Когда сельский самодеятельный хор поет на четыре голоса, хоть кто начнет испытывать к его руководителю уважение. Вот он, руководитель, сидит рядом с хором, аккомпанирует ему на баяне, — Леонид Михайлович Анашкин. Да как аккомпанирует! Никто и не удивился, когда хор из Подвязья на районном смотре в честь сорокалетия Победы занял первое место.
— Ах, вот нам бы такого музыканта! — стоя за кулисами, вздыхала Анна Ивановна Шарапова, завклубом из Ижевского. — Мы бы с ним такую работу развернули!
Да только где такие музыканты берутся?
Лишь к концу смотра узнала Анна Ивановна, что руководитель хора из Подвязья не видит. Мальчишкой двенадцати лет он нашел однажды в лесу ржавую железяку, начал что-то в ней отвинчивать, а она взорвалась у него в руках... Руки, к счастью, уцелели. Уже к пятнадцати годам Леонид Анашкин научился играть на всех доступных ему инструментах — от аккордеона до скрипки. Потом, окончив музыкальное училище, он организовал в Подвязье знаменитый теперь на всю Рязанскую область хор, создал настоящий духовой оркестр, в котором сам обучил каждого играть на трубах, флейтах и гобоях. Он же выучил подростков из школьного вокально-инструментального ансамбля нотной грамоте и на профессиональном уровне разучивает с ними все новинки эстрады. Он стал настоящим музыкантом — как и хотел.
Анна Ивановна Шарапова работает в старинном селе Ижевское. Еще до войны тут существовало два «конца»: Хилки и Одоевщина — по бывшим владельцам села. Не дай бог было одоевскому парню, к примеру, прогуляться с девушкой из Хилков — тут же побьют. Впрочем, Хилки всегда победнее были, а потому, быть может, и позадиристее, да и повеселее. И гармонисты играли здесь лучше, и плясали задорнее. Так или не так, а только первый в селе самодеятельный театр возник именно в Хилках. Организовала его Анна Ивановна, тогда просто Нюра, ей было ей в ту пору одиннадцать лет от роду. Уже тогда отличали ее та заразительная артистичность, веселость, умение сплотить людей, что позволяли ей потом всю жизнь, не прилагая, казалось бы, чрезмерных усилий, создавать самодеятельный театр.
— О-о, у Нюры этого спокон веку не отнять,— вспоминает ее ровесница и подруга тех довоенных лет, пенсионерка Ольга Дмитриевна Чернышева. — Телевизоров тогда в помине не было, откуда она этот театр сочинила? А все по-настоящему устроили — афишу рисовали, билеты продавали — самодельные. Человек двадцать нас набиралось. У матерей из сундуков старых платьев да сарафанов подоставали, вместо сцены — крыльцо, вместо занавеса — ворота. Сначала пели, помню, «Шаман молодой, молится он богу...» — ну, дети.
Потом стихи читали. Чего играть — Нюра все выдумывала. «Золушку», помню, играли, сами сочиняли. Все Хилки наши представления смотреть сходились. Старухи лавки с собой принесут — первый ряд, сзади остальные. Мы и плясали тоже. Года четыре все играли, пока школу не позаканчивали. Весело! С тех пор Нюра в клубе и работает. У нас иные-то старухи, потемнее которые, ворчат: мол, Шарапова всю жизнь проплясала. Сколько б они без Шараповой лишнего бы наплакали, про то не думают...
Нюра окончила восемь классов и уехала в Москву, где сразу поступила в театральное училище. Но, проучившись полгода, вернулась — у нее тяжело заболела мать. Клубом как раз некому было заведовать, и ее, шестнадцатилетнюю, назначили прямо с нового, 1941 года директором.
— Работали на полях да на фермах от зари до зари, — рассказывает Анна Ивановна. — И хоть война, а разрядка-то людям нужна. Еще поболе, может, чем в мирное время. Вот тогда пошли мы Островского играть.
Всего за войну переиграли, на «ура» шел. А сколько песен перепели, частушек! Два раза в неделю концерт для доярок. А в соседние села так в реквизите и путешествовали. Наденут мои девоньки костюмы для тепла и топают по морозу километров пятнадцать к соседям. В пять утра, бывало, подымемся, декорации в сани уложим, сами в те сани впряжемся и пошли, к примеру, в Лакаш. Или того дальше — в Дегтяное, за двадцать пять верст.
Часам к девяти придем в Лакаш, а уж вся деревня сбегается — артисты приехали! А артисты до того промерзли, что слова сказать не могут, щеки как не свои да голодные. Ну, председатель ведро молока нам закипятит, лепешек выделит. Поели артисты, давай спектакль показывать. Вся деревня глядит от мала до стара, все; кто есть, в сборе. Два спектакля подряд покажем, переночуем да пешком обратно. Такая агитбригада за войну у меня собралась — артисты-скороходы. Мы восемь — десять километров ни за что считали, так, прогуляться. Вот двадцать пять — это да, это уже серьезно, А как ждали нас повсюду! Во всем районе такого театра не было.
...Возвращались с войны мужчины. Среди прочих — Алексей Шарапов, ее будущий муж, кавалер ордена Красной Звезды. Пришел на костыле и еще год не мог обойтись без него. Алексей Шарапов был с Одоевского конца. Хотя война и ослабила противостояние Хилков и Одоевщины, все же пришлось Алексею Ивановичу пару раз подраться за свою будущую жену. Уж больно хороша была Анна Ивановна! Первая плясунья, певунья, артистка, заводила. Все вокруг нее горит! Сама частушки сочиняет для агитбригад — и про политику, и про хозяйство. Всем спектаклям режиссер и в каждом по три роли играет. Сама костюмы шьет. Декорации сама рисует.
— А я не отступился! — с гордостью вспоминает Алексей Иванович.— Хилковских боялись, и драться они умели, ну да ведь я фронтовик!
«В культуре работать — дома не бывать», — говорят культработники. Надя Мосолова после культпросветучилища отработала года три в ижевском клубе, а как только вышла замуж, ушла и трудится теперь продавцом в магазине. Правду сказать, Шарапова на Надю как на будущую свою смену не очень-то и рассчитывала, хотя та и плясала отменно, и артистизма ей было не занимать. Мосоловой не хватало самого для работника культуры главного—умения сплотить людей. Нужен был человек, который сумел бы все, что сумела она за свою жизнь.
А сумела она и после войны создать лучший в Рязанской области драмкружок.
Клуб и тогда размещался все в том же старом здании. Конечно, нужен бы новый, но дело не в стенах.
Известно множество примеров, когда пустуют огромные, обошедшиеся в миллионы клубы-дворцы. Потому что клуб в первую очередь — люди, которые с той же охотой придут в новый клуб, если его построят, как добровольно пришли они ремонтировать нынешний. Никто не ждал, что на необъявленный субботник явятся сразу около ста человек. Явились все те, кто играл когда-то в драмкружке, кто пел и поет в хоре, кто выступает в агитбригаде, кто ходит на вечера и «огоньки», кто просто бегает сюда на танцы по субботам. Кто не дает клубу пустовать.
— А после войны люди в самодеятельность прямо-таки рвались,— вспоминает Анна Ивановна. — Пропустил одну репетицию — все, гуляй, на твое место десять желающих найдется. Из-за ролей ссорились, плакали даже. Вся сельская интеллигенция — учителя, врачи, специалисты — непременно в самодеятельности была.
Мы всю классику тогда переиграли — Островского, Чехова, Горького, Сухово-Кобылина, Симонова. К этой-то культуре люди рвались просто, будто голод был какой. Быть может, потому, что телевизоров не было... Телевизор вроде все зрелищные потребности утолил.
Да, сейчас не ставят в Ижевском самодеятельных спектаклей. Люди не идут в драмкружок, явно утратив к нему интерес. А вот на вечера и «огоньки» идут охотно. Быть может, потому, что телевизор, пришедший в каждый дом, действительно удовлетворил эстетический, художественный, культурный голод людей. Но ведь человеку недостаточно только потреблять искусство. Искусство необходимо ему и для самовыражения, и эта потребность не менее остра, чем потребность эстетического насыщения. Слишком явно превосходство Малого театра над самодеятельностью, и, увидав Э. Быстрицкую, неинтересно становится самому произносить тот же текст с клубной сцены. А вот театрализованные вечера интересны, потому что участвовать в них может каждый, потому что это про своих, потому что это нигде больше не увидишь и не услышишь.
Итак, Анна Шарапова, за лучшие на Рязанщине хор, танцевальный коллектив и драмкружок получившая первой в области звание заслуженного работника культуры РСФСР, первой же нашла в себе решимость сменить старые формы клубной работы и ввела сперва «кавээны», но не только для молодежи, а потом и вечера по профессиям, взяв схемой для них передачу «От всей души».
— Несмотря на то, что вроде такие передачи регулярно идут по телевизору, у нас в Ижевском они имеют громадный успех. Наверное, потому, что повторяют только схему, форму передачи. Содержание составляем сами от начала до конца. Это, конечно, посложнее, чем просто готовый спектакль.
Тут сам целый сценарий пиши! Мы с агитбригадой чего только не выдумываем! Все сельские профессии уже охватили. Народ валом валит, одной маленькой афишки у клуба хватает, чтобы полный зал набрать, — подводит итог Анна Ивановна.
Кстати, одним из первых таких вечеров, организованных Анной Ивановной, был «огонек» — состязание между хилковскими и одоевскими парнями. Устроено это было по образцу передачи «Делай с нами, делай, как мы, делай лучше нас». Победителям присуждалось почетное право невозбранно ухаживать за девчонками с другого конца села. Ох, до чего яростное вышло состязание! Окончилось оно боевой ничьей, и на ней, кажется, была раз и навсегда поставлена точка на старинной распре. Во всяком с тех пор о конфликтах поэтому не слышно. Не тащить людей в клуб на аркане а следить за их меняющимися потребностями, — считает Анна Иванов-Яга. — Хор, например, за эти годы вдвое уменьшился. Но те тридцать человек, что приходят, — настоящие, истовые певцы. То же и с танцами. Пусть танцоров меньше, зато пляшут все от души.
Вот агитбригада как форма работы нисколько не сдала. Везде тепло принимают. Частушек насочиняем, песни разучим — доярки да механизаторы по три часа не отпускают. Если нужно, мы и свое начальство покритикуем, так что все село хохотать будет. Нашу агитбригаду как устную газету даже побаиваются. А как же!
Клубная работа... Проводы на сев, посвящение в хлеборобы, посвящение в животноводы, праздник урожая, а там проводы в армию, а там масленица и проводы русской зимы, когда у клуба пекут блины, по селу ездят разукрашенные тройки, веселятся ряженые, выступает на открытой эстраде агитбригада и волочат по всему Ижевскому чучело Зимы, а потом торжественно его сжигают!
«Всю жизнь проплясала...» Бывшие участницы клубной самодеятельности давно старухами ходят по Ижевскому, а Анна Ивановна, худощавая, подтянутая, энергичная, веселая, моложавая, выезжает с агитбригадой на поля и фермы и, право, мало чем отличается от молодых женщин, что поют и пляшут перед доярками и механизаторами.
— Надо нос по ветру держать! — смеется Анна Ивановна, а разумеет под этим и огромное число внимательно прочитываемой методической литературы и просто разных журналов, откуда она берет все, что сочтет необходимым. Как в минувшем году взяла из «Крестьянки» рассказ о встрече солдатских вдов и собрала в клубе всех в войну овдовевших женщин Ижевского.
— Легко сказать — собрала! — говорит Оля Лунина, первая помощница Анны Ивановны, худрук ижевского клуба. — А сколько списков проверили, а сколько домов обошли, а как программу тщательно готовили, чтобы и весело было и не очень старушек расстроить! Даже специальные пирожные в пекарне заказали, чтобы помягче. Как же нам они были благодарны! И все равно все плакали, и решили каждый год собираться.
А клуб «Щит и меч», организованный Шараповой для подростков, где занятия проводит заместитель начальника милиции! А клуб любознательных! А литературные вечера» — Маяковский, Есенин, Блока, шахматный турнир! А знаменитый вечер «Дело — табак» — о вреде курения — с судом над обвиняемой — сигаретой из папье-маше, с обвинителями-врачами, со свидетелями и потерпевшими!
А торжественные бракосочетания, что уже лет десять празднуются не в сельсовете, а в клубе, и расписывает всех молодоженов Ижевского сама Шарапова! Как депутат сельсовета.
Ах, Анна Ивановна, «всю жизнь проплясала»! Как из дому в восемь утра уйдет, так до поздней ночи нету ее — все пляшет. Особенно по субботам и воскресеньям на танцах, где только и смотри за порядком и где подвыпившие молодые люди Шарапову боятся больше, чем любого милиционера! (Ведь повесит у клуба карикатуру со стишком на виду у всего села — засмеют потом!) Так что кому танцы — ей нелегкая работа.
Танцы... Признаться, единственное мероприятие в клубе, не считая свадеб и проводов в армию, в котором ижевская молодежь принимает массовое и активное участие. Вечера — что ж, тоже ходят, конечно, но это все же для старших, заслуженных людей.
А у молодых свой ансамбль «Два плюс три». Создали его девять лет назад. Сначала друг у друга собирались, потом в Доме пионеров, учились играть. Как? Да по слуху. Кто как сумеет. Очень хотелось выучиться. И выучились. Сами. Сложилась группа, мгновенно завоевавшая уже в седьмом классе огромную популярность у всего подрастающего поколения Ижевского. «Не под баян же нам было петь и танцевать!»
Баянист ижевского клуба Анатолий Иванович Куликов соглашается, что утратил популярность столь славный некогда инструмент.
— Под баян лет пятнадцать уже как не танцуют. Почему? Может, из моды вышел... Или люди музыку настоящую перестали понимать. Я вот мальцом был, так мы инструмент из рук не выпускали, в музыкальную школу на отделение баяна не записаться было, такой наплыв желающих! А теперь! В селе музыкальная школа, так на отделении баяна всего два человека! А пройди ты по домам, в любой дом ткни наугад — если парень молодой, непременно на гитаре бренчит. Или записи слушает. А что в этих ансамблях? Бам-трам!
Трескотня одна, а не музыка.
Вот такое мнение.
...Была суббота, на танцы в клуб все прибывал и прибывал молодой народ. На маленькой сцене тесного залика ВИА добросовестнейшим образом исполнял свои обязанности. Сами ВИА создали, сами под него и пляшут. А инструменты добыла Шарапова. В самом деле, не под баян же молодежи плясать!
Члены ВИА в беседу вступали охотно.
— Теперь разве молодежь пошла?! — говорили они.— Их теперь музыка настоящая не интересует! Было бы подо что потанцевать. Мы разве такими были? Мы над гитарами с утра до ночи сидели! С пятого класса. До мозолей кровавых на подушечках... А теперь? Никто не играет. Не та молодежь пошла! (А самим-то по двадцать!)
— Да кто же, по-вашему, молодежь?
— Шестой класс—это уже молодежь. Мы-то как раз в это время сорганизовались. А нынешние и не думают. Вон пойдут после танцев Игоря Кондрашкина слушать.
Кондрашкин. Кондрашкин... Что за прима такая? Оказалось, что Кондрашкин—семнадцатилетний плотно сбитый паренек, отлично играющий на гармошке. На самой обычной гармошке, тулке, унаследованной им от дяди.
Как же Кондрашкина не приметил баянист Куликов? Просто для Анатолия Ивановича тулка не инструмент, поэтому Игорь Кондрашкин как бы не существует. Очень мы бываем только на себя нацелены...
— У нас в семье все играют! — победоносно заявил Кондрашкин, сыграл лихой проигрыш и улыбнулся улыбкой настоящего гармониста. Без Игоря уже два года не обходятся в селе ни одна свадьба, ни одни проводы в армию. Мало того, жители Ижевского, что в полном соответствии с постановлением о тишине гоняют после одиннадцати гитаристов из-под окон, Кондрашкина с его гармошкой почему-то не трогают, хотя ему случается заигрываться и до двух-трех часов ночи...
— Он как из-под земли пророс — говорит Анна Ивановна.— Лет пятнадцать уже как в Ижевском с гармошкой не гуляли, и вдруг на тебе — Кондрашкин. Откуда что взялось. Частушки снова засочиняли. Ну-к, вспомни что-нибудь, Оль!
«Правая рука» Анны Ивановны, Оля Лунина, которой всего-то девятнадцать лет, покраснела, глянула на Игоря, он сыграл проигрыш, и она вывела:
Я иду, иду, иду, Сирень валяется на льду! Какую он себе нашел, Такого я себе найду!
А потом еще пела:
Изменяешь — изменяй! Только мыло покупай! Свою крашеную девицу Почище отмывай!
Олю Лунину приметила Анна Ивановна и выдвинула на должность худрука. В человеческой надежности Луниной, в том, что в клубе она человек не временный, Анна Ивановна уверена.
...Вечером после танцев молодежь Ижевского отправилась к дому Кондрашкина. Кстати, гордые члены ВИА, отложив ритмы и бас-гитары, несмотря на недовольство нынешней молодежью, охотно присоединились к народу, окружившему Игоря.
«С тебя хватит рязанского неба, — пели они вполголоса на промозглой, темной улице,— В грозовых облаках...»
Тулка отлично заменяла гитару, она была даже почетче, покрепче цементировала мелодию. «Это у них козырная песня!» — прошептала мне на ухо Анна Ивановна...
«С тебя хватит рязанского снега
На стогах, на стогах».
— Ребята, завтра все, кто в хоре, на репетицию, — после паузы негромко сказала Анна Ивановна. — Все чтоб были!
— Будем, Анна Ивановна!
Г. ПОТАПОВСКАЯ Фото С. КУЗНЕЦОВА Рязанская область.
Журнал "Крестьянка" № 2 1985 г.
Оптимизация статьи - промышленный портал Мурманской области