Главная | Регистрация | Вход | RSS

Архиварий-Ус

Меню сайта
Категории раздела
>
Новости
Мои статьи
Политика и экономика 1980
Литературная газета
Газета "Ленинская Правда"
Газета "Правда"
Еженедельник "За рубежом"
Газета "Полярная Правда"
Газета "Московская правда"
Немецкий шпионаж в России
Журнал "Трезвость и культура"
Политика и экономика 1981
Журнал "Юность"
Журнал "Крестьянка"
Журнал "Работница"
Статистика
Яндекс.Метрика
Линия
Александр Данилов

«Океан» изящен, несмотря на увеличенные для транзистора габариты. Футляр — деревянный, значит, акустика неплохая. Что еще? Еще есть ультракоротковолновый диапазон — у «ВЭФа» его нет. Но «Океан» рублей на сорок дороже «ВЭФа».
Я никогда не был радиолюбителем, поэтому вопрос о достоинствах «Океана» и, скажем, «ВЭФа» я бы рассматривал так: стоит ультракоротковолновый диапазон сорока рублей? «Океан» — марка для меня новая. Сейчас столько всяких марок транзисторов появилось, что разобраться в них совсем не просто. Прошли те времена, когда все охотились за «Спидолой», только за «Спидолой»! В те времена я и купил «Спидолу» и не имею к ней претензий по сей день. Я консервативен, как многие потребители, не часто меняю пристрастия и привычки: авторитет такой фирмы, как ВЭФ, во мне трудно поколебать. Пожалуй, проблему выбора между «Океаном» и «ВЭФом» я бы решил в пользу «ВЭФа», пожертвовав ультракоротковолновым диапазоном…
Откуда мне было знать, что «Океан» есть не что иное, как одна из моделей «ВЭФа», которая однажды была передана минскому объединению «Горизонт» и с тех пор живет себе вполне самостоятельно? Откуда мне знать, что транзисторы «Селена» и «Астрад», о которых я наслышан и которые экспортируются в крупные зарубежные страны, выдерживая конкуренцию с продукцией известных иностранных радиофирм,— это все тот же «Океан»? Откуда мне знать о стабильном спросе зарубежного рынка на продукцию минского объединения «Горизонт»? А ведь это баллы за качество. Я не люблю носить приемник по улицам и бегать по магазинам в поисках батареек — откуда мне знать, что через два-три месяца в серию пойдет новая модель «Океана» с блоком питания от сети? Ничего этого я бы не знал, придя в магазин.
Это я узнал, побывав в Минске. Сейчас я вовсе не ставлю целью хоть отчасти покрыть издержки рекламного дела. В свое время, вероятно, дойдут руки до хорошо поставленной рекламы, иначе мы, потребители, не сможем толком ориентироваться при выборе нужных нам изделий. Но сейчас я уже не рискну делать выбор на основании житейских взглядов десятилетней давности. В том же объединении «Горизонт» век модели короток, как век бабочки. Массовый выпуск изделий постоянно вынуждает производство совершенствовать продукцию. Поэтому сборочный цех головного предприятия все время находится в состоянии движения: не успела пойти в серию модель, уже надо думать, как перестраивать производство к выпуску следующей.
На Минском радиозаводе работает много молодежи.
Саша Иванов пришел на завод после десятилетки три года назад. Большую часть этого времени он проработал в сборочном цехе, на подсобном участке, где собирают конденсаторы переменной емкости. Два-три года на конвейере или на участке, о котором мы говорим,— это почти рекордный срок.
Саша рассказывал, как постоянный людской водоворот уносит с завода друзей.
Конечно, появляются новые, особенно если природа наделила тебя добротой и общительностью. Но именно когда появляются новые друзья, очень не хватает старых. Саша рассказывал, как он однажды включил телевизор и «наскочил» на прямую передачу с ВЭФ, которая называлась: «Почему молодежь уходит с завода». На ВЭФ должно быть по-другому, думал раньше Саша. ВЭФ — крупнейшее радиопредприятие страны, у них и база мощнее; ВЭФ ведь только приемники выпускает, тогда как объединение «Горизонт» в основном выпускает телевизоры, и только один цех — приемники «Океан». А оказалось: на ВЭФ те же проблемы, словно передача шла не из Прибалтики, а из сборочного цеха Минского радиозавода. Текучесть заедает. Вот она, болезнь века. Заедает не только директора завода и начальника отдела кадров, но и в не меньшей степени Сашу и его товарищей.
Когда вокруг тебя за два-три года дважды меняются люди, будешь говорить о текучести, как о личной проблеме. Оттенок сугубо личного отношения к такому сложному явлению я отмечал в разговорах почти со всеми девушками и ребятами, работающими в сборочном цехе.
С точки зрения «чисто производственной» текучесть на конвейере и обеспечивающих участках не
является чем-то катастрофическим. Сбивает с толку объявление на проходной, начинающееся весьма заурядно: «Заводу требуются…» Да, заводу действительно постоянно требуются рабочие по многим специальностям, но при этом завод постоянно работоспособен.
Напрасно вы будете решать психологические загадки: психология тут ни при чем. Ваше представление о текучести однозначно: вы знаете, что текучесть — зло. Ну а если она норма? Как и на любом другом предприятии, на Минском радиозаводе стремятся воспрепятствовать текучести, закрепляют кадровый состав, но в самых первых звеньях кадровой цепочки конвейер это стремление притормаживает.
Конвейеру все равно, кто за ним сидит,— тот, кто был вчера, или тот, кто придет завтра. Подобно морскому приливу, людская волна служит постоянным источником энергии: продукция идет. А затраты на обучение новичков не очень большие: работа на конвейере простая, и навык приобретается быстро… Текучесть из русла
производственных проблем переходит в русло человеческих отношений и уже в этом новом русле становится проблемой номер один.
Находясь в постоянном круговороте «уволился — нанялся», вчерашние школьники болезненно воспринимают не саму работу на конвейере. В этом счастливом возрасте для них важнее общность. Дружба. Возрастная среда. Та самая среда, из которой конвейер вымывает ребят одного за другим. Уход товарища здесь часто является определяющим фактором: оставаться или тоже уходить. И уже готово вслед уходящему сорваться осуждение, но память удерживает: сколько таких осуждений срывалось в разные времена! И потом, чтобы осуждать, надо иметь моральное право. Это право имеет только тот, кто долго работает в цехе.
— Вы смогли бы год проработать на конвейере?
Начальник цеха критически оглядывает меня. Летом, когда начинается отлив — работают приемные комиссии вузов, — на заводе особенно туго с кадрами.
— Вы, может быть, и смогли бы… А вот меня едва бы хватило на месяц… А потом…— Начальник цеха вертит в руках какой-то листок (может быть, очередное заявление об уходе?).— Если человек в девятнадцать лет хочет учиться, разве я могу этому препятствовать? Если хотите знать, я вот смотрю на некоторых ребят и жду, когда они подадут заявления. На этой почве у нас непонимания не возникает.
Начальник цеха больше всех заинтересован в том, чтобы они не уходили. Но он первый признает за ними моральное право на уход. Юридическое имеет каждый. Очень важно, что он признает именно моральное право. Он их понимает. Старается понять, как он уточнил.
Это же право признает и комсорг цеха Владимир Дежурко.
— Обобщать что-либо, когда речь идет о будущем того или иного человека, очень трудно,— однажды сказал мне Володя.— Я могу только советовать, знал человека, который просит совета. Иногда человек хочет поступать в институт или перейти на другую работу и… не решается. Все же трудно оставить товарищей, цех… И,
кроме того, человеку важно знать, что на его уход смотрят правильно… Уходить ведь тоже можно по-разному…
И Володя, зная человека, с которым разговаривает, часто дает моральную санкцию на уход.
Они уходят — зачастую лучшие комсомольцы цеха,— а вместо них с осенним приливом появляются десятки новичков, которым здесь все незнакомо и, может быть, чуждо; которые само свое появление в цехе иной раз воспринимают как досадное следствие провала на вступительных экзаменах в институт. И среди них ищет новых друзей Саша Иванов, с ними беседует начальник цеха — новичок должен сам посмотреть цех и выбрать место, которое вскоре станет его рабочим местом на участке; среди них каждый день находится энергичный Володя Дежурко, который старается делать из них людей завода, а потом проходит время, и он говорит: «Правильно. Больше тебе здесь делать нечего». Снова идут новички, и Володя задает вечный вопрос: «Почему все они стремятся в институты, только в институты?»
Вопрос этот отчасти риторический, потому что сам Володя ничего в принципе не имеет против желания поступать в вузы и всячески это желание поощряет. Володя выступает против слепого стремления «поступать, абы поступать». Потому что большинство выпускников школ, «абстрактно стремящихся» в институты, в конце лета «отскакивают» от вузовских стен, и тогда с ними имеют дело заводские кадровики. Между тем, предполагал Володя, если бы человек настроился поработать на заводе — от него и заводу пользы больше, и самому человеку легче.
А главное — впоследствии ничто не помешает ему сделать сознательный выбор и учиться.
Володя логичен, но не всегда принимает во внимание фактор времени: самому ему понадобилось поработать, окончить институт и снова поработать, прежде чем он обрел свое дело и свое место. И на все это понадобилось лет семь.
Между тем выпускник школы, сколько бы он ни пробыл у конвейера, свое дело делает. Заводу он дает продукцию. Что дает ему завод?
Работа на конвейере делает этих ребят неуязвимыми для наблюдения со стороны. Белые халаты, одинаковые позы, ритм движения рук — все связано с движущейся лентой. Кажется, что все они одинаково сосредоточены — одна лента на всех, и отсюда ощущение их схожести во всем. Потом я узнал, что это только кажется.
Что и работают они по-разному, и время ощущают по-разному, и саму эту ленту каждый воспринимает по-своему. Но с первого взгляда этого не увидеть. А мне надо было знать, сколько времени им оставляет конвейер на то, чтобы думать, видеть, слышать, да и оставляет ли?
Оставляет. Даже читать ухитряются: совсем как школьницы на скучных уроках… Это я узнавал от них в считанные минуты обеденного перерыва. Но времени хватало: они привыкли оперировать секундами и минутами, как я часами. Я успевал узнать столько, насколько у меня хватало воображения спрашивать. Заканчивался перерыв, и я уже не всегда мог отыскать девушку, с которой разговаривал: казалось, ее время, ее сноровка снова были целиком подчинены конвейеру. Но я уже знал, что эта подчиненность кажущаяся. Например, у Нины почти трехлетний стаж, она может выполнить любую операцию на своем участке. Ей это нетрудно: ее руки сами делают все, что требуется, и не было случая уже много месяцев, чтобы они ее подвели. Ее голова свободна, и каждый день у нее масса времени для размышлений. Скоро она уйдет, потому что ей хочется стать дефектологом.
— Исправлять речь? — зачем-то уточнил я.
— Да,— сказала она.— Это очень интересная специальность.
Девушка смутилась, а я себя обругал: нельзя так откровенно удивляться, когда узнаешь, что логопедами становятся после трехлетней работы на конвейере. Пришла она сюда «собирать радио». О процессе сборки имела весьма отвлеченные представления. Знала, что работа аккуратная, чистая, выдают белые халаты. Вот примерно и все соображения.
Способность оценивать свое недавнее прошлое с юмором — свидетельство внутреннего развития. Другим важным показателем развития является умение пристально вглядываться в само производство, в дело, взваливать на себя невидимое бремя размышлений.
А здесь стоит только полюбопытствовать, и откроется бездна совсем не праздных вопросов. Эти вопросы уже связаны с производством, обращены внутрь производства, и поиски ответов на них становятся смыслом работы и смыслом пребывания на заводе. И один из первых вопросов: что же с ней делать, с текучестью — болезнью века?
Я помню рассказ Саши Иванова, как он собирал руками конденсаторы переменной емкости. Одни конденсаторы: сотни штук в день. Работа монотонная, однообразная — каждый ли такое захочет долго выдерживать?
Зная какие-то общие тенденции технического развития, я могу предположительно
прикинуть, как будет изменяться нынешний станочный парк и как параллельно будет качественно меняться сама продукция. Продукция всегда меняется быстрее. Еще недавно — в эпоху ламповых приемников — современный уровень механизации был немыслим. Но вот он уже не устраивает: ну что ж, эпоха транзисторов, можно считать, тоже пережила свой расцвет. Пройдет немного времени, и начнется новый этап: пойдут приемники с интегральными схемами. Он уже начался,
этот этап. А это значит, что конвейер в своем нынешнем виде долго не сохранится. Через несколько лет часть операций, которые сегодня необходимы, просто отпадет за ненадобностью. И этот процесс попутно ускоряется внедрением автоматических станков…
Но когда это будет? Через десять лет? Через двадцать? Не так уж это, в сущности, и много: со времени появления «Спидолы» уже лет семнадцать, наверное, прошло… Это ли хочет услышать Саша, когда он думает, что делать с болезнью века?
Я сам спрашиваю его, что, по его мнению, надо будет делать.
— Вы видели наши автоматы для набора номиналов? А вы посмотрите! На них и программу можно варьировать.— И чрезвычайно спокойно заканчивает:
— Надо автоматизировать сборку!
Легко сказать…
Эта машина — полуавтоматический пульт управления. Электронный диспетчер. Еще точнее, добросовестный учетчик.
Ее на радиозаводе повышают рангом, называя «система «Океан», но это скорее свидетельствует о моральных ценностях нововведения, чем об экономических. Система «Океан» не координирует автоматически ход производства, не составляет рабочих планов и программ. Роль учетчика достаточно скромна, чтобы не сказать разочарующе скромна. Таких машин на наших предприятиях довольно много и с каждым годом становится все больше. Они в большинстве своем разные — массовых серий пока еще нет.
Система «Океан» — это средний вариант между желаемым и возможным.
 Не так давно — трех лет не прошло — руководство цеха каждый рабочий день  начинало с планёрки. Другими словами, с часового, а то и полуторачасового заседания. Каждый день с утра согласовывали и увязывали десятки текущих вопросов. Каждый день выясняли положение на участках. Без этого никуда. А куда, спрашивается, без этого, если каждый день требуется всесторонняя и полная информация по цеху, в котором работает больше людей, чем на ином заводе? Да и после планерок в течение дня продолжались бесконечные телефонные и нетелефонные разговоры и совещания все по тем же текущим вопросам.
А теперь вот кончилось. Точнее, упорядочилось.
Кнопочный идол — детеныш в семье вычислительных машин — протянул свои щупальца сквозь стены и перекрытия и без всяких нервных и физических затрат высасывает информацию с каждого участка, каждый день, каждую смену, каждый час… И вся картина по цеху в любой интересующий вас отрезок времени налицо.
Строгий, упорядоченный учет в первую очередь привел к тому, что мастера перестали ежедневно перекрывать спринтерские нормы в поисках необходимых деталей и не тратят времени для выяснения взаимоотношений на этой почве. Во-вторых, удалось навести порядок на заготовительных участках в той степени, которая раньше была недостижимой. В-третьих, теперь можно вести почасовой график, чего до появления машины тоже никак не удавалось добиться. Это все прямые следствия новшества. Но не менее важно «побочное» следствие: как только упорядочился контроль над внутрицеховыми процессами, сразу обнажились все узкие места и, что особенно важно, наметилось более строгое разграничение функциональных обязанностей людей, руководящих цехом.
— Разве это проблема? Одно дело — разграничение функций на большом предприятии с разветвленной сетью основных и подсобных цехов и служб, другое дело — внутри одного цеха, где управленческое звено небольшое, связь с производственным процессом непосредственная, опыт — коллективный и индивидуальный — солидный…
Этим вопросом я выдал себя с головой.
Разграничение функций — это не просто проблема. Это праматерь многих проблем. Даже в цеховой иерархии выявить меру компетентности каждого звена достаточно сложно. А если степень компетентности выявлена нечетко, то и
критерий персональной ответственности имеет весьма шаткие основания.
Ответственность вроде бы каждому видна, а пределы полномочий не очень. Особенно когда в практической работе обязанности разных должностных лиц пересекаются, дублируются, накладываются одна на другую. Поэтому разные люди шли к начальнику цеха с одними и теми же вопросами: его должностное положение связано с ответственностью за все, что происходит в цехе. Вот пусть и решает…
А теперь в кабинете начальника цеха висит таблица, которая в рабочем порядке узаконила функциональные обязанности каждого. То есть прояснила степень компетентности. Персональная ответственность перестала быть отвлеченным понятием. А потому многие текущие вопросы теперь решаются там, где они возникают.
Полуавтоматический диспетчерский пульт помог упорядочить ряд непростых управленческих, а за ними и производственных, процессов внутри крупного цеха. Причем пульт этот можно отнести к так называемой «малой» вычислительной технике. Вероятно, в крупном разговоре о будущем вычислительных машин наш маленький электронный диспетчер не удостоится даже упоминания. Крупные разговоры начинаются минимум с автоматизированных, систем управления, которые мы в просторечии тоже называем машиной в силу пока еще ограниченного радиуса их действия и не очень широкого распространения. Но предположить можно, что солидная машина в масштабах завода как минимум сможет проделать более квалифицированно то, чему в сборочном цехе способствовал электронный учетчик; что машина будет составлять рабочий план предприятия; что машина, пользуясь информацией, которую ей, предоставляют, покажет, правильно или неправильно организована работа. Если вам кажется, что методы вашей работы верны, потому что они не подводили вас пять, десять и пятнадцать лет, если вы в этом убеждены, поскольку это есть ваш опыт насущный — выстраданный и заработанный опыт, который стал вашим надежным мерилом, то машина, лишенная эмоций, пристрастий и привычек, может вдруг доказать вам, что вы заблуждаетесь.
Собственно, прямого доказательства она не даст, но покажет на расхождения между тем, чего вы хотите и что получите, действуя проверенным способом… А вы делайте вывод.
Сегодня машины уже составляют планы предприятий. Корректируют производственный процесс. Указывают на правильность или неправильность методов, которыми мы хотим достичь определенных целей. Но вот
— собирательно — мнение умудренного опытом практика:
«Я был на том заводе, где эта машина внедрена.
Мигает она лампочками — что твое звездное небо.
План? Составляет! Считает все наперед. Они у себя на заводе много интересного знают».
Потом сделает паузу и продолжит: «Знать-то знают, а дать больше, чем мы, не могут. Машина лампочками мигает, а люди детали выколачивают, на снабженцев давят, смежников теребят. В общем, все, как на нашем «безмашинном» заводе…»
И на этом основная часть рассказа будет закончена. А вы почувствуете себя мальчишкой, который залез в заповедный сад и трясет все деревья подряд, не зная, какой плод может свалиться ему на голову… Вы будете смотреть на простой полуавтоматический пульт с неожиданно добрым чувством: его простота с самого начала не обещала вам ничего сверхъестественного, а реальная польза налицо. Маленькое устройство работает с большей отдачей, чем большая и сложная машина. Парадокс? Отчего он возник?
Это как раз объясняется просто: несложное вычислительное устройство имеет весьма ограниченные возможности, поэтому и реализовать их проще. Но почему трудно реализовать возможности более сложных машин, которые в состоянии исполнять функции автоматического координатора?
Любопытно, что и на старых предприятиях и на сверхновых с использованием ЭВМ возникают трудности примерно одного порядка. Любопытно, что машины ведут себя так, словно они «сговорились» заранее и специфика производства вроде бы не имеет для них значения. Попадая на предприятие, машина, словно знающий себе цену работник, начинает «оговаривать» условия, прежде чем начать заниматься проблемами, которыми ей вроде бы положено заниматься по штату…
При этом джентльменские соглашения с машиной невозможны: понятия компромисса для нее не существует. Либо она будет работать в определенных условиях, либо работайте без нее.
Судя по всему, машины указывают на какие-то общие проблемы, с которыми сталкиваются и. на минском объединении «Горизонт», и на Львовском заводе телевизоров, где в экспериментальном порядке уже несколько лет назад внедрена АСУ, и даже на автозаводе в Тольятти… Одна из таких наиболее важных общих причин «странного» поведения ЭВМ заключается в том, что заводские машины ничего «не знают» о проблемах материального обеспечения. И эти проблемы они косвенно «оговаривают». Ведь машина, составляющая рабочий план предприятия, исходит из реальных возможностей завода. А это подразумевает наличие на заводе всего необходимого для выпуска изделия. Машина «рассматривает» предприятие как своеобразную замкнутую систему с начальным, и конечным циклами, поэтому ее работа состоит в определении оптимального режима производственного процесса.
Но что с того, что машина теоретически идеально все спланирует? Сегодня или завтра смежный завод сорвет поставку материала, и уже нет возможности идти по графику, предложенному машиной. О подобных неувязках машина понятия не имеет. Даже могучий вычислительный центр ВАЗа ничего «не знает» о возможных срывах поставок. И хотя ему, этому центру, на роду написано управлять, он пока что оказывает автомобилестроителям более чем скромные услуги. Заводская машина, таким образом, исходит из несовершенной посылки: она «принимает» часть за целое.
Между тем завод (даже сверхновый) замкнутой системы не представляет. Наоборот, в наше время
совершенно очевидной стала тенденция, ведущая к самому широкому разделению труда. И хотя транзисторы «Океан» выпускает головной завод минского
объединения «Горизонт», на этот вид продукции работают еще несколько заводов, поставляющих детали и материал. А значит, под выпуском продукции мы должны учитывать не только конечный итог, но и сумму отношений всех взаимосвязанных предприятий, определяя долю каждого. Таким образом, рабочая система, которую с некоторыми оговорками (для данного вида продукции) мы можем определить как замкнутую, включает в себя деятельность нескольких десятков заводов. И центр наиболее сложных проблем сейчас перемещается за пределы заводских стен, туда, где завязываются узлы взаимоотношений между предприятиями. Эти узлы находятся на своеобразной «ничейной» земле, которая пока что по-прежнему представляет бескрайнее пространство для деловых и внеделовых контактов, от которых во многом зависит нормальная работа предприятий. И вот это пространство огромной важности оказывается вне пределов досягаемости заводских ЭВМ. Таким образом, машины указывают на то, что самые важные решения лежат в области «стыков».
Тот факт, что машина часто «оговаривает» условия, которые завод своими силами просто не в состоянии выполнить, имеет и оборотную сторону. Эта сторона, как и некоторые другие, составляет издержки нерешенных проблем. И на предприятиях возникают «частные» тенденции, которые до поры до времени еще будут давать знать о себе. Например, субъективное отношение к машине — на фоне общего и неизбежного доверия к ней — выражается в том, что иной раз от нее в тактических интересах предприятия «утаивают» кое-какие производственные секреты…
Эти секреты по большей части известны каждому грамотному хозяйственнику, поскольку они прямо вытекают из практики взаимоотношений между предприятиями и всевозможными управлениями.
Тогда, скажете вы, какие же это секреты, если они всем известны? На подобный вопрос главный инженер одного из машиностроительных заводов однажды ответил мне так: «Дело не в том, в чем выискивать скрытые резервы. Эти резервы видны каждому опытному директору завода. Дело в том, как эти резервы взять». Это «как взять» и составляет разнообразие методов в практической работе. Другими словами, в этом разнообразии методов есть какая-то свобода для маневрирования — то, что мы определили как некоторые «секреты». И если машине отдать на откуп практику хозяйствования, то она пополнит добавочными сведениями свой идеальный план, который так трудно реализовать. Но секрет уже не будет секретом: попадая на
бумагу, «секрет» с реактивной быстротой переходит в категорию планового задания. А организация обеспечения зачастую не становится более гибкой, и предприятие автоматически попадает в более сложное положение. Поэтому каждый руководитель предприятия тридцать три раза подумает, прежде чем решится дать машине максимум сведений. Поэтому все чаще можно услышать от производственников: «Сначала надо научиться элементарному порядку, а потом использовать машины». Нетрудно почувствовать сомнение: не рано ли мы стали внедрять такие машины на заводы?
Вероятно, не совсем точно будет утверждение, что сначала надо навести порядок, потом использовать машины. Машины — мощное средство, с помощью которого и надо «наводить порядок». Вопрос в том, как это сделать целесообразнее, на какой «участок» необозримого поля работы направить эту технику в первую очередь. Трудности с использованием ЭВМ говорят только о самых естественных явлениях свойственных каждой переходной ступени. Все это объясняется, с одной стороны, тем, что «сотрудничать» с машинами мы начали сравнительно недавно, и с другой — «молодостью» самих машин.
Еще несколько лет назад в печати в плане дискуссии публиковались материалы о возможных путях использования ЭВМ. В частности, были мнения и о том, что машины прежде всего надо направить на упорядочение межзаводских и всевозможных других стыков, а после этого внедрять па заводы. Логика в этом мнении была и осталась, но это логика скорее теории, чем практики. Ибо практика предполагает естественный ход от простого к сложному. А область «ничейной» земли, безусловно, гораздо сложнее для изучения, нежели внутризаводские процессы. И хотя в практике строительства, например, уже опробовался вариант — строить дом с крыши, так сказать, в обратной последовательности, все же сегодня еще главный принцип строительства — начинать с первого этажа. Может быть, этот принцип вообще нельзя опровергнуть, поскольку он отражает последовательность развития. Например, прежде чем говорить о создании единой энергетической системы с единым центром управления, надо создать базу, то есть построить мощную сеть всевозможных электростанций, потом постепенно их энергию суммировать, создавая мощные узлы управления вплоть до единого и общего центра. Подобный процесс уже обозначился и в развитии электронно-вычислительной техники, которой в будущем суждено взять под свой рабочий контроль сферу производственной деятельности. А сегодня уже первые
ЭВМ дают бесценный опыт, корректируя «доэлектронные» методы хозяйствования.
Ценность начального опыта заключена именно в том, что нащупывается последовательность дальнейших шагов, которая на более высоком этапе развития ЭВМ приведет уже к заданное г и каждого следующего шага. Ведь после того, как заложен фундамент и построен первый этаж, дело идет быстрее и проще…
И подобно тому, как маленький полуавтомат в сборочном цехе Минского радиозавода помог выявить степень компетентности звеньев цеховой иерархии, более сложные машины. Пока что выявляют степень компетентности предприятий в целом. Это предварительная работа, но такая важная, что, не проделав ее, невозможно серьезно говорить о дальнейшем расширении массового производства.
На проходной я привычно сунул голову в окошко и назвал свою фамилию и номер цеха. Я проделывал эту операцию каждый день и каждый день получал ожидавший меня разовый пропуск. Парень, стоявший сзади, тронул меня за плечо:
- Подожди. Вместе пойдем. Мне тоже туда.
Я подождал.
По территории завода парень шел быстро и уверенно. Я едва поспевал за ним, а он, казалось, сразу забыл обо мне. Один раз только, не оборачиваясь, спросил, с какого я участка. Я ответил что-то не совсем вразумительное и задал ему тот же вопрос.
— Настройщик,— сказал он с некоторым оттенком превосходства.
На этом наше общение кончилось. Парень, оглядывая корпуса, пробормотал: «Ничего не изменилось»,— и снова начисто позабыл про меня. По лестнице он рванул лосиными шагами — через три ступеньки. Странный какой-то парень: напросился в компанию, я шел за ним через весь завод непонятно зачем, а сейчас вот он скроется на своем участке, и не найдешь его… Меня это почему-то задело, и я не слишком удачно съязвил ему вдогонку:
— Ты что, в отпуске, что ли, так затосковал по работе?
Он добродушно посмотрел на меня сверху:
— Из армии я,— и шагнул мимо вахтера. Он был у себя дома.
Я поспешил обрадовать Володю Дежурко.
— Он не первый — засмеялся Володя.
Все эти дни Володя был моим гидом, бесстрастным помощником, слушателем и оппонентом. Каждый раз, когда попадаешь в новую для себя обстановку, восприятие насыщается раньше, чем приходит осмысление увиденного. Я это знал и в последние часы пребывания на заводе мучительно пытался сообразить, чего мне впоследствии не хватит. Всегда выясняется, что чего-то недосмотрел, недопонял, с кем-то
недоговорил, но уже нет этой возможности — прийти на проходную и взять ожидающий тебя разовый пропуск.
— Это называется «поиск оптимального режима работы»,— констатирует Володя.
В конце концов, каждый очерк, репортаж или статья перво-наперво отражает уровень осведомленности автора, и выше этого не прыгнешь. Но, кроме уровня осведомленности, существует и другое. Существуют ощущения, которые трудно вогнать в концепции, хоть привесь себе электронные мозги… Три Наташи — три подруги из сборочного цеха, с которыми я рискнул обсудить ряд «конвейерных» проблем, учтиво заметили, что жизнь интересна не столько работой на сборке, сколько сама по себе, и, вероятно, из сочувствия предложили прорваться па спектакли театра имени Станиславского и Немировича-Данченко, раз я за последние несколько лет не сделал этого в Москве… Было в этом предложении что-то неординарное, как и в той заметке из стенгазеты, которую я не удосужился переписать и воспроизвожу по памяти. «Товарищ! Ты живешь в прекрасное и необычное время! Оглянись: сколько интересного, необычного и
загадочного вокруг тебя! — так, кажется, было написано.— В бешеном темпе несется наша старушка Земля, ураганные ритмы вторглись в твою жизнь! Спеши видеть, спеши слышать, спеши чувствовать!»
Вот это самочувствие! И рождается оно — где бы вы думали? — у ленты конвейера! А что предлагается видеть, слышать и чувствовать? Кажется, загадочную улыбку Джоконды, силу Бетховена и поэтичность Экзюпери… Эти ребята, которые вчера окончили школу, и те, которые сегодня еще сидят в классах, не имея никакого представления о том, как «собирают радио», скоро будут давать заводу не только продукцию со Знаком качества.
Аэропорт в Минске расположен в черте города. От завода можно добраться до аэропорта троллейбусом менее чем за полчаса.
Объявили посадку. Летчики запустили двигатели.
— Небо взорвалось! — сказала маленькая девочка.
Самолет заложил над городом глубокий вираж.
Театр Станиславского и Немировича-Данченко продолжал в Минске гастроли. Наташа Панченко — одна из трех подруг — готовилась сдавать очередной экзамен летней сессии в пединституте.
Саша Иванов решил остаться па заводе и поступать в техникум.
Володя Дежурко планировал очередной массовый выезд комсомольцев и всех, кто ни пожелает, за город.
Экспортная комиссия осматривала партию транзисторов, приготовленных к отправке в крупнейшие страны Западной Европы.
Я сидел в кресле и держал в руках фотоснимок модели приемника, которая еще неизвестна покупателю.
Старушка Земля вертелась в бешеном темпе. Ураганные ритмы делали свое дело.
Через час я сошел с трапа во Внукове.

Журнал Юность № 2 1974 г.

 

Оптимизация статьи - промышленный портал Мурманской области

 

Похожие новости:


Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
publ, Журнал "Юность" | Просмотров: 2457 | Автор: platoon | Дата: 22-11-2011, 09:47 | Комментариев (0) |
Поиск

Календарь
«    Март 2024    »
ПнВтСрЧтПтСбВс
 123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031
Архив записей

Февраль 2024 (1)
Ноябрь 2023 (7)
Октябрь 2023 (10)
Сентябрь 2023 (128)
Август 2023 (300)
Июль 2023 (77)


Друзья сайта

  • График отключения горячей воды и опрессовок в Мурманске летом 2023 года
  • Полярный институт повышения квалификации
  • Охрана труда - в 2023 году обучаем по новым правилам
  •