивается камушек, все это прикрепляется булавкой к оконной раме, другой конец нити протягивают в какое-нибудь укромное место и оттуда ее подергивают. Камешек вздрагивает, ритмично бьется о стекло, и создается впечатление живого стука.
3
В полутора километрах от Косичина протекает река Балва, или, как называют ее местные жители, Былва. Она неширока, почти везде ее можно перейти вброд, но в некоторых местах на поворотах она во время половодья выгребает в берегах такие ямы, что дна не достанешь.
Пожалуй,
бытование фольклора в современных условиях можно было бы образно сравнить с Балвой. Кажется, что фольклор умер, кажется, если и осталось что, то осталось случайно... Но когда более внимательно присмотришься ко всему, что поется в деревне, понимаешь, как был неправ.
Я вспоминаю разговор с одним заведующим Домом культуры. Он жаловался мне, что в клуб ходит только молодежь, что стариков и среднее поколение, кроме как в кино, и трактором не затянешь, а это обидно, потому что клуб сам по себе хороший, современный и все в нем есть. Я стал пересказывать жалобу заведующего ДК исполнителям, от которых записывал песни, и от всех услышал один и тот же ответ:
— А нам неинтересно в клубе! Там все эти самые буги-вуги, шейки и гав-гав...
Под «гав-гав» подразумевались современные эстрадные песни, в которых, как говорили некоторые исполнители, ничего не понятно.
Пересказывая эти разговоры, я вовсе не хочу согласиться с моими исполнителями, но мне также не хочется согласиться и с теми, кто смотрит на старинные народные песни только как на пережиток давно минувшей старины. Да, совершенно верно, что фольклор изображает события многовековой давности, но разве не читаем мы поэмы Гомера, «Слово о полку Игореве» с таким же наслаждением, а иногда, быть может, и даже с большим, с каким мы читаем некоторых современных поэтов? Значит, дело вовсе не в том, современен ли нам в изображении каких-либо событий или чувств тот или иной автор, а в том, насколько он талантлив, искусен... Пушкин — наш современник, потому что он творил истинное искусство, но искусством в самом высоком смысле этого слова является и фольклор. Так почему же до сих пор встречается такое пренебрежение к нему?
Здесь, конечно, не место для подробного объяснения этого факта, но можно коротко самое главное сказать: о фольклоре работники культуры забыли, и забыли основательно. В том же Доме культуры по просьбе того же заведующего мы рассказали молодежи о том, что собираем у них в деревне. А затем прокрутили на магнитофоне записи. Реакция была самой разной. Одни спешили потанцевать, поэтому «бузили», не хотели слушать, другие вдруг узнали голоса своих родных: бабушек, теток и просто знакомых — это привлекло внимание, третьи же буквально сидели, раскрыв рты,— так их поразило то, что они услышали. Естественно, все это они слышали у себя в деревне не раз, но не обращали внимания, потому что ведь если на эстраду обращают их внимание чуть ли не каждую минуту, то на фольклор — никогда. Поэтому-то и кажется, что фольклора нет, а он в глубине, и если молодежь пока не видит его, то это еще не значит, что он «скончался».
...Валя и Ида прибежали из Вербежичей, что за восемь километров от Косичина, обрадованные.
— Мы такую исполнительницу раскопали — просто прелесть! — спешила выговорить новость Валя.— Знает массу интересного и поет великолепно. Четверо детей. Тридцать три года...
— А я примеряла ее старинный костюм, в котором она на свадьбы ходит... Так идет мне!— перебивает Валю Ида.— И еще у нее есть свадебная борушка — вся в жемчуге, с бусами. Такая красота — завал!
И вот мы у Зинаиды Сергеевны Потаповой. Она заметно волнуется, вздыхает, готовясь петь, а когда начинает, то вдруг прерывает пение и спрашивает:
— Хорошо так или по-другому?
— Зинаида Сергеевна, пойте, как всегда поете!
— Это что же — в полную силу? Дак ведь люди-то что скажут: с ума Зинка сошла! — И смеется.
Но, начав песню тихо, она все-таки не выдерживает и поет во весь голос, широко, напряженно — так, как и надо петь.
— А я ведь в Москве жила,— между песнями рассказывает о себе Зинаида Сергеевна.— Да только вот опять в деревню потянуло. Люблю петь! И свадьбу захотелось по-настоящему справить, чтобы на всю жизнь запомнилось: и с песнями, и с пляской, и
со всеми обрядами... А то обидно без настоящей свадьбы. А на свадьбы я хожу только в этом наряде (она показывает борушку), я себе никогда не позволю на свадьбе быть в обычном платье.
— А другие что — тоже на свадьбы надевают старинные костюмы?
— Да кто как... У кого есть — надевают, у кого нет — просят,— спокойно продолжает Зинаида Сергеевна...
Обладая прекрасным, сильным голосом, хорошо чувствуя старинную манеру пения, Зинаида Сергеевна исполнила нам с большим мастерством более двадцати великолепных лирических, свадебных и хороводных песен. Думаю, что она могла бы стать украшением не только любого самодеятельного хора, но даже и профессионального.
4
Возвращаемся мы поздно. У нас хорошее настроение: мы опять записали много народных песен. И одна из них была любимой песней деда Марфы Ивановны:
Ты мальчишечка-бедняжечка,
Ты сложил свою головушку.
Ты сложил свою головушку
Да на правую сторонушку!..
Местные ребята на печную трубу ночью положили стекло, которое вынули из оконной рамы интерната (мы все так спали, что не слышали ничего). Утром, пока догадались, все наши апартаменты были в дыму.
Еле выбрались.
А работа кипит. «Картина бытования фольклора» становится все ясней.
Что поет молодежь, например? Конечно же, современные эстрадные песни — «Балладу о красках», например, или «Червону руту». С удовольствием танцует под зарубежную музыку, но с не меньшим удовольствием поет частушки:
Бригадира я любила.
А работать было лень.
Постою, а он запишет
В колхозе трудодень!
или:
Я надену белу кофту,
Белую-пребелую.
Если милый не полюбит —
Забастовку сделаю!
Почти у каждой девушки или молодой женщины есть альбом, в который она записывает свои любимые песни, стихи, советы, афоризмы, письма к любимому или любимой (трафареты), «лекции»
о сущности любви и т. д. Это совершенно не учтенный никем материал: ни фольклористами, ни социологами, ни учителями,— но как важно знать его, когда мы говорим о проблемах культуры села! Чего стоит, например, такой «афоризм»: «Запомни эту фразу: не люби двух сразу!» И рядом стишок для открытки:
Дарю тебе открытку.
Она из красных роз.
В ней триста поцелуев
И сто горячих слез!
Молодежь поет и песни, которые не услышишь по радио, в кино или по телевидению. Есть среди этих песен хорошие, но есть и такие, которые под стать мещанским романсам или мещанским балладам; с огромнейшей любовью распеваемым .средним поколением:
Зачем ты, без-у-у-мная. губишь,
Того, кто завле-ёо-о-кся тобой.
Наверно, меня ты не лю-у-у-бишь,
Не любишь, так бо-о-ог же с тобой...
и т. д, и т. п.
Но среднее поколение любит также частушку. Поет оно и так называемые «песни литературного происхождения» — «Коробушку» Некрасова, «Ухаря-купца» Никитина, «Узника» Пушкина... Особенно любима баллада Крестовского «Ванька-ключник» о трагической любви жены князя и его ключника. Встречаются среди людей среднего возраста любители и старинной традиционной песни...
Люди старше 45 лет, как правило, знают старинные свадебные, хороводные, лирические и плясовые песни. Ради старины мы, собственно, и проводим экспедицию.
Не все произведения устного народного творчества сейчас активно бытуют в деревне. Например, еще до войны перестали водить хороводы, но остались воспоминания о них и сами песни, которые иногда распевают теперь на свадьбах и в праздники. Мы записали великолепные образцы хороводных песен...
Редко-редко теперь какой-нибудь дедушка, успевший в молодости хлебнуть горя на старой солдатской службе, вспоминает вполголоса старинную солдатскую песню о том, как «оженился» тяжелораненый солдат с «матушкой-землею», а сватом был «штык вражеский», а невестой была «злая пуля»... Только как воспоминания записаны и подблюдные гадальные песенки. Раньше собирались девки на святки и гадали, каким будет муж: богатым или бедным, пьяницей или рачительным хозяином... И вот такая песенка:
Зовет кот кошурку
В печурку спать,—
обещала счастливую замужнюю жизнь.
Часто исполняются сейчас другие народные песни: песни лирические — любовные, семейные или плясовые, свадебные. «Как соберемся вместе, так и поем»,— сказала нам одна из лучших песельниц, К. С. Булатова. И действительно, если хороводы перестали водить из-за исчезновения самого обряда, если подблюдные песни перестали исполняться потому, что люди не стали
верить гаданиям, то лирические песни — любовные, семейные, шуточные, плясовые, свадебные — часто звучат на празднествах и свадьбах.
5
Мы сидим у Марьи Петровны Филатовой.
В избе шумно: провожают дочь Зинаиду.
Она кончила сельхозтехникум и теперь уезжает на место работы. У Марьи Петровны гостят и другие дочери — с зятьями, с внуками. Ее муж сердито шаркает по полу стоптанными тапочками, косится в сторону поющей жены и ворчит:
— Тоже нашла время петь... Обеда нет, а она за песни!..
Марья Петровна отмахивается от него рукой: не мешай, мол, надоел, а дочери наперебой заказывают песни:
— Мама, а ты «Ох, пожилось мне, девке, с младости» не пела! Она у тебя хорошо получается!..
— Мам! Спой «Как за речкой за рекой...».
— Ну, мамуля! А эту — «Пойду, сяду под оконце»!..
Марья Петровна поет спокойно, хорошо, четко выговаривая каждый звук в песне. Песни она любит, и голос у нее приятный, а самое главное — она глубоко чувствует содержание песен. Негромкий голос, кажется, оживает, живописует вес переживания лирической героини песни:
Ой, ходила я, девушка, по борочку,
Сколола да я ноженьку на дремочку,
Болит, болит ноженька, да не больно.
Любил меня милый друг, да недолго.
Поехал да мой миленький в городочек,
На малое времечко — на один часочек.
Часочек мне покажется да за денечек.
Денечек мне покажется да за недельку,
Неделюшка-матушка — она мне за годочек.
Зина обижается на маму: уезжает, а мать на нее внимания не обращает. Марья Петровна спохватывается:
— Зинушка моя родненькая! Да ты яичек возьми, в ведре — они свежие, да огурчиков пойди нарви, да побольше... Зинушка! — И нам, смеясь: — Вот — народила, и покою нет! Растила когда — после войны ведь, что там — одна картоха, сядут все за стол, а я себе:
Ох лисица космонога,
Народила детей много
Подошел вечер.
А кормить нечем!
А люди мне: «И как это ты, Марья, кормишь такую ораву!» И про песни не забывала... Ну, я вам спою еще одну, да и хватит!
И Марья Петровна поет... Поет одну, потом другую, потом третью — и возвращаемся мы в Косичино уже вечером...
Наша дорога вьется по лугу. Луг скосили, и он весь уставлен стожками мятно пахнущего сена. На луг уже
опустился туман, и дальние стожки темными пятнами скрываются за ним. Туман стелется низко, сливаясь на горизонте с пылающим от заката небом, и кажется, что плывешь по сказочному сине-розовому морю, пахнущему лесом, ягодами, сеном... Слышится тихая короткая перекличка косарей и влажное ритмичное вжиканье кос. Мы идем молча, очарованные и красотой луга и песнями...
...Сейчас, когда я дописываю эти строки, все видится уже на расстоянии. Я в Москве. Время пролетело — и не заметил как.
В конце нашего пребывания в Косичине местные ребята уже стали приносить девушкам цветы, сорванные в своих палисадниках, а Ольгу даже привозили из дальней деревни на новеньком «Запорожце». Ольга Огурцова вместе с Ирой, своей напарницей, сидела в последнюю ночь перед отъездом и переписывала собранные накануне тексты традиционных песен, все время подходя ко мне (в эту ночь никто не спал) и радостно спрашивая:
— А эту песню, наверное, еще никто не записал?
— Нет, Оля, никто... Вы с Ирой записали редкую песню!
Какая пара больше записала — Маша с Наташей или Ида с Валей,— так и не выяснилось. Маша с Наташей записали три общих тетради, а Ида с Валей — две, но, во-первых, у Иды с Валей почерк куда мельче, чем у Маши с Наташей, а во-вторых, Ида с Валей почти ничего не переписывали из альбомов...
Но самое главное, конечно,— это паши исполнители! Все время почему-то вспоминается одна и та же картина. Девушки стоят перед Евдокией Терентьевной Новиковой. Они пришли к ней домой и просят спеть песню. Она и поет:
Вот вам, девки, песенка:
Есть на печку лесенка!
Если будете искать,
Я на печке буду спать,
А на печке за трубой —
Не достанешь кочергой!
На другой и в последующие дни Евдокия Терентьевна напела нам около тридцати великолепнейших традиционных песен.
с. Косичино, Калужская область.
Журнал Юность № 11 ноябрь 1973 г.
Оптимизация статьи - промышленный портал Мурманской области