Маленький Олег вместе с мамой впервые поехал в деревню к дедушке и бабушке. Все было так ново и необычно: и долгие сборы, и дорога в поезде, и дедушка, встретивший их на станции.
Дедушка Олегу сразу же понравился — такой большой-пребольшой, лицо черное, а волосы и борода белые — ну точь-в-точь Дед-Мороз, что приносит подарки. Долго усаживались в сани, долго ехали в деревню по белым полям — снега вокруг было так много, что его, наверное, не успевали убирать, как в городе, и он лежал застывшими волнами, на которых покачивались сани, и Олег незаметно вздремнул и проснулся, когда уже въезжали
в деревню, словно выбеленную снегом. Около крайней избы встретилось несколько собак. Дед молодецки присвистнул, стегнул коня и выстрелил кнутом:
— Здорово, ребяты!
Сани рванули вперед, а «ребяты» сорвались с места за ними, да так вот с лаем, свистом и гиканьем подъехали к низенькой избе. Дед лихо развернулся к крылечку:
— Мать! Встречай гостей!
На крылечке появилась бабушка в коротких валенках, заторопилась, затормошила маму и Олега, завела в дом, стала раздевать, ставить на стол посуду и все охала и не могла наговориться.
После обеда бабушка с мамой сели на диванчике, а Олег позвал дедушку:
— Деда, пойдем гулять.
— Пойдем.
Оделись и пошли по селу. Вначале осмотрели ферму, где Олег в первый раз увидел корову, да не одну, а много, и спрятался от испуга за дедушку.
Но дедушка сказал, что коровы едят только непослушных мальчиков и девочек, и Олег успокоился, вспомнив, что сегодня все время слушался маму. Потом у речки смотрели, как выбежали из конюшни задорные лохматые кони и стали пить воду из проруби. Они осторожно дотрагивались губами до воды, фыркали и трясли головами. А когда Олег спросил, почему они так делают, дедушка сказал, что вода, наверное, горячая, и Олег, вспомнив, как сам недавно обжегся чаем, пожалел бедных коней.
Потом пошли к видневшейся издалека трубе кочегарки. Труба была притянута к земле длинными проволоками, и дедушка объяснил, что раньше здесь стояла кузница, где он работал, и что от сильного огня труба может улететь, как ракета, если ее не удерживать. За кочегаркой Олег увидел вдруг огромную яму, покрытую свежим снегом, и дернул дедушку:
— Деда, а это от чего яма?
— Это? — Дед долго набивал трубочку, щурился от блистающих снегом краев ямы.— Да от звезд!
— Каких звезд?
— Каких? А вот что ночью видны.
Олег осторожно поглядел вниз, на самое дно, но, кроме гладкого снега, ничего там не увидел.
— Деда, а сколько звезд упало?
— Сначала, значит, одна, а потом еще одна, да еще...
— Так они же маленькие!
— Это они маленькие рождаются наверху, а потом, когда падают, уже большие.
Медленно пошли домой.
Мама уложила Олега на диванчик, а сама с бабушкой пошла по знакомым. Олег, прикрыв глаза, видел, как дедушка, покашливая, прилег на кровать и начал листать газету.
— Т-э-э-к, чего они тут опять натворили…
— Деда,— тихо позвал Олег,— а ты видел звезды эти?
— Я-то? — Дед отложил газету. — Видел...
— А давно?
— Да как тебе сказать... Давно уже это было, а вроде и недавно. Я-то в то время молодой был, и-эх, какой молодой! — Дед закинул свои черные сморщенные ладони за голову.— Сил-то сколько было, господи! Куролесил
как сумасшедший, такие коленкоры выкидывал, что спасу от меня в деревне ни мужикам, ни бабам не было. А однажды, когда лет побольше стало, иду около кузницы вечерком — как вдруг звездочка-то и упала, другая, третья, да будто по сердцу все — и сладко и дух захватывает. В кузнице и стал работать...
— А звезды?
— Звезды? А звезд все больше и больше, ворота настежь открываешь, а и ночь светлой становится. Да что ночь — жизнь от них светлая...
— Деда, а что ж сейчас? Не светят больше звезды?
— Да как тебе сказать...— Дед глядел в окно, за которым уже сгустилась темнота, вдруг рассерчал:— Хватит разговаривать, спи, а то мать придет, и тебе и мне задаст.
Олег потянул одеяло:
— Деда...
— Тихо! Не мешай думать!
Дед накрылся газетой, вздохнул, свистнул и опять вздохнул и свистнул... А Олег, закутавшись в одеяло, сидел на диване у окна и, глядя на темневший силуэт кочегарки со взметнувшейся трубой, думал о словах деда. Тягучая темнота заволокла село, и Олег уже клевал носом, как вдруг вздрогнул и отшатнулся от окна: кочегарка вдруг словно вспыхнула от красного зарева, и легкий гул ткнулся в стекла избы. Олег прилип к стеклу, всматриваясь в нежданное чудо, и, вскочив, начал торопливо одеваться.
Побежал вон из избы на крыльцо, потом вернулся, затормошил деда:
— Деда, вставай, хватит думать! Деда!
Дед заворочался под газетой, выглянул:
— Ась? Чево?
— Вставай! Скорее! Звезды..., там!
— Какие звезды?
— Да вставай! Увидишь! Скорее!
Дедушка вдруг заволновался, торопливо накинул тулуп, валенки, схватил шапку и поспешил вслед за Олегом.
Они бежали, старый и малый, спешили, словно хотели обогнать вдруг заторопившийся стук сердца.
Издалека над ямой был виден столб зарева, а когда подбежали поближе, пахнуло угарным запахом.
На противоположном склоне, около кочегарки, видно было овальное красное пятно, над которым клубился дым, подхватывая падающие снежинки в веселый жаркий хоровод.
Олег, прижавшись к деду, широко раскрытыми глазами смотрел на пятно и видел в нем много красноватых мерцающих звезд. Они были так близко, так близко, что, наверное, можно было подойти и взять их в руки.
— Деда, звезды... звезды!!!
А дедушка улыбался, молча глядел на звезды. Свет их играл на лице и словно сглаживал морщины, отражался блеском в его глазах.
— Звезды... они, родимые...— Голос дедушки дрогнул, он прижал к себе внука, кивнул на черные
полосы, идущие вниз от пятна: — Плачут, вишь, звезды плачут...
Снег пошел сильнее, и звезды стали исчезать, темнеть и вот почти совсем скрылись за белым покрывалом, словно хотели
уйти в глубину, все дальше и дальше от людских глаз. Олег забеспокоился:
— Деда, а они больше не вернутся?..
— Нет, Олежек, не вернутся...
— А почему?
Дед отошел от ямы медленно и сгорбившись, словно тяжелы были снежинки, падавшие на его плечи.
— Почему?.. Как же им вернуться? Засыпают их: в яму золу носят, раньше-то больше было... больше.
Молча дошли до дома. Дед весь вечер был молчалив, рано лег спать. А Олег тоже был озабочен, словно неясные еще мысли бродили в его голове, но заснул он сразу же и словно окунулся вдруг в светлую сказку. Будто бежит он по яркому зеленому лугу босиком, в одной рубашонке. На бегу за
девает голубые колокольчики цветов, и они звенят так нежно-нежно, а сверху эхом отдается звон посильнее, и смотрит Олежка, а на большой-пребольшой горе сидит дедушка. Вот он потянулся вверх и достал руками две звезды, перекинул их поудобнее и ударил ими друг о друга — с перезвоном высеклись искры из звезд и рассыпались по небу золотыми нитями, а дед засмеялся и еще ударил, и опять осветилось все вокруг, и тысячи светлячков на земле зажгли свои фонарики; ударил дедушка еще и еще, и зажглись колокольчики блестящей росой и запели на все голоса, и радостно забилось сердце у Олежки, и яснее стало вокруг небо, а дедушка вдруг перестал стучать, словно звезды выпали у него из рук, и темно стало вокруг. Схватил Олежек одну маленькую искорку и побежал к дедушке наверх, задевая колокольчики, и бежал так быстро, что звон их превратился в торопливое бренчание
Олег открыл глаза, увидел бабушку с будильником в руках. За завтраком поспешно съел все, даже мама удивилась, не заболел ли он. Олег молчал, серьезно глядел на деда, словно впереди его ждало большое дело. А после завтрака тихо выскользнул из дому. Стремглав добежал до ямы и
осторожно глянул вниз, где вчера видел звезды. Нашел большую щепку и опасливо спустился под откос.
Долго расчищал снег щепкой, но под снегом были одни лишь обгоревшие уголья.
Вылез из ямы и стал прохаживаться около кочегарки. Увидел вдруг бабку на краю ямы с ведром,
полным золы:
— Стой, кто идет!
Бабка испуганно звякнула ведром.
— Фу, господи, напугал, озорник! Чего говоришь-то?
— Здесь нельзя золу сыпать!
— А куды ж тогда?
— А вон туда!
Олег махнул щепкой за яму, на пустырь. Бабка приложила ладошку к глазам, долго всматривалась.
— Далеко, сынок, иттить-то...
— Я помогу.
Олег взялся за дужку ведра, и они поволокли его на пустырь.
Бабка пошла обратно, долго бормотала:
— Игра, что ль, какая у них?
А Олег уже стоял перед парнишкой, который был выше его на голову. Тот поставил ведро с золой.
— Ну!
— Сюда нельзя сыпать.
— Почему?
— Нельзя. Секрет.
— Тебе секрет, а
мне дела нет.
И пацан понес ведро к яме, но Олег уцепился за дужку и уперся ногами. Пацан остановился, дернул раз, другой, а потом отпустил ведро, и Олег упал на спину, вывалив половину золы на себя.
Двое пацанов принесли бак и раскачивали его на краю ямы. Олег, бросив ведро, побежал к ним.
— Нельзя, нельзя!
Но бак уже летел под откос, взрывая снег и золу фонтанами. Олег бросился к первому пацану, но тот уже высыпал золу и, ловко увернувшись, толкнул Олега под откос. Олег неуклюже полез наверх, но пацан толкал его еще и еще, а двое других уже достали пустой бак, стояли рядом наверху и кричали:
— Дай, дай ему еще!
И пинали снег прямо на Олега. А он, размазывая по щекам слезы, снег и золу, видел, как в яму сыпали и сыпали золу и все больше и больше засыпали, засыпали звезды...
Он вылез из ямы и побежал домой, падая и плача, кинулся к матери:
— Мама... они... там... все засыпают, и не выйдут больше... звездочки, не выйдут...
Мать успокаивала его, а бабушка, переглянувшись с матерью, кивнула на деда:
— Старый дурень!..
Олег плакал и затих только под вечер. Долго глядел на деда, сидевшего рядом с ним у темного окна, и опять уткнулся в подушку...
...А в это время у кочегарки загрохотала вагонетка.
Двое молодых ребят подвезли ее к краю ямы и, перевернув кузов, с гулом вывалили шлак, который рассыпался по склону тысячью красных мерцающих звезд.
Журнал Юность № 01 январь 1976 г.
Оптимизация статьи - промышленный портал Мурманской области