Юрий Шпитальный
Юрию Шпитальному тридцать три года. Он инженер, закончил МАИ, пишет детские рассказы.
А я тебе точно говорю,— кипятился Яшка,— с этим делом пора кончать!
— Чего ты раскричался? Сейчас принесут рукавицы и пойдет. Привязался тут! Мне, что ли, больше всех надо? Да?
С Яшкой всегда осложнения по моральной части, поскольку он у нас борец за правду и справедливость. Но в этот раз он не прав. Субботник организовал не я, а Валера. Время назначал не я, а коллектив. Так что, чего он ко мне привязался, непонятно.
Мне и самому, честно говоря, не очень-то хотелось вкалывать в выходной. И так всю неделю не высыпался: Надька была во вторую смену... Но мы решили: все так все! И чтоб без фокусов.
Сбор назначили у проходной, как к началу работы Стоим и ждем. Постояли минут двадцать, и тут как раз Яшка стал метаться, как загнанный, а потом начал...
— Вы,— кричит,— крадете время у общества! Энтузиазм губите. На следующее мероприятие мы людей палками не загоним!..
И кричит, и кричит, и все ко мне. Я ему говорю, что Валера пошел за рукавицами, а он на меня кинулся, будто мне больше всех надо. Псих!.. А мне что, я и сам не очень хотел сегодня работать.
— Да заткнись ты,— говорю я ему,— мне, думаешь, охота тут торчать без толка? Лучше бы поспал еще полчасика...
Ну, Валерка наконец-то принес рукавицы, раздал всем, и мы пошли на стройку. Яшка угомонился.
На стройке нас встретил наш старый прораб. Чудак такой! По случаю субботника в новой спецодежде, белой рубахе и при галстуке. В руках он держал большой кожаный портфель-гармошку, как мне показалось, пустой совсем. Ему уже давно пора на пенсию, а он все еще работает.
— Значит так, ребятки,— начал прораб,— все вы люди грамотные, можно сказать, технические, мы с вами договоримся быстро. Первый к вам вопрос: какой у нас с вами смысл этому субботнику?
— Родине поможем! — крикнул кто-то.
— Это-то, конечно, так. Только я так полагаю, что если вы мне тут маленько поработаете, особенного богатства нашей Родине не прибавится. Я вот вспоминаю то время, когда были первые субботники.
Вы все знаете, Владимир Ильич тогда тоже работал... Лет мне в то время было всего ничего, а в том то и все дело. Что ж вы думаете, Ленин для богатства работал? Он работал для того, чтобы мы все с вами стали одна семья. Чтобы труд стал удовольствием. А за деньги вон и в Америке неплохо работают. Но мы должны их в этом деле обойти и научиться работать лучше.
— Достичь и передостичь,— сказал опять Витька.
— Ты хоть и шутник,— сказал прораб,— но говоришь верно. И достигнем и обойдем! К чему я это вам говорю? Чтоб вы сегодня от вашей работы удовольствие получили! Чтоб работалось вам легко и радостно. Я сегодня в белой рубахе. Для чего я в ней? Галстук зачем? Я ж так каждый день на работу не хожу! И спецовка у меня есть похуже. А меня вчера парторг вызвал и сказал: «У тебя, Трифонов, завтра ребята с завода будут помогать. Организуй все дело так, чтобы им работалось как на празднике. Понял?» Конечно, понял. Так что, ребята, поздравляю вас с праздником и желаю вам поработать сегодня как следует, для души, для сердца!
Он так лихо все сказал, что мы даже ему захлопали. Хоть и старик, а молоток дядька! Человек!
— А теперь, ребятки, к делу. Поскольку вы на стройке первый раз, надо, чтобы от нашего мероприятия не вышло какого вреда. Не дай бог! А что для этого надо? Соблюдать технику безопасности и в ведомости за нее расписаться. А что это за техника, я вам сейчас расскажу. Значит, первое, чтобы инструмент, то есть лом и лопата, был исправен. Лом поломать трудно, а с лопатой — бывает. Черенок или совок... За этим надо следить, иначе руки покалечите. И второе дело — к краю стройки не подходить и не садиться на ограждение. Все остальное вы знаете: оголенные провода не трогать и так далее. А главное, ребятки, не озорничать.
На стройке этого делать нельзя! Вы ж у себя в цехе не озорничаете?
А то — раз! И попал под... это... под суппор!
Мы рассмеялись — «попал под суппор»! Мне, правда, показалось, что он знает про суппорт не меньше нас, только сказал так для шутки.
— В общем, мальчики, задание вам такое. В новостройке первый этаж назначается под овощной магазин. Вам, значит, следует эту землю убрать, которая вдоль фасада, а по крыше рассыпать керамзит.
На крышу надо восемь человек, остальные — внизу.
Кто посильнее — ломом работает и колет землю, остальные грузят ее на носилки и относят вон туда,— он махнул рукой,— а там уж ее свезут куда надо.
На керамзит можно девочек. Он объемный, но легкий. Вопросы есть? Нет вопросов? Тогда, ребятки, все как один распишемся в ведомости и за работу.
Мы расписались в ведомости и разошлись по местам.
Зигу, Сашку и меня поставили на ломы. Земля за зиму смерзлась, слежалась и стала ну прямо-таки как камень. А еще в ней всякого мусора для крепости — вагон! В общем, настоящий железобетон. Минут через десять всю лень с меня как рукой сняло. Я вкалываю, и ребята вкалывают: ребята вкалывают, и я вкалываю! Красота! Пять человек совковыми лопатами еле успевали за нами. А двенадцать таскали носилки.
Дело шло на всех парах. К одиннадцати часам мы уж полработы сделали.
— Одиннадцать часов! — кричит Яшка. — Зарядка производственная!
А мы уже зарядились на два месяца вперед. Тут как раз прораб пришел, Пришел и руками развел...
— Вы,— говорит,— у меня, ребятки, ударники комтруда. Я про вас обязательно в строительную газету напишу. Я вам, ребятки, в наряд только эту работу выписал, думал, вы весь день с ней провозитесь, а раз такое дело, работа у вас уже на истеке, как кончите, можете идти домой. Никаких претензий не будет... Одна чистая благодарность администрации.
Мы минут десять под его речь перекурили, и опять понеслось! Настроение у всех — люкс. И веселое это дело оказалось. Чего только там не попадалось?!
И старые ботинки, и циферблат от часов, и кусок гипсовой ноги... Даже оклад от иконы попался; Оклад Генка схватил. Он у нас по вечерам в художественной школе занимается.
— Этот оклад,— говорит,— вручную нарезан. Штихелем. Жаль, иконы не сохранилось. Наверное, старая была. Хорошо бы руку посмотреть. Так за разговорами работа уж совсем идет на финиш.
Подошли девочки с носилками, Ленка Малышева и Ленка Кузнецова. Мы им поменьше накладывали, чтобы не уставали. Подошли и стали,
— Дайте, мальчики, отдохнуть. Руки болят.
— Ладно. Перекур, братцы.
А я напоследок как шарахнул ломом, так здоровенный земляной бугор пополам рассадил. Вдруг из-под лома выскакивает... мышь! Мышонок! Я даже обалдел от неожиданности.
— Ребята,— говорю,— глядите, живая мышь...
А мышонок этот сначала тоже растерялся, а потом прижался к кирпичу и думает, его не видно. Дурачина!
Все, конечно, загалдели;
— Где?.. Где?.. Какая мышь?.. Покажите...
Все толпятся, а Витька и говорит так спокойно:
— Мыши есть вредители и расхитители народного добра. Их надо уничтожать. Была мышь живая, а стала неживая... — и как шарахнет по этой мыши лопатой.
Конечно, он по мыши не попал, а попал по кирпичу, возле которого мышонок прятался. Кирпич — вдребезги, а мышонку хоть бы что! Он посидел полсекунды, видит — камень его раскололся — и кинулся искать другое укрытие. Скачет по земле мелко. Я думал, мыши бегают, а они скачут...
Витька, конечно, завопил:
— Бей его!.. Дави!..
И кинулись за мышонком! Я после никак не мог понять, почему мы кинулись. И каждый хотел первым мышь прихлопнуть. Просто черт знает что получилось.
Тут Ленка Малышева заорала, как сумасшедшая.
— Звери! — кричит. — Живодеры! Не смейте! Он же живой! Не смейте!..
И как-то она всех раскидала, расшвыряла и прямо под ноги кинулась в самый последний момент и накрыла его рукавицей. Витька даже через нее перепрыгнул. Еще секунда — и мы бы мышонка растоптали сами не знаем зачем.
А Ленка поднимает на нас глаза и говорит:
— Как же вам не стыдно?.. Он же совсем маленький!.. Какие вы жестокие! — А глаза у нее сухие, злые и прямо светятся.
— Да брось ты, Ленка, — говорит Витька, — из-за мыши так психовать. Подумаешь, дело какое!
Ленка на него даже не взглянула. Она зажала мышонка в кулаке, встала с колен и потихоньку стала разжимать рукавицу. Смотрим, мышонок сидит себе посреди руки и жив-здоров. Ничего ему не сделалось. Два глаза у него. Хвост. Усы. Все как надо.
Мы стали его разглядывать, а Витька как поддаст ей под руку — мышонок подлетел в воздух и упал на землю. Лежит, лапки скрючил и не двигается. Наверное, разбился.
— Ну вот,— тихо-тихо сказала Ленка,— убили все-таки. Убили...
И опять она на колени стала, сняла рукавицу и начала его одним пальцем гладить. А этот умница-мышонок вовсе не разбился. Он прикидывался, чтобы мы от него отстали. И все. Он вскочил на ноги и опять поскакал от нас. Видно, мы ему не нравились, и он решил с нами дела не иметь. Витька опять крикнул: «Лови!» — но его уже кто-то сзади держал за пояс, и он даже шагу не ступил.
Мы стояли и смотрели, как Ленка шла рядом со скачущим мышонком, пока он не добежал до новой норки. - Там он будет жить долго, потому что зеленые насаждения никто ломать не собирался.
Ленка вернулась к нам.
— Все в порядке...
Мы зашумели, и, конечно, у всех отлегло от сердца.
Ну, что толку, если бы мы этого мышонка затоптали? Ведь в природе, как сейчас додумались, все в равновесии, стало быть, и этот мышонок свою часть равновесия держит. И потом, праздник же...
А Ленка снова разозлилась и как закричит:
— Ну, чего вы на меня уставились?
— Ты, когда сердитая, очень красивая,— серьезно сказал Валера,— И вообще — тоже... Ну ладно, ребята, пошли, закончим дела.
И мы за полтора часика все прибрали. Только я ломом не очень долбал, чтобы еще какую-нибудь живность не прибить. А после все поднялись на крышу и быстро раскидали керамзит.
Журнал "Юность" № 1 1972 г.