25 августа прошлого года в газете «Правда» опубликовано постановление Совета Министров СССР «О создании детских домов семейного типа».
Дом. Семья. Дети. Эти понятия в привычном нашем сознании почти синонимичны: если дом, то и семья. А если семья, значит, дети.
Однако все чаще в последние годы это триединство трагически ломается. Все больше бездетных семей; все больше домов, полных детей, не имеющих семьи,— это детские дома и Дома ребенка. Матери и отцы отказываются от детей, бросают их... Вдумайтесь только: матери, отталкивающие от себя детей! При чтении постановления Совмина «О создании детских домов семейного типа» мне виделся один из самых решительных шагов перестройки, преодолевающий трагический разрыв между личным и общественным интересом в области наиболее деликатной — в области воспитания детей, оказавшихся без родителей.
Десять лет прошло с той осени 1978 года, когда я знакомилась в Польше с практикой воспитания социальных сирот, убеждаясь, что здесь действительно нашли выход из тупика: обычным государственным детским домам здесь противостоял семейный детский дом. Ребенок вырастает полноценной, устойчивой к невзгодам жизни личностью, когда он на уровне инстинкта уверен, что любим кем-то, кому-то необходим, лично, со всеми своими потрошками. Ребенку нужна семья, а не казарма. Ему нужна мама, а не воспитательница — одна на 25 человек. Из этой истины и исходили поляки. Детей здесь берут в семью не усыновляя, лишь для воспитания.
И государство или какая-то крупная общественная организация, общественный фонд помогает таким семьям материально. Детский дом семейного типа — по сути своей — своеобразный кооператив, где объединяются усилия частного лица и государства. Супруги (или одна мама) создают семью для детей-сирот, а государство строит для них дом. И единственный вид прибыли такого «кооператива» — здоровье ребятишек, их счастье иметь маму и свой дом.
Так в Польше. Так и в Чехословакии. В Венгрии. В Австрии. Как же получилось, что мы, страна, где во время войны возникали стихийно сотни, а может, и тысячи таких семейных детских домов — в одном Узбекистане сколько их было! — сегодня отстаем в этом деле и от социалистических стран Европы, и от Австрии? Там это движение началось сразу после разгрома фашизма. Даже всплеск общественной активности и внимания к детям-сиротам в 1979 году (Год ребенка) не имел у нас в стране последствий. Сейчас вспомнишь — как же все было робко, полушепотом...
Мне, например, в корреспонденции о польском опыте запретили прямое обращение к читателям — последовать этому опыту. И все равно люди откликнулись. И среди них Зоя Владимировна Бородаевская из новосибирского Академгородка. Она рассказала, что давно берет к себе в семью девочек соседнего детского дома, чтобы подлечить и подкормить. Они живут у нее месяцами, ходят в местную школу, летом едут с ней в санаторий.
Если бы государство могло адресовать Зое Владимировне те средства, которые идут на девочек в детском доме, она бы с огромной радостью повела такой, как в Польше, семейный детский дом, так писала Бородаевская. Писала еще, что ее родная дочка Лариса разделяет ее убеждения и будет ей помогать. (Скажу сразу: сегодня семья Бородаевских — первая в Новосибирской области — участвует в эксперименте «Семейный детский дом»).
Но в те годы непроходимой преградой встало на пути эксперимента Министерство просвещения РСФСР. А было получено согласие руководства Академии наук СССР, его Сибирского отделения. Вице-президент Академии, депутат Верховного Совета СССР академик А. А. Трофимук горячо откликнулся на предложение Бородаевской: уже шла речь о коттедже для семьи с большим земельным участком, о прикреплении к определенному магазину. Нужно было лишь согласие министерства. «Нет,— сказала тогда заместитель министра по Российской Федерации Балясная,— мы смотрели этот опыт и в Польше, и в Венгрии, и в Чехословакии — для нашей страны он не подходит». Нужен был общегосударственный поворот — к человеку, то есть перестройка, чтоб стало возможным общественное движение навстречу обездоленным детям. Тут только и пошла в рост идея семейных детских домов.
Расти ей было из чего: к счастью, живая жизнь не подвластна министрам, эксперимент, самодеятельный, частный, шел вопреки запретам. Никого не спрашиваясь, не прося ничьей помощи, семьи брали к себе детей, так или иначе лишенных родителей, из детдомов, из Домов ребенка. Женщины-матери делали государственное дело вопреки государственной воле, только потому, что таково было их личное пристрастие.
Сегодня по восемь лет насчитывают семьи Галины Веньяминовны Рожковой из Иркутска (пять приемных детей, двое родных) и Элеоноры Сергеевны Павловской из Риги (пять приемных, трое своих); более десяти лет берет к себе детей из детдома Зоя Владимировна Бородаевская — четырнадцать человек прошло через ее семью; через семью Аллы Александровны Зеленюк — восемь. Они все уже работают, и недавно Алла Александровна стала бабушкой. А ведь когда она взяла из школы-интерната Виту, той было семь лет... Знаю лично всех этих женщин и могу сказать: раз есть они, есть из чего расти доброму в человечестве.
Почему они брали к себе детишек? И выбирали именно самых заморенных, больных? Каждая отвечала одними и теми же словами: «Невозможно было на них смотреть...» Они брали детей как спасатели.
А. А. Зеленюк привела к себе трех первоклассниц, у которых от истощения, как у новорожденных, не держались головки.
3. В. Бородаевская одну из своих привезла с новогодней елки, которую проводила в детдоме,— девочка задыхалась от кашля, горела от жары, но вышла к елке.
Дома оказалось: воспаление легких.
Три года назад Э. С. Павловская взяла мальчика из Дома ребенка в
Запорожье. Ему было 3,5 года, а вид — трехмесячного. На ногах не стоял — рахит. Сотрудники дома ей говорили: «Ну вы и выбрали! Он же никогда не будет ходить».
Сейчас он не просто ходит — бегает. Правда, не может долго: все-таки ноги устают. До сих пор не пришел в норму и его живот рахитика. И до сих пор, если думает, что его не видят, он раскачивается в постели с боку на бок — «госпитальный синдром», следствие роста вне игры, вне эмоций.
Старший воспитанник Павловской (ему сейчас 8 лет) взят из больницы, прямо из-под капельницы: лежал там от Дома ребенка, долго, безнадежно. К году головка его была вся мягкая, как мяч. Гемоглобин — на грани исчезновения.
Элеонора Сергеевна подняла его с помощью гранатового сока. Благо, тогда гранаты были дешевы на Украине. (Лето она всегда с детьми проводит в Михайловке Запорожской области, оттуда и трех первых воспитанников взяла.) Давила она эти гранаты день и ночь, поила ребенка каждый час.
Кто бы с ним так возился в Доме ребенка? В больнице? Сейчас Роланд — стройный, красивый мальчик. Художественно одарен — рисует замечательно.
А ведь угасание (иначе не назовешь) его жизни в Доме ребенка стоило государству триста (!) рублей в месяц.
— Эх, если б мне хоть по 50, хоть и по 30 рублей давали на них! — мечтательно восклицала Элеонора Сергеевна в разговоре со мной...
Очень важно знать, что каждая из наших героинь так или иначе связана с воспитательными государственными учреждениями: Зеленюк работала, а Павловская и сейчас работает в школе-интернате для сирот и детей, лишенных родительской опеки. Бородаевская хорошо знает детский дом, над которым шефствовал ее институт (Геологии, геофизики Сибирского отделения Академии наук СССР). Только Г. В. Рожкова работала в обычном детском саду. Но у нее был свой опыт — она как родная выросла в чужой семье. А Зое Бородаевской и Эле Павловской пришлось отведать и детдомовской жизни, когда война разлучила их на время с матерями. Не понаслышке знали они, каково детям и какие они в детдомах. Чтобы лечить, кормить, выхаживать (А. А. Зеленюк возила своих девчат и в Одессу на море, и в Трускавец — все же с холециститом) — надо было зарабатывать.
И они не давали себе передышки: инженер — геолог Бородаевская бегала вечерами мыть полы в университете, сажала картошку, лелеяла свой сад — весь прикорм оттуда; Рожкова — у нее высшее педагогическое образование — в последнее время, не имея возможности ходить на работу из-за малых детей, тоже мыла ночами лестницы в своем подъезде. Алла Александровна подрабатывала шитьем, после того как всех обиходит и все приготовит. У всех у них, несмотря на разные профессии, одинаковые руки: загрубелые, жестковатые, изработанные руки крестьянок.
Вот Элеонора Сергеевна, она смеется, когда говорит: «Что деньги? Заработаем!» Никогда не пожалуется на тягости — такой легкий улыбчивый человек,— а ведь, выезжая со всей семьей на Украину (каждое лето на три-четыре месяца), она работает там в поле. И когда едет туда — билеты у нее лишь в один конец. На обратную дорогу тоже надо еще заработать. Существует, давит на плечи и еще одна «тягота» — молва людская.
На людей трудно угодить, коли ты выбился из общего ряда. Они покосятся и на то, что дети Павловской всегда красиво одеты, всегда как на праздник. И на то, что Бородаевская обливает своих на улице и на снег их босыми выводит. Они постарались объяснить детям Рожковой, что мама им — не родная. Из-за этих «милых» людей семье пришлось трижды переезжать из города в город... Однако не забудем еще об одном «поле сопротивления» энтузиастам, которое заявляет о себе и сегодня, и заявляет в полный голос, несмотря на постановление Совета Министров СССР. Какие человеческие качества необходимы, чтобы противостоять ему? Я имею в виду «поле сопротивления» местных властей.
До сих пор на практике было так. Например, идет Павловская в свой родной Московский райисполком (г. Рига) и просит выписать ей книжку многодетной матери — детей (несовершеннолетних) шестеро, старшей 8 лет, младшему — 3,5. В ответ: «Ишь, какая... У тебя всего одна своя дочь. Остальные не родные».
Или просит она перевести своих малышей в один детсад, а то они в трех разных садиках. По утрам хоть разорвись.
В ответ: «Сама их натаскала, сама и крутись». Что ж, вариант ответа, хорошо знакомый и обычным многодетным матерям: «Нарожали, вот и разбирайтесь сами».
Но Павловской было не привыкать к борьбе за существование. Она поехала в Москву, в приемную Верховного Совета СССР. Только тогда было решено ее малюсенькое, в масштабе чисто районном, дело о трех садиках. Там же, в Москве, разрешили еще одно затруднение: освободить ее от платы за детские садики.
Бывало, правда, и «миловали» Павловскую: плату за ее квартиру райисполком взял на себя добровольно. Тоже не без разговоров о том, что, если нет средств, нечего и детей брать. Детей надо давать людям, у которых все есть: просторный собственный дом, машина, сад, дача... Так полагал тогдашний предрайисполкома. Спросить бы его: знает он хоть одного такого, у кого все есть, и кто бы захотел взять к себе даже одного-единственного ребенка с рахитом, золотухой, недержанием мочи и проч.?..
И вот — произошло. Постановление Совета Министров СССР «О создании детских домов семейного типа» вдруг меняет ориентировку местной власти: нестандартная семья становится собственным ее учреждением. Кричать ура или задуматься о чрезвычайной щекотливости ситуации?.. Ведь на местах в управлениях народным образованием, может, за малым исключением, остаются все те же люди, которые были и до перестройки.
Да, государство выразило свою волю. Для семей, где будут воспитываться дети-сироты, предусмотрено строительство детских городков — от десяти до двадцати одноквартирных, из многих комнат, домов с земельными участками, чтобы было где трудиться и отдыхать. При таком городке должны быть детский сад, средняя школа с клубным комплексом, спортивно-оздоровительный центр с бассейном. Конечно, всеми этими благами будут пользоваться и дети, живущие в округе. И это очень здорово: появится культурный центр, где семейное и общественное воспитание вступит в тесный союз; здесь может возникнуть великолепная школа для родителей, школа гуманного отношения к детям, обмена опытом.
Строить городки, согласно постановлению, будут в 14 союзных республиках. Везде свои особенности, традиции. Сибирь не похожа на Украину, Узбекистан на Латвию. И возникнет каждый городок не вдруг, хотя «намечено построить «под ключ», как сказано в постановлении Совмина СССР, в 1988— 1991 годах 30 детских городков». Но вот отношение к ним должно быть единым.
Для этого предстоит решить целый ряд вопросов. Ну, скажем: какой должна быть сама семья? Полной — с папой и мамой — или можно вести ее одной маме? Или — какой возраст мамы предпочтительнее? Уровень образования?
Да, есть зарубежный опыт. В Австрии семейный детский дом ведет одинокая женщина. Считается, что собственные дети и муж отвлекают от воспитанников. А в Чехословакии и Польше — обязательное условие: полнота семьи.
Наши семьи демонстрируют самые разные «модели». Полные семьи — у Рожковой и Зеленюк. Бородаевская давно в разводе. У Павловской развод недавний: муж «капитулировал» после третьего приемного ребенка.
Самым мудрым видится отдавать предпочтение семье полной, однако в каждом отдельном случае исходить из личности мамы той неполной семьи, где готовы принять сирот. Из личности... Так же решили и с возрастом, и с образованием.
Семья, в которую будут поступать дети (а это преимущественно дети, нуждающиеся в особом уходе и лечении),— слишком хрупкий, ранимый организм: при равнодушном, а тем более недоброжелательном к ней отношении существовать спокойно ей будет невозможно. Значит, должна быть своя, местная, независимая от районо и облоно сила, которая была бы властна регулировать отношения семьи и местного руководства.
Видимо, такой силой могут стать местные отделения Детского фонда имени Ленина, его активисты-общественники.
В постановлении Совмина о детских домах семейного типа говорится, что Советский детский фонд предложил создать при нем всесоюзный попечительский совет. И постановление, приняв это предложение фонда, предлагает советам министров союзных республик повсеместно организовать такие попечительские советы на общественных началах. Хотелось бы, чтоб роль их была иной, чем роль «свадебных генералов» при тех же и так же работающих рай-, обл. и горисполкомах. ...Минувшим летом ребятишки Павловские провели смену в пионерском лагере детей работников сельского хозяйства. Бесплатные путевки для них выделил Михайловский райком профсоюза работников сельского хозяйства. А лагерь — на Черном море. То-то накупались, загорели! И думается с надеждой: вот если б такой теплый, радушный воздух окружал повсюду — не только в Михайловке — наших самоотверженных женщин-матерей!
Татьяна ПОЛИКАРПОВА, член Союза писателей СССР
Журнал "Трезвость и культура" № 1/89
Оптимизация статьи - промышленный портал Мурманской области