Александр Шверикас
Я вам не Наполеон! — недовольно буркнул Жамиль.— Это он по четыре часа в день спал и хоть бы хны.
Жамиль — все его называли Женькой — медлителен, неразговорчив, как и всякий плохо отдохнувший человек. Сбор объявили на пять утра, в субботу, когда нормальные люди, измотанные морозной рабочей неделей, нежатся в постели, начисто забыв о будильниках.
Женька молчком подошел к тягачу под номером 406 и, сразу забыв обо всем, с головой ушел в свое занятие —
осмотр машины перед дальним и не очень приятным рейсом. Возился он долго. После чего удовлетворенно отер руки ветошью: «Порядок в танковых войсках!»
Второй водитель, Слава Грисюк, уже давно томившийся от безделья, весело подмигнул:
— Не доверяешь ты ей, что ли?
— Меня в армии лейтенант выучил: на машину надейся, а сам не ленись.
Он посмотрел на Славкин тягач номер 407, стоявший рядом. Правой фары у вездехода не было. Славка перехватил его взгляд:
— Ерунда! К тому же новую фару днем с огнем не сыщешь!
— Искал — нашел бы! — отозвался Жамиль и, заканчивая спор, бросил коротко: — По машинам!
Славка хотел, было спросить, по какому праву тот раскомандовался, но вспомнил, что Сергей Пикман, комсорг самотлорского участка нефтепровода, затеявший этот «большой поход», выбрал почему-то головной машиной четыреста шестую.
Вездеход Жамиля Гиндулина завелся, что называется, с пол-оборота и, лязгая гусеницами, двинулся, оставляя на выпавшем ночью снегу четкий узор траков. Славка же, прежде чем завести свой, долго орудовал рычагами, так что кожа на ладони покраснела от напряжения. Наконец, сквозь треск переключающихся шестерен прослушался пульс двигателя, и второй тягач пошел по следу, наслаивая на узор новые штрихи.
За городом машины сошли с бетонки и, сбросив скорость, двинулись прямо по снежной целине. Обидно прокладывать путь по болоту, когда рядом бетонное покрытие. Но эта параллельная дорога нужна была строителям нефтепровода для громоздкой трассовой техники. Впрочем, просека шла только до Мегиона, а дальше лежала нетореная снежная целина, преодолеть которую пытался только один тяжелый тягач, застрявший где-то в урьевской тайге.
Об этом утонувшем вездеходе знали все в нижневартовской тракторной конторе. И все же, когда комитет ВЛКСМ решал, чьи машины послать для прокладки зимника, конкурс вышел немалый: у комсорга Валентина Тарана записались на всякий случай даже водители легких вездеходов, хотя было ясно, что их помощь вряд ли понадобится. Комитет выбрал Грисюка и Гиндулина как бывших танкистов, выполняющих норму на 180 и больше процентов.
Пикман покосился на Жамиля. Тот сидел за рычагами, чуть подавшись вперед, прищурив темные глаза. Грохот двигателя, лязг гусениц, дребезжание корпуса раздражали водителя, и он опустил наушники заячьей шапки. Больше всего жалел Женька, что променял на гражданский треух свой танкистский шлем — как бы пригодился в грохочущем вездеходе.
Машины шли медленно, всей своей тяжестью обрушиваясь на толщу сугробов, которые в матовом свете фар казались серыми, словно были из грязноватого,
слежавшегося цемента. Второй тягач попадал в след первому, и в колее виднелась путаница мха, веточки елочек, а кое-где, в особенно низких местах, выступала вода, довольно неожиданная в зимний день на второй неделе морозов.
В этом был расчет строителей: смять, срыть пуховую перину раннего снега, проморозить как следует трассу будущего зимника, навести ледовую дорогу до Урьевска, чтоб установить регулярное сообщение с этим трассовым поселком.
Им повезло. До того, как начало светать, они добрались до вагон-городка изолировщиков возле Метопа. Миновали и его. День занимался неяркий, серый, сырой. Гривки кедрача, аккуратные, словно свежие стожки сена, были разбросаны по унылой плоскости снегов. Через полтора часа вышли к берегу протоки.
Головной тягач остановился. Женька, высунувшись по пояс, осмотрел местность. Лед на протоке прозрачен, хотя довольно толст, ближний берег невысок, а вот второй — лесистый, крутой, лишь метрах в пятидесяти справа положе.
Гиндулин решительно махнул рукой вправо: идем там. Славка сделал протестующий жест и указал прямо перед собой. Женька снова, теперь уже более энергично, показал: вправо бери!
Тягачи повернули направо. Рукав Гиндулин проскочил уверенно и, набрав скорость, вышел на штурм берегового откоса. Даже здесь угол наклона был велик, и Сергей Пикман чуть побледнел, когда тягач начал яростно царапать гусеницами мерзлую землю...
Медленно, слишком медленно четыреста шестой выбрался на берег и, пройдя всего несколько метров, вдруг остановился: левая гусеница соскочила со звездочки. Вторая машина выкатила следом. Славка картинно тормознул, довольный: дорога показала, кто из них прав.
Одному водителю при такой неполадке пришлось бы долго возиться, но у них было три пары рук и второй тягач, который используется как подъемник.
На время Грисюк и Жамиль перестали быть соперниками, но лишь только гусеницу водворили на место, Славка, утирая руки снегом, не преминул вставить шпильку:
— Я бы прямиком прошел спокойно. На спор!
Дальнейший путь до Урьевска прошел без осложнений. И вот показался вагон-городок изолировщиков. Ребята, продрогшие, голодные, сразу побежали в столовую.
— Домой без приключений надо добраться! — сказал Жамиль, взяв горячую миску онемевшими пальцами.
— Что вы, ребята, уже домой навострились? — спросил начальник участка, встречавший гостей.
— Пора возвращаться! Машины только до понедельника дали, под мою личную ответственность,— объяснил Пикман.
— Так то ж до понедельника! А сегодня только суббота,— заторопился начальник.— Дорогу на сто двадцать первый надо пробить. Там колонна без харчей мается...
— А со стороны Сургута разве нет зимника? — спросил Гиндулин.
— Какое там! — вздохнул тот.— Пробовали проложить, да болотина мешает.
— Эх, была не была! — весело произнес Славка.— Болот бояться —
в лес не ходить.
— А ты не хорохорься,— неожиданно резко оборвал его Жамиль.— Им дорога нужна, а не благородные порывы. Без проводника идти нельзя.
— Да разве за проводником дело станет? — повеселел начальник.— Берите вой Елисеева. Он здешнюю тайгу лучше ханты знает. Через это самое болото он как раз за дичью ходит. Мы с ним, как буржуи, живем: каждый день рябчики.
— Ну, ладно! — сказал Пикман.
Снова раздалась команда: «По машинам!» И как-то само собой получилось, что проводник сел в четыреста шестой, к Женьке. Вездеходы тронулись, и вскоре вагон-городок скрылся из виду.
Прояснилось. Длинные синие тени лежали на снегу. Тайга, обступившая просеку, была здесь совсем иной. Стояли гренадерского роста ели с громоздкими, словно лосиные рога, лапами, прогибающимися от тяжелого снега. С обеих сторон от вездеходов виднелись следы: то, словно на машине строченные, стежки рябчиков, то путанные, заячьи.
Проводник, казалось, вовсе и не наблюдал за дорогой. Надышав в боковом окошечке лунку, он, не отрываясь, глядел на обочину. Неожиданно он дал знак остановиться. Жамиль послушно застопорил машину.
— До моего знака стоять на месте!
Он побрел по целине, неловко выбирая ноги из снега.
— Чудит проводничок! — заметил Грисюк, когда вылезли из кабин на этот неожиданный перекур.
Женька не поддержал его, может, из-за всегдашнего несогласия с острым на язык соперником, а может, по какой другой причине. Он оглядел плоскую равнину, где и взгляду-то не за что было уцепиться, кроме фигуры проводника да небольшого снежного бугорка метрах в трехстах от него.
Что-то очень не понравилось ему в этом унылом пейзаже. Перед тем как заскочить в кабину, он подозвал к себе Сергея Пикмана.
— Идите за мной, комсорг, гусеница в гусеницу. Без самостоятельности. А печку отключите на время. Надо законопатить все щели. Жамиль тоже отключил обогрев, загерметизировав тем самым свой вездеход. Тягач зарывался носом в глубокий снег, подминал его корпусом, разжевывал траками. К звукам работающего мотора, выхлопам и скрежету железа присоединился еще один — неприятный, булькающий звук невесть откуда появившейся воды.
Впрочем, Славка, шедший сзади, даже не обратил на это внимания — мало ли сырых участков попадалось им на пути! Он с удовольствием рванул бы и побыстрее, но впереди маячил, не пуская, ведущий тягач.
Так, черепашьим шагом, преодолели они всё триста метров до наблюдавшего за ними проводника.
— Вон,— кивнул он на
снежный холмик.— Это затонувший вездеход. Я его еще на прошлой неделе приметил.
— Что же ты нам ничего не сказал?
— А зачем? Когда не знаешь, чего бояться, не боишься. Психология.
А Славка не слышал этого разговора. Он был рад, что, наконец, пошли веселее, с каждым метром приближаясь к заветному сто двадцать второму километру. Зимнее солнце, недолго повисев над кромкой леса, исчезло. Загустевали сумерки, вот-вот на небо должны были высыпать звезды.
Водители включили фары, и свет от заднего вездехода проникал в головную машину, мерцал на приборах. Они уже подъезжали к поселку, когда Жамиль обнаружил, что и эта скудная подсветка исчезла. Приоткрыв дверцу, он высунулся из кабины.
Четыреста седьмой стоял, зарывшись тупым косом в снег.
— Чего стал? — крикнул Гиндулин, подъехав вплотную к стоящему вездеходу.
Славка, не отвечая, лихорадочно ворочал рычагами. Из чрева двигателя доносился угрожающий скрежет, но тягач и не думал трогаться с места.
Прислушавшись к этим звукам, Женька сразу все понял.
— Да погоди ты! — остановил он Славку.— Муфта полетела. Доставай-ка лучше трос.
Тот сообразил, что иного выхода нет, и полез за тросом, недовольно ворча:
— Надо же, в двух шагах от цели!
— Скажи спасибо, что не на болоте. А то пришлось бы зимовать...
Славке на это нечего было возразить. Цепляя петлю на крюк, он думал о том, как стыдно будет въезжать в вагон-городок на буксире.
Когда Сергей уяснил ситуацию, он сразу помрачнел. Вряд ли муфту найдешь в городке. Придется, если у них тут есть рация, заказывать в Сургуте.
Потом надо ждать вертолет. Пройдет как минимум два дня. Значит, они не вернутся к сроку, нарушат слово...
Четыреста шестой отбуксировал Славкин тягач к площадке, где стояли машины трассовиков. Ребят встретили радостно. Как-никак, это были первые водители, сумевшие пробиться на сто двадцать второй километр, по их следам могут проскочить и другие машины. А за ночь
мороз сделает свое дело и быстро «забетонирует» зимник.
Поломка рушила все планы. Но делать было нечего. Придя в вагончик, ребята долго ворочались в спальных мешках. Несмотря на усталость, никто не мог уснуть.
— Ты когда в последний раз коробку смотрел?
— А что глядеть? Интересного там мало. Железки да масло,— не сразу подал голос Грисюк.
— Вот-вот, железки! Торчи теперь здесь из-за своих железок...
— А ты можешь ехать, я тебя не держу!— Обида звенела в Славкином голосе.
— Ладно, ребята, не время для профсоюзных собраний,— оборвал их проводник.— 51 вот кое-что вспомнил. На Усть-Балыке ребята эту муфту наглухо заварили и так добирались до места.
— Точно! — обрадовался Грисюк неожиданной поддержке.— Я тоже слышал.
Утром они все вместе быстро-быстро разобрали двигатель. Работать пришлось в позах не особо удобных, перегнувшись вниз головой через носовой отсек. Вместо теплого бокса — костер на снегу, над огнем грели онемевшие пальцы.
Муфту заваривали так, чтобы не было ни малейшего перекоса, иначе она бы лопнула через несколько минут. Больше трех часов возились с двигателем.
Времени оставалось в обрез — так, чтобы к вечеру малым ходом добраться до Нижневартовска.
Выехали. Славка от радости подал длинный сигнал и стал терпеливо ждать, пока Жамиль обгонит его: понимал, что самому нельзя идти в голове. Но вот четыреста шестой поравнялся с его машиной и стал бок о бок.
— Славка! — позвал Грисгока Гиндулин.— Давай махнемся? Садись на мой тягач.
Такое предложение было для Славки неожиданным и лестным. Он войдет в город первым, на полном газу!..
Но тут же понял хитрый маневр своего друга. Он просто не доверяет ему, боится, что Славка слихачит, сломает несчастную муфту, потому и предлагает ему свою машину.
— Не-е-ет! — решительно покачал головой Славка и быстро захлопнул дверцу, чтобы не передумать.
Летопись стройки
1972 год. Май. Первый секретарь Тюменского обкома КПСС Б. Е. Щербина вручил начальнику управления «Тюменстройпуть» Д. И. Коротчаеву переходящее Красное знамя Совета Министров СССР и ВЦСПС за первый квартал, юбилейного года. Это знамя за Туртас, Салыл, Устъ-Юган, Тобольский и Сургутский речпорты, за рабочий
подвиг строителей Севсиба.
В летнем сезоне 1972 юбилейного года экипаж земснаряда Александра Ищука намыл миллион четыреста тысяч кубов грунта. Для условий сибирского Севера это рекорд.
1972 год. Июль. Первыми обладателями вымпелов шефов стройки — журнала «Юность» — стали бригада отделочников из СМП-237 В. Миляевой, монтеры пути СМП522 В. Молозина и комплексная бригада И. Смирнова из СМП-241.
1973 год. 3 декабря. На 575-м километре трассы забит традиционный «серебряный» костыль. Открыто сквозное рабочее движение поездов от Тюмени до берега Юганской Оби. За 5 месяцев на север перевезены тысячи тонн строительных грузов для газовиков, мостостроителей, нефтяников, геологов.
Подборку подготовил Г. ЕВСЕЕВ
Журнал Юность № 9 сентябрь 1974 г.
Оптимизация статьи - промышленный портал Мурманской области