Лев Тимофеев
Пронкин позвонил мне в первом часу ночи. Я уже спал и спросонья никак не мог сообразить, чего он хочет. Босой стоял я перед телефоном и вполголоса, чтобы не разбудить домашних, твердил ничего не значащие «да, да» и «нет, нет». По ногам дуло, хотелось поскорее закончить разговор и вернуться в постель. «Может, до завтра?» — наконец не выдержал я… Слава богу, мы попрощались. Я повесил трубку и вдруг понял причину звонка: Пронкин был невероятно счастлив! Закончился длинный-длинный день. Только что его наградили орденом, знаменитые писатели и артисты дарили ему книги с автографами, директора крупнейших заводов жали ему руку и поздравляли. Более того, он сфотографировался с членами правительства. Было много музыки, сверкали люстры, вспыхивали прожектора…
И вот теперь он сидел один в гостиничном номере, и ему не с кем было поделиться радостью. Во всем городе он знал только мой номер телефона…
У меня в квартире проснулись.
— Что случилось?
— Ничего, ничего, спите,— сказал я.— Звонил мой товарищ. Он очень счастлив.
— Лучше бы он был счастлив днем,— проворчал кто-то. Сонные люди не всегда бывают вежливы!
Я оделся и вышел на ночную улицу. Из ближайшего автомата позвонил в гостиницу.
— В каком номере живет Владимир Пронкин? — спросил я.— Он колхозник, из делегации Рязанской области.
Мне назвали помер телефона. Пронкин еще не спал и обрадовался моему звонку. О чем мы говорили? Да так, ни о чем… Обо всем понемножку…
Когда я с ним познакомился, то долго не мог понять, в чем же смысл его достижений. Тогда я вообще мало знал о нем — только скудные биографические сведения и то, что он чемпион страны по машинному доению коров. Но что это значит? Как становятся чемпионами по бегу, я знал, В юности сам занимался у знаменитого спринтера Николая Каракулова и видел, как будущие чемпионы наращивали мышцы и тренировали дыхание. А как же доение коров? Какие мышцы тут следует тренировать?
В чем заключается чемпионство?
А сам чемпион во время этих моих размышлений спокойно поедал коржики, прихлебывая кофе. Мы встретились в кафетерии телестудии, Пронкин разглядывал знаменитых дикторов и рассеянно отвечал на мои вопросы.
— Когда вы начали доить? — спрашивал я.
— Доить я начал в одна тысяча девятьсот пятьдесят девятом году, — отвечал он. И молчание…
— Сначала трудно было?
— Неужели ж не трудно? Сначала было трудно.
— Какие трудности?
— Трудности были такие: корова в ведро ступила, вагонеткой лоб расшиб…
— А потом?
— Потом привык.
— К чему привык?
— Ко всему привык.
И снова долгое молчание…
Так мы ползли от фразы к фразе в течение получаса или даже больше. Я был в отчаянии. Пронкин скучал. Но все же есть вопросы, которые, по моему мнению, не могут оставить равнодушным ни одного сельского жителя, и я пустил их в ход:
— Володя, а какие заработки на ферме? Вот вы, к примеру, сколько получаете?
—
Да сколько.. Когда шестьдесят, когда сто двадцать, иногда и больше. Сколько все, столько и я.
— А дом у вас колхозный?
— Дом у меня свой. Дом я пять лет строил.
— Хороший дом?
— Как у всех…
Вот и поговори с чемпионом: все-то у него «как все, как всем, как у всех».
Ну, хорошо, пусть так. Я оставил лобовой натиск и решил подойти как бы со стороны — сначала познакомиться с его семьей, с соседями, с кем-нибудь из доярок его фермы. Посмотрим, как живут «все», и потом вернемся к Пронкину. Может быть, тогда прояснится и смысл его чемпионства.
На ферме работают пятнадцать доярок. Иногда больше, иногда меньше. Большинство давно работают. Правда, те, кто в войну начинал или даже до войны,— те на пенсии. А из среднего поколения, пожалуй, Айна Гаврикова раньше других пошла дояркой, совсем еще молоденькой девушкой…
Нюра Гаврикова была старшей дочерью в большой семье. Теперь две ее сестры — инженеры, брат — в летном училище ГВФ, еще один брат — шофером автобуса в Москве, зарабатывает хорошо. Словам, все выучились. А Нюра сама после четвертого класса не захотела учиться. Это было в войну, многие ее подруги пошли работать, и Нюра без подруг в школу ходить не захотела. Тогда в деревне многие считали, что физическая работа легче работы умственной, и рассуждали примерно так: «Чего там ребенка в школе мучить — пусть идет работать!»
Отец хотел выучить Нюру на фармацевта или определить на работу в столовую. Он заставил ее окончить шесть классов, но когда подошло время везти девочку в город Касимов, она не поехала, осталась в колхозе с подругами, пошла работать на ферму. Потом вышла замуж, родила двух сыновей…
Она была хорошей дояркой и проработала семь лет. Работала бы и дальше, но у нее стали опухать пальцы — тогда ведь доили вручную. Пальцы так опухали, что она не могла ими ведро взять. В конце концов, врачи запретили ей доить коров. Как человека инициативного и хорошую работницу ее назначили звеньевой в полеводство.
Вообще-то жизнь у Анны Гавриковой сложилась трудная. Два года назад умер ее муж — добрый человек, хороший работник, фронтовик. В последнее время он тяжело болел да к тому же и выпивал сильно. Говорят, и умер-то от вина…
А сыновья стали уже взрослые. Оба живут в Рязани. Один учится, другой работает. К матери и бабушке почти каждую неделю приезжают. Когда они в доме, горе немного спадает.
Однако как ни горюй, а жить надо. Надо работать.
В прошлом году Анну вызвали в правление и предложили вернуться на ферму. Теперь дойка механизирована, руки болеть не будут, а опыт у нее есть. Она согласилась, стала ходить сначала на подмену, когда кто-то выходной брал или болел, а потом вдвоем с одной одинокой женщиной взяла группу. Работают по очереди: день одна, день другая. Зарабатывают прилично.
Группа коров, с которой работают Анна Гаврикова и ее напарница, досталась им от старейшей доярки колхоза Варвары Ивановны Гавриковой. Сама Варвара Ивановна, проработав тридцать лет, весной ушла на пенсию. Тоже у нее жизнь нелегкая была — война, работа, дети, муж-инвалид. На беду еще горела — весь дом, все хозяйство погибло… Но, несмотря на все беды, доярка была превосходная. Всегда всех уважала и за это ее любили — так она сама говорит.
За долгие годы работы сформировала хорошую группу коров. Надаивала побольше других доярок. Недавно Варвару Ивановну наградили орденом Трудового Красного Знамени. Пенсия у нее — 50 рублей.
Она бы и раньше ушла на пенсию, но ей не сразу нашли замену. Откуда взять-то? Молодежь на ферму не идет. Многосемейных женщин тоже не упросишь пойти в доярки — на семью времени не остается. Говорят, ученые люди посчитали в одном колхозе, что когда доярки перешли на двухсменную работу, то стали спать ежедневно на полчаса больше.
А на здешней-то ферме все еще в одну смену работа.
И лишь когда вернулась Анна Гаврикова и пришла еще одна одинокая женщина, Варвара Ивановна передала свою группу. Одиноким-то — им полегче, забот поменьше. Они и на ферме подольше продержатся. Тут все либо малосемейные, либо одинокие. Или еще бывает, муж с женой вместе работают, по очереди доят, как Володя и Нина Пронкины. Эти тоже с фермы не уйдут.
Володин отец, Илья Андреевич Пронкин, был человеком спортивного характера. Теперь он уже старик, и у него не осталось других занятий в жизни, кроме мелких хозяйственных забот по дому.
А прежде, говорят, Илья Андреевич дома не засиживался. Он считался великим рыболовом-сомятником: знал места на Оке, имел снасть и добывал крупную рыбу. Впрочем, ловля сомов — занятие чисто спортивное. Теперь-то крупный сом — редкость, и мы его мало знаем, но, как говорят старики, мясо сома хоть и жирно, однако дурного вкуса. Словом, каждая рыбина была чем-то вроде спортивного приза, не больше, и от занятий Ильи Андреевича получалось больше разговоров, чем доходов.
Семья жила в маленьком деревянном доме, где щелей и прорех было столько, что если их собрать воедино, то открылась бы еще одна небольшая дверца в мир. Щели замазывали глиной, но все равно зимой в доме было довольно холодно.
Старики прожили так всю жизнь, но детям хотели иной судьбы. Какой точно, они сами не знали, но, когда старшая дочь уехала из дому и поселилась в Москве, решили, что к лучшему. Потом средний сын подался в Рязань, и дома остался один младший — Владимир. И остался-то накрепко: женился, построил каменный дом, установил газовую плиту, центральное отопление, купил большой телевизор, и теперь отец и мать живут у сына в тепле и довольстве. Сын стал известным человеком, чемпионом.
Он перенял спортивный характер отца, но прибавил к нему еще трудолюбие и трезвый расчет.
Конечно, все это решилось не сразу. Когда Володя учился в школе, он и не думал, что станет дояром и чемпионом. Его судьба определялась постепенно.
Он окончил среднюю школу. Получив аттестат зрелости, каждый волен поступить так, как ему захочется. Но что именно захочется человеку? Каковы его потребности, на что он ориентирован — это зависит от способностей, от воспитания, от условий жизни. Короче говоря, от того, какое было детство.
Как-то я спросил Пронкина, что он лучше всего запомнил из своей мальчишеской жизни. Он стал вспоминать, но ярких впечатлений набралось немного. Вспомнилось, как отец отлупил за утерю какого-то молотка. И еще, как посреди реки чуть не утопила проходящая баржа и как стеной надвигался ее высокий ржавый борт. Почему именно эти два случая пришли в голову первыми — не знаю.
В школе Володя учился неплохо, но когда окончил, дальше учиться не пошел. Тогда он еще не знал, кем хочет стать в жизни. А идти учиться лишь бы куда-нибудь — не хотелось. Из их класса кто поступил в институт или техникум? Таких можно по пальцам пересчитать: в основном те, кто получше развит, кого родители настроили на учебу. А Володя Пронкин пока еще ни на что не настроился.
Словом, как и большинству его сверстников, ему предстояло работать. Но друзья почти все собирались в город, а Володя уехать не мог, если бы и захотел,— он должен был сначала позаботиться о престарелых родителях. Дом совсем развалился. Ни Илья Андреевич, ни мать строить уже ничего не могли. Ухаживать за приусадебным участком им было трудно. Взять стариков с собой в город? Но куда, в общежитие, что ли? У Володи доброе, отзывчивое сердце,— он не мог уехать, зная, что двое стариков будут несчастны. Его моральные принципы велели ему остаться — и он остался. Навсегда, нет ли, он Володя Пронкин, дояр-чемпион в то время не задумывался. Он был очень молод, и впереди было так много времени…
Вообще-то моральные принципы очень часто влияют на нашу жизнь. Где бы ни жил восемнадцатилетний юноша, он обязан работать. Это тоже моральный принцип. И если ты остался в деревне, то иди в колхоз. Так Володя и поступил — стал колхозником. А колхозу как раз более всего нужны были животноводы, и Володе предложили пойти дояром.
Профессия дояра или доярки непривлекательна для молодых. В те времена, двенадцать лет назад, механизации на фермах в этих местах почти никакой не было: и доили, и кормили, и навоз убирали — все руками. Перспектив роста тоже никаких — дояром качнешь, дояром и останешься. А свободного времени у животноводов меньше, чем у кого бы то ни было. Да и традиция такова, что мужчины в дояры редко идут. Но редко, редко, а все-таки работают.
И заработки на ферме круглый год ровные. И почет большой. Если уж мужчина работает дояром, о нем и в районной газете напишут, и в областной, и по радио… Короче говоря, колхозное начальство стало настойчиво уговаривать Володю Пронкина пойти работать на ферму. С ним проводили индивидуальную работу, на него воздействовали морально, и он согласился: его отзывчивая душа поддалась на убеждения. А если уж совсем всерьез разбираться, то работа дояра ничуть не хуже, чем работа скотника, свинаря или пастуха. Работа как работа.
С этими мыслями Пронкин впервые пришел на ферму. Потом он уходил, возвращался, но первый приход был очень важен — тогда рухнул психологический барьер, и впредь Пронкин знал, на что идет.
Молодой человек должен учиться. Это мы слышим довольно часто. Но зачем молодому человеку учиться? Когда ученые социологи опросили сельских механизаторов и животноводов, то оказалось, что почти все они считают свой уровень образования достаточным для успешной работы, а иногда даже избыточным. У животноводов средний уровень образования 5,5 класса, у механизаторов—6,5 класса.
И все-таки, конечно, молодой человек должен учиться. Сельскому хозяйству не хватает квалифицированных специалистов, образованных руководителей среднего звена, организаторов хозяйства. А каждый колхозник со средним образованием — потенциальный студент, специалист, руководитель. Казалось бы, и самому колхознику образование — вернейший путь продвинуться по служебной лестнице, получить более интересную работу…
На ферме Володя Пронкин оказался, видимо, единственным рядовым колхозником со средним образованием. Через год ему предложили колхозную стипендию, и он стал студентом Рязанского сельхозинститута. Но он проучился всего три курса и был исключен за прогулы. Почему так произошло?
Не мудрствуя лукаво, ответим так: Пронкин в ту пору еще не был готов к высшему образованию. Не то чтобы он взвешивал все «за» и «против» — нет, просто-напросто он с самого начала не был «настроен» на инженерный диплом и потому отнесся к учебе несерьезно. Куда важнее были строительство дома, спокойная семейная жизнь, материальный достаток — эти ценности несомненны для любого сельского жителя… И Володя, без печали вернувшись из института, вновь стал колхозником и сельским жителем.
У каждого в жизни наступает время, когда главным становятся дом, семья, дети. И если задуматься, что же такое счастье, то обязательно вспомнишь благополучный дом, спокойный быт. Я не верю людям, которые декларативно отвергают все это.
Нина и Володя Пронкины полюбили друг друга еще до того, как он ушел в армию. Когда он приезжал в отпуск, они поженились.
Мы давно уже знаем, что «все счастливые семьи похожи друг на друга», и все-таки быт каждой сельской семьи настолько похож на быт и заботы всех остальных, что просто диву даешься: одинаковые дома, одинаковые дворы, одинаковые овощи на приусадебных участках. Здешние колхозники — из Исад, из Аргомакова — давно уже приспособились продавать ранние огурцы на. рынках Москвы и Рязани.
За последние годы «огуречное дело» особенно расцвело: появилась полиэтиленовая пленка, водопровод. Производство огурцов вообще-то дело очень трудоемкое, поэтому колхозы им мало занимаются, и значит: магазин с базаром не конкурирует. Поэтому и цены на базаре держатся высокие.
Весь приусадебный участок — овощи и фрукты — дает каждой здешней семье от двух до трех с половиной тысяч рублей в год. Эти деньги — примерно две трети всех годовых доходов семьи. В здешних местах уровень жизни довольно высок, дома почти у всех добротные, в каждом доме газ, водопровод — и за все за это спасибо огурцам.
Пронкины тоже разводят ранние овощи, ухаживают за садом, откармливают поросенка, держат кур.
Да и в колхозе они хорошо зарабатывают, но именно поэтому живут не слишком богато. Весь парадокс в том, что чем лучше ты работаешь в колхозе, тем меньше у тебя времени и сил на огурцы. А ведь огурцы-то дают денежного дохода больше, чем колхозные труды… Конечно, от работы в колхозе никто не свободен. Но работать можно по-разному: одни заняты в среднем два-три часа в день, другие — семь, восемь. Колхозные работы позволяют выбирать дело по душе и по желанию. И тут уж выбор часто касается не только работы, но и принципов; что важнее — личное хозяйство или колхоз?.. Пронкины выбрали колхоз, и на то есть свои причины.
В здешнем колхозе имени Ленинского комсомола, как и в большинстве хозяйств средней полосы, не хватает рабочих рук. Развитые приусадьбы лишь усиливают эти трудности: кто хорошо заработал на огурчиках, тот не очень-то стремится к колхозным заработкам. Особенно не хватает народа в животноводстве. Ферма как завод — тут нет сезонных колебаний, круглый год восемь, девять часов работы, — и на базар когда угодно не уедешь, и зимой не отдохнешь, и весной на огороде целый день не проторчишь. Ферма требует от человека постоянной дисциплины. По сути дела, тут промышленный, фабричный распорядок труда, и рабочий день животноводов полностью принадлежит колхозу. Доярки так втягиваются в этот ритм, что и в выходные дни иной раз просыпаются в три утра — не проспала ли?
А Варвара Ивановна, ушедшая на пенсию, каждый день выходит на крыльцо и смотрит: вот огни на стойле зажглись, вон паром пошел, доярок повез…
Нам это может показаться сентиментальностью.
Мы не проработали тридцать лет на ферме… Привыкать к такому трудовому ритму тяжело. И поэтому проблема — подыскать новую доярку.
В один из своих приездов сюда я застал в правлении председателя колхоза, парторга и нескольких членов правления за непростым занятием: они уговаривали колхозниц пойти работать на ферму. Наметили заранее четырех женщин — таких, чтобы семья небольшие и чтобы здоровье позволяло. Обещали и зарплату хорошую, и премиальные, и выходные дни, и отпуска… Женщины же предпочитали ходить в полеводство — там и нагрузка не так велика и пропустить можно денек-другой. И пусть там заработки поменьше, зато времени остается побольше… Из четверых только одна согласилась. Да и та, когда я встретил ее на ферме через пару месяцев, сказала, что теперь муж один занимается приусадебным хозяйством, устает, ругается.
Вот так же несколько лет назад в правлении уговаривали Нину Пронкину. Уговорили, Нина стала дояркой. И на домашние дела у нее тоже не осталось времени. Но муж ее не ругал, он ее жалел и стал помогать, а когда Нина собралась в декретный отпуск, то и вовсе заменил ее на ферме. В то время
Володя работал бригадиром тракторной бригады, но правление колхоза с радостью отпустило его на ферму, потому что опытный животновод много ценнее Механизатора. Тракториста, шофера, даже техника можно ждать из города — кто-нибудь выучится и приедет. Животновода ждать неоткуда…
Так Володя Пронкин второй раз в жизни стал дояром. Теперь было легче — дойку механизировали.
С приходом на ферму Володя хоть и остался без свободного времени, но выиграл в заработке. Но да ведь не только деньги определяют отношение Пронкиных к колхозу. Володя и Нина — современные молодые люди. А кто из молодежи согласится замкнуться в своем хозяйстве? Думаю, что никто. Личное хозяйство — это одиночество, а Володя и Нина хотят жить среди людей, тянутся к обществу. Это духовная потребность… И Анна Гаврикова со своим горем и одиночеством тоже тянется к обществу. И та женщина, которую муж ругает, что стала дояркой,— она уже не уйдет с фермы, и ей важно быть на людях.
А в деревне быть на людях значит быть в колхозе.
В школьные годы Володя Пронкин хорошо пел. У него был приятный мальчишеский альт. Однажды на районном смотре его даже премировали. Говорили, что у него задатки… Но с возрастом голос начал ломаться, а когда восстановился, то стало ясно, что до оперной сцены дело не дойдет.
Но, видно, у Володи были не только музыкальные способности. За три года в институте он проявил себя как одаренный чертежник. Он даже подрабатывал этим ремеслом: делал чертежи к докторской диссертации одного рязанского ученого. Чертежи у Володи получались аккуратные, четкие, даже, можно сказать, красивые. Видимо, у него и художественные наклонности были. И проявились они не только в чертежах, но и в строительстве своего дома. Дом получился светлый, просторный.
На ферме способности Пронкина проявились не сразу. Вообще-то, если говорят, что дояр или доярка в первый лее год работы добились высоких результатов, этому веришь с трудом. Хорошая работа здесь накапливается год от года, потому что год от года формируешь свою группу коров — одних выбраковываешь, других принимаешь. Поэтому старые доярки почти всегда работают успешнее молодых.
И все-таки наступил момент, когда таланты Пронкина выяснились в полной мере. Произошло это на квалификационных экзаменах, где устанавливалась классность животновода. Квалификация важна — за первый класс полагалась десятипроцентная надбавка к зарплате, за второй — пятипроцентная.
Такие экзамены проводились впервые, участвовали в них все животноводы, и получилось что-то вроде соревнований. Тут-то и оказалось, что Владимир Пронкин прекрасно «подкован» теоретически и хорошо знает все, что касается физиологии животных, усвоил основы ветеринарии, свободно разбирается в технике, в механизмах. Он так ловко обращался с доильным аппаратом, что ему не оказалось равных. Его послали на районные соревнования мастеров машинного доения — он победил и там. Победа была тем приятнее, что на соревнованиях он сумел полностью проявить себя или, как говорят спортсмены, полностью выложился. И это счастье самоотдачи было ни с чем не сравнимо. Впрочем, тогда же он почувствовал не только вкус победы, но и сладость борьбы… Вскоре он выиграл приз на областных соревнованиях.
Я много раз наблюдал за работой Володи на ферме. Все, что оп делает, он делает легко. Кажется даже, что он занимается делом как бы походя: вот сейчас подоит двадцать две коровы, задаст им корму и тогда уж займется чем-нибудь всерьез: в шахматы, что ли, играть сядет или на гармони что-нибудь разучивать. Такое впечатление возникает только тогда, когда человек прекрасно знает свое дело и получает сам удовольствие от ритма, от четкой организации работы. Поэтому и на соревнованиях Пронкину не приходилось менять ритма работы. Соревнования — всегда игра. И Пронкин играл, как работал,— а работал он играючи.
В июне 1970 года он стал чемпионом России. В июле — одним из чемпионов страны. А следующие полгода были его триумфом: его приглашают на совещания передовиков, он выступает по телевизору, о нем пишут газеты. И, наконец, как высшая награда — избрание делегатом на XXIV съезд КПСС. Вот тогда-то, в дни съезда, узнав о том, что его наградили орденом «Знак Почета». Пронкин и позвонил мне ночью, чтобы сказать, как он счастлив.
«Привет из далекого края!
Здравствуйте, уважаемый Владимир. Может, вас и удивит это письмо от незнакомого человека. Просто я читала газету и увидела портрет молодого парня.
Прочла газету и не поверила, что вы дояр. У меня возникло желание написать вам письмо, чтобы поделиться своими личными соображениями…
Начну с самого начала. Когда я была маленькая, я все время мечтала доить коров. Нашу корову я всегда доила сама. Дома меня все называли «будущая доярка». И мне это было приятно, потому что я всегда жалела коров и на ферму пошла бы работать с удовольствием.
Но мечте моей не удалось сбыться. А вышло оно так… Когда я окончила десять классов, то в летние каникулы пошла работать в колхоз. Мне все хотелось хоть раз в жизни подоить коров (чтобы их много было). И вот однажды заболела доярка и я попросилась на ферму. Мне разрешили, но со следующего утра. Если бы вы, Владимир, знали, какая это для меня радость была!..
Целую ночь не спала, чтобы не проспать на работу. Настало утро, и я с веселым настроением пошла доить коров. Оказалось, когда их много, то не так-то легко. Очень трудно оказалось. С горем пополам подоила, ну, ничего… И думаю: как же это люди доят годами, а я один день и мне это не понравилось?
Больше не пошла. Вот так и окончилась моя любовь и мечта об этой профессии.
Так вот, у меня к вам некоторые вопросы. Самый первый: почему вы решили стать дояром? Второй вопрос: это ваша любимая профессия или просто так?
Третий вопрос: вы сразу стали доить машинами или приходилось и вручную доить? Мне просто не верится, что мужчины могут доить коров. Так вот, пожалуйста, если это не секрет, то опишите все.
Валентина С. из Харьковской области».
Хочется думать, что нашим рассказом мы довольно подробно ответили на Валины вопросы. Причем услуга взаимна, потому что само письмо Вали С. отвечает и на наш главный вопрос: в чем смысл достижений Владимира Пронкина? А смысл не только в том, что Володя виртуозно обращается с доильным аппаратом и хорошо знает физиологию животного, но главное в том, что мужчина доказал целесообразность своей работы дояром. И произошло это в очень нужный момент, когда началось техническое переоборудование животноводческих ферм, когда меняются методы и приемы труда. А вместе с ними меняются и психологические рамки, обычаи, рушатся предрассудки.
Когда в свое время Прасковья Ангелина повела трактор, это означало, что началась революционная перестройка полеводства. Когда в наши дни Владимир Пронкин становится чемпионом по машинному доению коров, это означает перемены на фермах…
Однако время не стоит на месте — Владимир Пронкин уже экс-чемпион. Не то чтобы утратил ловкость в работе и поэтому проиграл,— нет, просто изменились зачетные критерии на соревнованиях. Теперь судейская коллегия учитывает, сколько каждым участником надоено молока за год. А наши рязанские колхозы тут, конечно, уступают и уральцам, и кубанцам, и украинским животноводам. Существуют, правда, соответствующие коэффициенты, но и они не помогли — Пронкин не стал чемпионом.
А куда уходят чемпионы? Да никуда. Владимир Пронкин все так же работает на ферме. Все так же ловок, трудолюбив, упорен. Когда я в последний раз был в колхозе имени Ленинского комсомола, в тамошней школе-десятилетке начинались уроки животноводства, и Пронкина попросили преподавать мальчикам и девочкам основы своего ремесла. Да он и сам теперь учится — вернулся в институт на четвертый курс заочного отделения. Через два-три года будет инженером. Теперь сама жизнь заставляет его учиться: колхоз начинает строить животноводческий комплекс на четыреста голов скота. Там уже будут сложные механизмы, и руки человеческие не будут касаться ни вил, ни лопат, ни метел, и молоко от доильных аппаратов пойдет по молокопроводу. А такая техника требует глубоких специальных знаний.
О строительстве комплекса мне рассказал Николай Ерхов — дояр той же фермы, где работает Володя Пронкин. Николай — тоже специалист высокого класса, но он, считает, что и Пронкин и он сам пока еще не проявили своих способностей полностью. На новом, комплексе — другое дело. Там у них и группы коров будут побольше — по сорок, по пятьдесят голов…
Уже когда я вернулся в Москву, мне попалось в газете «Советский спорт» интервью замечательного спортсмена, моего бывшего тренера Николая Каракулова. Он говорит, конечно, о чемпионах и рекордсменах в спорте, но в то же время его слова относятся к чемпионам и рекордсменам любой человеческой деятельности: «Некто, назовем его пионером, устанавливает рекорд, или, иными словами, делает шаг в сферу, неизвестную до него. Его удачливая попытка немедленно становится для остальных призывом к действию, и довольно скоро прежний и, казалось бы, немыслимый рубеж удивляет всех своей доступностью.
Потом наступает некоторое равновесие… Из огромной массы заурядных (относительно, конечно) спортсменов выделяется новый пионер, которого томит инертность, который готов лопнуть от усердия, лишь бы встряхнуть всех и все… Его озаряют идеи, он неистово трудится, превышает с лихвой былые нагрузки, по, наконец, шаг сделан… и вновь свергнуто представление о пределе человеческих возможностей».
За свою жизнь я знавал многих счастливцев, но знавал и неудачников — плохих инженеров, бездарных хозяйственников, несостоявшихся ученых.
Тщеславие или корыстолюбие повлекли их по чужому пути, и ничего они на этой дороге не добились. У меня такие судьбы не вызывают сострадания, потому что мы знаем другие примеры, когда человек вопреки всем трудностям добивается счастья.
Вот судьба дояра Пронкина. Он, конечно, талантлив. Но, кроме этого, он имел дерзкую смелость работать дояром. Оп трудится на ферме и днем, и на утренней заре, и поздно вечером. Ему приходится возиться и с приусадебным участком. Жизнь его нелегка. Но однажды он позвонил в час ночи малознакомому человеку и сказал, что счастлив.
Журнал «Юность» № 3 март 1972 г.
Оптимизация статьи - промышленный портал Мурманской области