Семейный подряд утверждается.
Но, развиваясь он ставит свои проблемы.
Делегаты съезда колхозников обсудят широкий круг проблем. В том числе, конечно, и те, что рождены повсеместным внедрением семейного подряда, его практикой. Он уже доказал свою эффективность и жизнеспособность, но задал и вопросы:
об оплате труда, о нормировании, о трудовой нагрузке, в том числе о трудовой нагрузке детей. Об этом предстоит думать и думать. Тем более что в огромной нашей стране эти проблемы выглядят по-разному в разных регионах.
Свой опыт и свой взгляд на проблемы есть и в Туркмении — в колхозах «Социализм» и «40 лет ТССР» Ашхабадского района Ашхабадской области, «Москва» и «Ленинград» Тахтинского района и в колхозе имени Чапаева Куня-Ургенчского района Ташаузской области.
«КАК В КОЛОДЕЦ ПАДАЛИ...»
Осень в минувшем году здесь выдалась, как в среднем полосе России: к октябре уже холод в дождь. Кого-нибудь застать на виноградниках колхоза «Социализм» шансов не было: что там делать-то в такую погоду? И все же: вон «жигуленок», пламя костра плещется, будто кто-то машет красным флажком. У костра греются люди. Семья: Чары Сахатдурдыев, его жена Огульбайрам, жена одного из сыновей Айгозель, два младших сына. В этот день представители фирменного магазина из Ашхабада должны прибыть за виноградом, и к назначенному сроку он собран, упакован в ящики и прикрыт целлофановой пленкой от дождя. И вот Сахатдурдыевы ждут машину, греют пальцы над слабеньким огнем. Это в их интересах: сдать виноград высоким сортом.
— Когда переходили на семейный подряд — как в колодец падали,— вспоминает Чары. И даже по этой случайной фразе видно, насколько отвыкли (или насколько не привыкли) люди брать на себя ответственность за результаты своей же деятельности на земле. И это не лодыри— крепкие, нормальные работники.
Но видно и другое: как манило их вычленить свою работу, не растворяться в массе, заработать то, что заработано. Ведь на семейный подряд переходили добровольно, охотно. Хотя вводили его в ситуациях риска: «Социализм» заложил тогда новые виноградники в пустыне, и требовался тщательный уход за посадками. А в соседнем хозяйстве, в колхозе «40 лет ТССР», наоборот, стремились не потерять старые виноградники, где невозможно было ни технику применить, ни современную технологию. И уже потом новая форма организации труда распространилась на все виноградники, а в «Социализме» еще и на овощи.
Результаты разительны: урожайность и качество выросли, себестоимость год от года снижается. Увеличилось число людей, занятых трудом на земле: участки взяли экономисты и бухгалтеры, медики и педагоги — производителей сельскохозяйственной продукции стало больше. Причем они утверждают, что перегрузок не испытывают: работа на земле требует их рук лишь в какие-то периоды. А претензий к ним как к специалистам нет, с основной работой эти люди справляются успешно. Тем более что в июле им помогает вся семья. И жители соседних городов, благо земли этих колхозов иной раз к городам ближе, чем к центральным усадьбам, взяли в колхозе подряд: выращивают лук. Оба хозяйства многоотраслевые, оба осваивают новые земли, рабочие руки нужны.
Сегодня подряд на виноград не вдруг возьмешь — очередь. С овощами сложнее, здесь возни больше, но и на овощи берут подряд. Замужние дочери Сахатдурдыевых создали свое семейное звено, в минувшем году занимались помидорами. То, что они вышли в поле, что вышла на плантации их мать Огульбайрам,— выигрыш не только экономический, но и социальный. У дочерей дети маленькие, у Огульбайрам младший, двенадцатый, еще дошкольник, если бы не возможность по-своему «перегруппировывать» домашние и рабочие нагрузки, вряд ли женщины участвовали бы в общественном производстве.
Поскольку работа на виноградниках сезонная и не требует постоянного присутствия в июле, семьи могут в остальное время трудиться на других участках. В сезон почти все берут подряд еще и на выкармливание шелковичных червей. Люди больше успевают при такой организации и получают
соответственно больше.
Однако эта гибкость чревата не только выгодой. В колхозе «40 лет ТССР» меня специально провезли вдоль всей виноградной плантации, чтобы показать, как по-разному относятся подрядчики к работе: на одних участках кусты стеной стоят, ни травинки, на других кусты хилые, сорняки выше их. Возможность маневра в работе вызывает у некоторых лукавое желание везде урвать, не очень себя затрудняя: ведь что-нибудь да вырастет же и без тщательного ухода!
А кто-то решил, что ему выгоднее продавать колхозный виноград на рынке. И воруют у себя же на участках.
Машины есть почти у всех, так что отвезти виноград в город не проблема. Чужого на плантации заметят, а за своими не уследить. Об этом мне рассказал один из подрядчиков. Он просил его фамилии не называть, хотя говорил в присутствии четырех человек. Очень хвалил семейный подряд, но высказал соображение, что тут нужны строгие и честные контролеры. Так для того и на подряд переходили, чтобы конечный результат был контролером! «Ай,— возразил собеседник,— но воровать еще выгоднее».
«Каким-то образом коллективизм размывается»,— говорит об этом председатель колхоза «40 лет ТССР», Герой Социалистического Труда Керим Ахмедярович Ахмедяров. Каждый занят только своим, коллектив становится своего рода абстракцией. Еще более категоричен его заместитель Курбандурды Рзакулиевич Рзакулиев: «Семейный подряд— жизненная необходимость, но когда-нибудь нам придется проводить вторую коллективизацию. Думают о своем кармане, а не о государстве». Лишь бы выгоднее... Вот в чем, по мнению некоторых, «болевая точка» подряда семейного.
Разберемся. Есть ли серьезные основания для таких опасений? Даже если кто-то действительно думает о своем кармане? Вряд ли. Для сомнении по поводу семейного подряда нет никаких оснований! Ведь люди эти на общественной земле работают, используют материальные ресурсы своего же хозяйства по договору с ним.
И делать все призваны с ответственностью за общее дело. А то, что честно заработанные деньги позволяют им жить лучше,— справедливо. Бывает, конечно, что берут верх рваческие элементы. Так ведь на то и гласность, на то и действующие социальные, политические механизмы, система воспитательной работы, способные защищать нас от этого. Они же и поддерживать интерес у людей к новому делу должны.
Вне напряженного, квалифицированного труда не может быть никакой нравственности. Другое дело, что механизм действия семейного подряда еще не отлажен, как и вообще методы экономического влияния на человека. Кроме того. это лишь одна из «сил», воспитывающих его, формирующих социальную позицию каждого из нас. И к семейному подряду люди пришли, уже имея некоторый — не всегда безупречный— жизненный опыт, систему ценностей. Старое и новое сегодня находятся в сложных отношениях. И от нас самих зависит, что возьмет верх.
Прав тот же Курбандурды Рзакулиевич Рзакулиев. когда говорит, что человека «строит» семья, школа, традиции, атмосфера в коллективе, система приоритетов, принятая в его среде. Из множества влияний— целенаправленных и случайных— у него формируется социальный и нравственный идеал, без которого невозможна личность — та самая личность, которая сама может влиять на всю систему экономических отношений. И, прежде всего, на то, чтобы именно в том звене, где семейный подряд, не было сбоя.
В колхозе «40 лет ТССР» семейный подряд не собираются распространять на все отрасли: только там, где сезонная работа, там, где он выгоднее. «Мы не хотим превратить колхоз в заготовительно-сбытовой кооператив,— говорит К. А. Ахмедяров.— И вообще о семейном подряде есть смысл говорить только, если внедрен внутрихозяйственный расчет, иначе себе дороже выйдет». То есть общая система экономических и социальных взаимосвязей должна быть отлажена, прежде чем сможет функционировать без накладок, определять действия включенного в нее работника. Как это сделать? Керим Ахмедярович, поставив этот вопрос одним из первых, думает, как его решать. Сегодня важно, что проблема названа, понята.
ТОЛЬКО ВПЕРЕД
Но через несколько дней я познакомилась с председателем колхоза, который, наоборот, от семейного подряда шел к внутрихозяйственному расчету и к коллективной ответственности. Если в богатом хозяйстве, которое возглавляет К. А. Ахмедяров, пришло уже время отлаживать до тонкостей действие экономического механизма, состыковывать его с нравственными критериями, то в колхозе «Ленинград» этот механизм нужно было запустить, заставить работать.
Гошджан Рахмедов пришел сюда, когда хозяйство в области было на 95-м месте, в районе на 12-м и в обоих случаях— на последнем. В кассе не было ни копейки. Иные из коров колхозного стада давали но 200 граммов молока в день. Но при всем том заработки у люден были высокие: у тех же доярок— 250—300 рублей.
Рахмедов поднимал хозяйство в три рывка. В первый год, сократив площади под хлопок, ввел севооборот, за что был руган жестоко, хотя план но хлопку и выполнили. На второй расширил посевы люцерны — и впервые колхоз дал прибавку по молоку, получил возможность заняться племенной работой. Почему дома держать корову выгодно всегда?— размышлял Рахмедов,— почему при всем напряжении с кормами она никогда в семье не убыточна в отличие от коровы колхозной? А потому, что платят на ферме в большей степени «от головы» и в меньшей «от молока». Так Рахмедов пришел к мысли о семейном подряде. И этой мыслью поделился с колхозниками. И получил энергичный отпор: «Почему мы, бедные, должны переходить на новую форму работы, когда богатый колхоз имени Тельмана не решается на это?» Люди считали, что раз колхоз бедный, то не они должны — им должны. Их устраивала жизнь в долг, тем более что материально они при этом не страдали: долг повисал на хозяйстве.
Рахмедов должен был переубедить людей, а им переубеждаться не было никакого экономического резона.
Кроме того, на это требовалось время, а его не было. Как на пожаре: надо, чтобы все хватали ведра и бежали тушить, а не обсуждали, какими именно средствами. Председатель, образно говоря, «схватил ведро». Он заручился поддержкой партийной организации, профкома. Но не стал уговаривать каждого— он бы и не сумел этого сделать,— на семейный подряд был переведен весь колхоз.
Те, кто был не согласен, подчинились этому решению не сразу. Первыми «подрядчиками» стали семьи председателя, секретаря партийной организации, членов правления, медики и учителя, конторские... На ферме, было дело, коров доили опять же жены председателя и парторга, а доярки работать отказывались.
Жалобы на председателя сыпались во все инстанции: зажим демократии! Колхозную землю раздают! Даже бухгалтерия была против семейного подряда — считать при этом пришлось бы больше!
И ведь справедливы были обвинения по адресу председателя. Только... а что ему было делать? В хозяйстве создалась парадоксальная ситуация. Спор шел по оси: застой— плохо, но выгодно, и, чтобы это защитить, нажимали на демократию.
А сколько можно убеждать, что пожар надо тушить? Рахмедов «схватил ведро»... и не отступил. Через какое-то время, опасаясь потерять в заработке, «оппоненты» Рахмедова попросили выделить им участки.
— Семейный подряд стал мешать семейным отношениям,— заметил Рахмедов. Под «семейными отношениями» он подразумевает всякого рода поблажки «своим» родственникам, приятелям, вся кого рода «полезным» людям. «Своему» уже не припишут лишнего, не дадут более выгодной работы. «Своим» стало дело, и это главная перемена, определившая остальные. Никогда, например, не сдавали столько хлопка первым и вторым сортом. При нас было: шел дождь, но хлопок люди прикрыли на своих харманах. Кто чем. И волокно осталось сухим.
Колхоз, поднявшийся до 7-го места в районе, претендует на 4-е и даже 3-е. Ура? Но почему тревога в голосе Гошджана Рахмедова? Семейный подряд поставил перед ним свои проблемы. Иные он решил — добился, например, чтобы все сдавали свой хлопок по отдельности, отвечая за качество. Другие проблемы решаются.
Но вот ситуация: благодаря тому, что почти весь хлопок идет высоких сортов, и, соответственно, лучше оплачивается, план в стоимостном выражении хозяйство выполнит— и с лихвой. А в натуральном выражении, то есть в тоннах, в связи с погодой могло и не выполнить. План по валу в натуральном выражении таков, что, сдавая хлопок высоких сортов, колхоз с ним не справится, и все это знают. Собрать и сдать так называемый хлопок «четвертого сорта?»
Раньше так и делали. Теперь же возникают два «но»: за этот низкосортный хлопок (его и хлопком-то звать не хочется Рахмедову, он говорит «ветошь») платят мизер, подрядчикам собирать его никакого интереса, для этого нужно на них «давить», то есть отступить от экономических методов воздействия к административным. Кроме того, и подрядчики, и сам Рахмедов знают, что хлопок «четвертого сорта» — именно ветошь, ничего путного из него не сделать, пользы от него — только что получить «галочку» за сданные тонны. То есть и нравственного резона собирать его нет. Вот в этот разрыв между выполнением плана в стоимостном выражении и в выражении натуральном и могли «провалиться» расчеты Рахмедова укрепить связь экономики и нравственности. Ибо, чтобы люди не стремились правдами и неправдами взять незаработанное, колхоз должен отдать им то, что они заработали. Честно заработанное — вот чем Рахмедов хочет укрепить коллективизм, на этом хочет выстроить отношения. Потому что он, как и Керим Ахмедярович Ахмедяров, считает семейный подряд предпосылкой подряда коллективного.
— Только вперед! — говорит Гошджан Рахмедов.
Для него это значит: не закрывая глаза на некоторые внутренние противоречия нового метода организации труда, выверять его, усовершенствовать, но считать не целью, а лишь средством наладить дела в хозяйстве коллективном.
НЕ СГЛАЗИТЬ...
Экономический интерес и нравственность... Есть ли у них— не в принципе, а сегодня, в реальной действительности — точка, где они сходятся? Есть! Поедем, читатель, в колхоз имени Чапаева, к Николаю Юрьевичу Ли.
У них с женой на подряде
свиноферма, 475 голов, 19 свиноматок. В Туркмении, надо сказать, мясо и молоко по большей части привозные, потому что слабая кормовая база. Здесь землю стараются занять хлопком. Тем важнее опыт семейства Ли.
Три года у них на ферме совсем нет падежа. Получают они от свиноматки по 22 поросенка. Двухразовый опорос. Сдают свинину государству по 1 рублю 87 копеек за килограмм, а себестоимость ее у Ли— 1 рубль 50 копеек. В 1988 году надеются снизить себестоимость до рубля за килограмм. На Украине, говорит Николай Юрьевич, она составляет 55 копеек, но этот рубеж ему до 1990 года не взять, предстоит еще увеличить площади под кормовые культуры.
— Ты с базара кормиться станешь — дешево ли будет?— вразумляет он меня.— Вот и для колхоза покупные концентраты — то же самое.
Николай Юрьевич строит планы на будущее уверенно. А ведь он пенсионер. Всю жизнь проработал бухгалтером, теперь же решил заняться физическим трудом. Во-первых, считает Ли, это для здоровья полезно. Во-вторых, ну сколько он мог еще просидеть в конторе? Доживал бы, не жил. А тут — «словно начал жизнь сначала». Николай Юрьевич имеет все шансы осуществить вечное желание тех, кто уже немолод,— превзойти «нынешних», показать им, чего стоит старая гвардия. Все, что узнал Николай Юрьевич за свою жизнь, сейчас ему служит: он владеет экономическим расчетом, он много читает, любопытен, самолюбив.
Вместе с женой Ли зарабатывает в месяц 800 рублей.
— Ты, Николай, больше всех в колхозе получаешь,— говорят ему.
— Я в четыре утра встаю, сколько воды натаскаю, сколько тачек навоза вывезу. Поработай у меня три дня...
Ли— в почете. Им подарки дарят на праздники, приглашают выступать, советуются. В 1986 году построили новую свиноферму. У Ли— полная гармония с обществом.
Высокий заработок для него, как мне показалось,— это не одни деньги. Это сознание, что дочери и внучке он может помочь не только советами. И сознание: он в своем деле— на высоте. Независимость. Самоутверждение. Знак того, что жизнь идет по восходящей. А поскольку все это нужно Николаю Юрьевичу, он горд, что в свинарнике у них чище, чем у иных в доме, и хочет нам это показать...
— Черт старый! совсем сдурел! куда повел! вертай, тебе говорю! ему перед начальством себя выставить, а мне чтоб поросята не дохли!
Маленькая женщина бежала к нам, кулаками махала. Догнала. Уже тише, но все еще взволнованно объяснила: она сколько раз замечала, что как посмотрят на поросят, особенно маленьких, посторонние, так те болеют. В свинарник нас все же пустила, но всем видом показывала: чем скорее уйдем, тем лучше сделаем. В порядке компенсации предложила посмотреть их собственного кабана: «Его не сглазишь — он сам кого хочешь сглазит!»
Зря, конечно, Лидия Николаевна верит в «сглаз». Но что маленьких поросят лучше оберегать от контактов, не показывать их посторонним, тут она права, так и наука велит. Мне в ее ругательной тираде увиделось и другое: трепетное отношение к делу своему, бережение общего большее, чем бережение своего. И потому на ферме у Ли грани между своим и колхозным стираются, и именно в пользу колхозного.
Возле розовых свиноматок мы увидели несколько пестрых поросят. История у них такая. Вычитал Николай Юрьевич, что в условиях Туркмении хороша была бы миргородская порода — она устойчива к здешнему климату. Два года назад подал в правление заявку на хряка, ждал, ждал — не покупают. Тогда он сам его купил, на свои деньги.
Хоть Лидия Николаевна и показывала свою полную независимость— редко где я видела такую супружескую гармонию, как у них с Николаем Юрьевичем. Это у них как бы игра: она ругается, он отшучивается. Жену свою Николай Юрьевич привез из Сибири, было это в войну. Он лет на десять с лишним старше Лидии Николаевны и, видно, привык относиться к ней как к существу — по молодости лет— шумному и наивному, жизненного опыта не имеющему. Снисходителен Николай Юрьевич и мягок. Наверное, и семейное их счастье способствует успеху в работе, ведь целый день они вместе.
На ферме Ли все преимущества семейного подряда. И никаких его издержек. Потому что не только условия подряда установлены с толком, но и люди выбраны для этого дела подходящие. Потому что Николай Юрьевич не только работник, но и личность. Невозможно представить, чтобы он свинину колхозную продавал тайком, дабы получить лишние рубли. Ему достоинство дороже. Ему бы по себестоимости мяса Украину обогнать— вот тогда он будет счастлив.
Сумел Ли найти себя в семейном подряде. Подряд «нашел» семью Ли, чтобы показать заложенные в нем возможности. Сам по себе семейный подряд человека такого склада, как Николай Юрьевич Ли, не сформирует, а если и сформирует, то только тогда, когда все системы экономического механизма — большие и малые — будут друг к другу пригнаны. А до этого еще далеко. Но, к счастью, такие люди есть, что лишний раз доказывает действенность человеческого фактора. Благодаря таким людям перестройка делает свои первые уверенные шаги. Если творчество, культуру, нравственную устойчивость умножить на экономический способ ведения хозяйства (на тот же семейный подряд), экономика окрепнет и по закону обратной связи будет влиять на формирование личности.
Татьяна БЛАЖНОВА Туркменская ССР.
Журнал "Крестьянка" № 4 1988 год
Статья оптимизирована для публикации издательским домом "Гелион"