Реваз ИНАНИШВИЛИ
РАССКАЗ
В магазине было три отдела и работали трое продавцов: две женщины — Маро и Маргарита и один мужчина — Геронтий.
Однажды там появилась девочка, маленькая, лет десяти-одиннадцати. Вошла и вежливо спросила стоящую в очереди старушку:
— Извините, вы сюда?
— Да, детка,— ответила старушка. Девочка скромно встала за ней. Народу было мало, брали понемногу.
Так что
очередь быстро двигалась.
Старушка попросила взвесить ей полкило колбасы и двести граммов сыра, затем взяла баночку горчицы за двадцать семь копеек.
Геронтий лихо защелкал счетами и объявил:
— Два рубля пятьдесят копеек, мамаша.
Старушка протянула ему трешку.
— Два рубля и тридцать две копейки,— сказала маленькая девочка.
— Что?! Что такое? — Геронтий приподнялся и
наклонился над прилавком.
— Два рубля и тридцать две копейки,— спокойно повторила девочка.
Геронтий вспыхнул, разволновался.
— Знаешь, что я тебе скажу, детка!..
— Знаю.
— Что ты знаешь? Что?
— А то, что вам
причитается два рубля и тридцать две копейки, а вовсе не два пятьдесят.
Геронтий схватил свои счеты.
— Рубль сорок пять копеек за колбасу, так? Два раза по тридцать копеек — сыр, так? И двадцать семь — горчица...
— Два рубля тридцать две копейки, — еще раз повторила девочка.
Раскрасневшийся Геронтий сбросил все костяшки на счетах и пересчитал еще раз. Получилось ровнехонько два рубля тридцать две копейки.
— Нельзя ли там побыстрей? — заметил очкастый мужчина в хвосте очереди.
Геронтий отсчитал старушке сдачу и уставился на девочку.
— Ну! Чего тебе — говори!
— Пожалуйста, не повышайте на меня голос, — ответила девочка. Она была стройная, худенькая, со светлыми голубовато-серыми глазами и чуточку вздернутым носиком. В левой руке она держала полиэтиленовую сумку, в правой — пятирублевку.
— Чего изволите, сударыня? — с наигранной покорностью склонил голову Геронтий.
— Пожалуйста, взвесьте мне двести пятьдесят граммов колбасы, двести сыра и двести граммов масла.
Геронтий очень
постарался и отвесил ровно двести пятьдесят граммов колбасы и двести граммов сыра. Масло не пришлось взвешивать, оно продавалось в пачках по двести граммов. Он протянул девочке пачку, взялся за счеты, пощелкал костяшками и нерешительно сказал:
— Два тридцать...
— Два рубля и пять копеек.
— Вах!! Люди добрые!— взвился Геронтий и собрался было пересчитывать, но передумал: — Плати, детка, сколько хочешь и ступай своей дорогой. У меня тут работа, а не...
— Получите два рубля и пять копеек.
Геронтий точно до копейки вернул сдачу. Девочка ушла. Очередь удивленно смотрела ей вслед: она была такая маленькая и худенькая, а ступала как-то удивительно красиво — прямая, стройненькая, светлые волосы забраны в «конский хвост».
— Представляю, что у нее за мамочка... Врагу не пожелаю! — недобро заметила приземистая, как комод, женщина.
— Почему же? — возразил кто-то.— По-моему, замечательная девочка.
— Моя
внучка постарше нее будет она при взрослых даже глаз поднят, смеет.
— И моя тоже.
— Все от воспитания идет. От родителей, значит...
А Геронтий никак не мог успокоится
— Отпустить бы ее не солоно хлебавши, с пустыми руками, тогда бы она узнала. Ишь, выискалась какая!.. Посылают в магазин детский сад! У них что,
родителей нет или как?
— Родители заняты.
— Ладно! Чем они таким заняты?
— Помните о деле, товарищи! О деле помните! — пробасил кто-то.
С того дня началось.
Стоило девочке появиться за витриной магазина, продавщицы Маро и Маргарита со смехом сообщали Геронтию:
— Идет, Геронтий!
Геронтий всем видом показывал, что это сообщение не действует на него.
— Ну и пусть идет.
— Не робей!..
— Встреть ее потверже...
— И не таких видали,— крепился Геронтий, но нетрудно было заметить, что он нервничает.
У девочки на руке висела яркая сумка из полиэтилена, длинная просторная юбка наполовину скрывала ее ноги. Она шла легко и прямо, не шелохнув плечами. Входила в
магазин и спокойно осматривалась.
Продавщицы нетерпеливо ждали — что будет на этот раз.
Девочка подходила к прилавку и тихо, скромно говорила:
— Взвесьте мне, пожалуйста, триста шестьдесят граммов колбасы.
— Ну, началось!.. — У Геронтия опускались руки.
А Маро и Маргарита давились от смеха.
— На ваших весах есть десятиграммовые деления, так что, пожалуйста, взвесьте мне триста шестьдесят
граммов колбасы и двести тридцать сыра.
— Ладно, будет тебе, девочка! Скажи — или двести, или триста.
Маро и Маргарита нашаривали по карманам свои мятые платочки и утирали выступившие от смеха слезы.
А Геронтий страдал и маялся. Маялся при взвешивании, а еще пуще — при подсчете.
Девочка сама диктовала ему, что сколько стоит. Геронтий, как слепой, брал у нее деньги, неверной рукой возвращал сдачу и, когда девочка уходила, без сил садился на табурет.
— Вах, бывает же такая напасть! Под какой
звездой она родилась? — И утирал передником взопревший лоб.
Маро с Маргаритой давали шутливые советы:
— Придется тебе сменить работу, уйти из этого магазина.
— Здесь сживет тебя со свету эта пигалица. Или сглазит...
— Да, похоже, что уже сглазила. Все из рук валится, считать разучился. Все время кажется, что ошибаюсь. А эта худышка уставится и смотрит, как колдунья.
Проходил денек-другой, Геронтий немного успокаивался. Но опять появлялась девочка. И начиналось:
пожалуйста, триста семьдесят граммов того, да двести восемьдесят этого, и еще сто тридцать вот того... Но всегда очень вежливо, всегда — «пожалуйста».
Геронтий жалобно втягивал голову в плечи.
— Бери уж все задаром и уходи ради бога!
— Почему — даром?
— Мамы у тебя нету? Пусть вместо тебя мама в магазин ходит.
— У мамы есть дела поважнее: малыш в доме. А я - старшая.
— Тогда я узнаю, в какой школе ты учишься, и сам явлюсь к вашему директору...
— Как вам угодно...
Но Геронтию
не пришлось идти в школу.
Однажды девочка вышла с покупками из магазина и — пропала, прошел месяц, другой, но она не появлялась.
Маро с Маргаритой поздравляли Геронтия:
— Ну, Геронтий, пронесло!
— Обошлось...
Геронтий отмалчивался. Но заметно успокоился, и голос у него сделался спокойнее, и лицо. Продавщицы заметили, что он вроде бы стал чище бриться и аккуратней одеваться. Иногда даже повязывал галстук, часто причесывал свои седые волосы. И с покупателями был теперь внимательнее и вежливее.
Раза два Маро с Маргаритой разыграли его — глянув в окно, вскинулись:
— Идет, Геронтий! Идет!..
Геронтий каждый раз краснел и супился, но, убедившись, что его обманули, расправлял плечи — дескать, пусть приходит...
Теплые осенние дни сменились холодными предзимними. Подул ветер. Улицы завалило яркой опавшей листвой. Дворники ругали осеннюю непогоду. А однажды поутру ветер унялся и пошел снег. Большие хлопья медленно кружились в воздухе, но, коснувшись земли, сразу же таяли.
В один из дней из этого тихого снегопада появилась девочка. На ней было длинное теплое пальто, вязаная шапочка, надвинутая на лоб, сапожки; она, как всегда, неторопливо ступала, не шелохнув прямыми плечами.
Геронтий при виде девочки весь так и зарделся.
А Маро с Маргаритой воскликнули:
— Какая гостья к нам пожаловала!..
Девочка с тихой улыбкой на бледном лице глянула на женщин и подошла к Геронтию. Он в это время что-то взвешивал, но смотрел не на весы, а на
приближающуюся к нему маленькую покупательницу и улыбался.
— Как поживаете? — совсем как взрослую спросил он ее.
Девочка тоже улыбалась ему мягкой улыбкой. Лицо ее словно светилось тихим и ясным светом.
— Спасибо. А как вы?
— Да что с нами будет...
— Я приболела. У меня была корь. Но, теперь уже все позади.
— Вах! — воскликнул Геронтий. — То-то я удивлялся...
— Чему вы удивлялись?
— Что вас не было столько времени.
— Что не мучила вас?
— Э-э, что это за
мучение!.. Была бы ты здорова, а такое мучение мне терпеть не трудно, ей-богу!
— Теперь я буду вести себя хорошо.
— А разве раньше ты вела себя плохо?
Девочка засмеялась.
Маро с Маргаритой недоуменно переглядывались.
— Взвесьте мне, пожалуйста, сегодня двести граммов сыра и двести колбасы.
Геронтий, посмеиваясь, спросил:
— Значит, больше не хочешь двести шестьдесят граммов или сто девяносто семь?
— Нет, больше не надо, — засмеялась девочка.
— Вах! Потому-то ты такая худенькая, что мало ешь!
- Мне толстеть нельзя. Я и так...— Девочка раздула щеки.
— Почему, детка?
— Я учусь на балерину.
— Вах!.. Танцевать будешь в опере?
— Если сумею...
— Ты — да не сумеешь?! Ты все сумеешь!.. — Геронтий выпрямился и расправил плечи. — Если что-нибудь не так... если что понадобится — не робей, я всегда здесь.
— Спасибо! — Девочка смотрела на него и улыбалась.— Вы теперь хороший. Ни на кого не повышаете голос, даже на женщин.
— Я повышаю голос?!
Девочка сложила в сумку
аккуратные свертки, попрощалась и с улыбкой пошла к дверям.
Геронтий окликнул ее.
— Звать-то тебя как?
— Мирандухт*.
— Мира, стало быть?
— Нет.
— Значит, Миранда?
— Нет. Мирандухт.
— Ва-ах!
Девочка красиво вскинула руку и, помахав на прощание, вышла в снегопад.
Маро с Маргаритой разинули от удивления рты и молча переглянулись.
С того дня Мирандухт и Геронтий — большие друзья. Геронтий всегда что-нибудь припрятывает для Мирандухт. Одно его огорчает: ничего из его сюрпризов ей не нравится, она покупает только то, что лежит на прилавках...
И еще: Геронтий хочет пригласить Мирандухт к своим девочкам, в Нахаловку, но почему-то робеет. У Геронтия там стоит в саду маленький домишко с лесенкой в три ступени. А Мирандухт, как ему кажется, ступает только по мраморным лестницам и красиво машет маленькой рукой своим подругам и знакомым. Легко ли такую пригласить в Нахаловку, в старую хибару?
«Ох, грехи наши тяжкие»,—
вздыхает Геронтий и через витрину поглядывает на улицу.
Там опять идет снег.
Перевел с грузинского Александр ЭБАНОИДЗЕ.
* Мирандухт — полная, редко употребляемая форма старинного грузинского имени, звучит в устах маленькой девочки более чем необычно.
Журнал "Крестьянка" № 10 1988 г.
Оптимизация статьи - промышленный портал Мурманской области