Главная | Регистрация | Вход | RSS

Архиварий-Ус

Меню сайта
Категории раздела
>
Новости
Мои статьи
Политика и экономика 1980
Литературная газета
Газета "Ленинская Правда"
Газета "Правда"
Еженедельник "За рубежом"
Газета "Полярная Правда"
Газета "Московская правда"
Немецкий шпионаж в России
Журнал "Трезвость и культура"
Политика и экономика 1981
Журнал "Юность"
Журнал "Крестьянка"
Журнал "Работница"
Статистика
Яндекс.Метрика
Северное молоко
Просторна земля архангельская. Это целый материк голубого и светлого, хотя южней, по линии Каргополя, Няндомы, Коноши, Вельска, Котласа, Сольвычегодска, где пролегает нижний рубеж его, в отличие от приморских верхов и теплей значительно, и зелени несравнимо больше.


Если ехать из области, будет сначала село Матигоры, которое оседлало высокий берег Северной Двины — отсюда, особо в погожие, ясные дни,

открывается широкая панорама речной поймы, с протоками, старицами, островами, с синими крапинами ельников и крышами деревень, — затем дорога побежит с горы на равнину, на простор пойменных лугов, и спустя километров семь явятся Холмогоры, известные понаслышке всякому русскому человеку... Правда, кто приезжает сюда первый раз, тот непременно оглянется — вокруг ни гор, ни холмов,— и не знаю, ирония скрыта ли в названии этого поселения, или древняя тайна языка, во всяком случае, имени своего оно не оправдывает вовсе.


Устроились Холмогоры вдоль Курополки, тихой и мелководной протоки, куда, однако, заходили прежде даже пассажирские пароходы, но с той поры, как проложили асфальт и пустили из Архангельска резвые «Икарусы», надобность в пароходах отпала, а песком закидало протоку столь основательно, что плавать здесь без опаски нарваться на мель могут лишь моторные лодки да колхозные катера.

А вокруг луга и луга...


Особенно хорошо бывает здесь летом, в июне, когда Северная Двина после весеннего паводка войдет в берега и пойма начнет обсыхать, укрываться зеленью молодых трав—день за днем пробежит, не заметишь, как ударят сенокосы, воздух напоён и звенит, кажется, нет границ ни земле, ни времени, а белые ночи словно специально и созданы для того, чтобы человек успел надышаться впрок, навидеться, запастись на долгую осень и зиму этой редкостной, размашистой, как воля, красой.


— Приволье у нас, — скажет мне при знакомстве Раиса Евгеньевна Жильцева, женщина по-своему удивительная и скупая на похвалу. — Одно слово — Север...


В студеных широтах, где не всякий год даже вызревает хлеб, травный луг в нижнем течении Двины — само подарение. Медовый настой разнотравья, проточные быстрые воды, и всюду... коровьи стада, они как черно-белые холмы между голубым и зеленым.


— Да, да, приволье. А корова наша холмогорская... Уж мне можете поверить, ее лучше нет. И беречь бы ее пуще глаза. Не понимают некоторые...

Мы встретились с Раисой на скотном дворе. Коровы жвачку жвачат. Шумные воробьи порхают, залетев с улицы под теплую крышу от холодов. И Раиса Евгеньевна в синем халате среди двора. Она говорит — в голосе то гордость, то горечь, и вообще не может она, как иные, остановиться и поговорить спокойно, все на ходу, в движении, тут же и корм раздает, коровам вымя моет, готовясь к дойке, оторвется на секунду от дела, скажет что-либо и опять в работу окунется. Так, отрывками да наскоками, и строилась беседа с ней наша.


Раиса—доярка знатная. За труд имеет Золотую Звезду. Она хвастать не любит. Однако все по порядку.


...Издавна случилось, что не было на Руси коровы удоистей, чем холмогорка. Отсюда, с берегов Двины, за тройную плату московские бояре еще в 1664 году пригоняли на племя быков и телок. За ценой не стояли. Товар того стоил.


Реализм и новаторство... Мы не успеваем подчас в полную меру осознать качество перемен, которые происходят вокруг нас. Непривычный лик возрожденной деревни, города-новостройки, которым «несть числа», космические машины, убегающие встречать комету Галлея, небывалые породы скота, хозрасчет и поиск наилучших форм управления — это приметы (и далеко не все) нашего настырного времени. Только нельзя забывать, что всякая новизна — это не подкидыш, найденный случайно на пустыре. За ней — неизменный труд. И когда мы говорим об интенсификации, о новом экономическом мышлении, не забудем и о том, что вырастает оно, мышление это из прошлого и пережитого, из того, что накоплено поколениями — иначе рвалась бы нить. Новаторство и реализм, новизна и опыт прошлого не исключают — дополняют друг друга.


Позже, когда обустраивался Санкт-Петербург, туда тоже доставили знатную северянку — новую столицу надо же и молоком поить, чтобы не чахла. Потом под Новгород отправляли. На Урал. В Поволжье. Полтора века ежегодно по разным уголкам государства Российского расходились племенные гурты. Путь предстоял долгий, отбирали, как здесь и поныне еще говорят, «в поход» — а коровы назывались «походницами» — наиболее крупных, сильных животных, способных дорожную тяготу одолеть.


Корова от веку почиталась в крестьянской семье кормилицей, а на Севере почиталась вдвойне. Любили ее и холили. Кормов не щадили. А сена накосят в лугах — под крышу его, на поветь, чтобы ни дождинки не капнуло на него. На случай простуд и прочих хворей лечебные травы запасали и отвар целебный заваривали. Пей, красавица, поправляйся. Раиса Евгеньевна рассказывала, что до недавних пор даже место, где корова стоит, скоблилось дресвой, битым кирпичом то есть, «как в избе», до желтизны. И под всякий праздник, даже под Новый год, каждую промывали теплой водой с мылом, «от ушей до копытца».


Так ли, иначе, а порода крепла и расселялась. И теперь, если представить, какую территорию успели обжить, напоив молоком своим, холмогорки-походницы, получится некая коровья страна Холмогория — как таковой, строго говоря, на картах ее не значится, тем не менее она не придумана, она существует, раскинувшись от Мурманска до Магадана.


Самое ценное, может быть, заключается в том, что корова эта способна выдерживать и сибирский мороз, и ночи полярные... Рассказывают, когда зимовщики, например, решили взять в Антарктиду несколько десятков коров — свежее молоко разве помеха?— выбор пал на холмогорку. Такая выдержит все. Не подведет. Знатная коровка!


Но чем же озабочена тогда Раиса Евгеньевна Жильцева, доярка из Холмогор? Почему она говорит, что корову эту надо беречь?..


А вот и Цоха. Вот она, милушкa, — сказала Раиса, и крайняя в ряду полнотелая корова покосила глазом. От коровы пахло сухой травой и теплым хлебом. Раиса погладила ее по спине.— Ну что? Устала ждать? Ничего, потерпи немного.


Не знаю, как это объяснить, но корова, и верно, была по-своему хороша. Глаза смотрели доверчиво. Вся она была налита покоем, тем удивительным обаянием, если о нем вообще можно говорить применительно к корове. Ее не портил даже живот, похожий на глобус, — скоро было телиться, по этой причине ее не доили и держали особняком. А на приветливые Раисины речи, мне показалось, она даже кивнула: дескать, не спрашивай, хозяйка, сама знаешь, как мы дружно жили, когда я летом давала молоко.


— Ну, ладно, ладно,— отмахнулась Раиса, когда Цоха, звякнув привязной цепью, потянулась мордой, ожидая, должно, привычного гостинца.— Потом, потом...


Цоха! Цоха! По коровьей табели она заслуженный ветеран и, конечно, полная старушка, потому что пятнадцать лет—это возраст, и многое, что бывало в ее длительной, неровной жизни, стало уже забываться.


Но та веселая весна...


Небо было бездонно. Плыли белые, как бабочки, облака. Кричали птицы. Ветер пьянил... А потом их погнали к речной переправе. Шатким, дощатым настилом они вошли на паром, серый катер, пристроившись сбоку, забурлил винтом, напрягся, задрожал всем корпусом, и паромная махина медленно двинулась к другому берегу — прыг! прыг! — они враз очутились среди чудесных лугов, где цветы цвели, воздух плавился, зеленые кузнечики стрекотали, а сочные головки клевера были слаще меда.


Благословенное лето... И не будь тех дней, что вспомнить, на что опереться в зимние ночи, когда ветер тревожит и выдувает тепло?

Они прожили в лугах до осени, окрепли и нагуляли тело. А зиму спустя чудо повторилось вновь. Разница была лишь в том, что вчерашние телки, не знавшие забот, телились и превращались теперь в дойных коров. Жизнь, по-прежнему удивляя, дарила радость.

И вот однажды...


Она видела, как подъехал тот грузовик, с высокими бортами. Он приезжал всегда, когда браковали коров, он их увозил, и они не возвращались...

Цоха была чистых кровей. Но на племзаводе иных и не держат. Мало иметь родословную — надо способности показать, после первого теленка дать хотя бы три тысячи литров в год. Иначе из стада вон, как негодную.


Таково условие отбора в племенное стадо. А Цоха положенных литров не дала — ворота распахнулись, и чужие люди, накинув на рога веревку, потащили ее к машине.

— Пошла! Пошла! — понукали ее. Обезумев, она рванулась в дальний угол двора. Коровы шарахнулись. Ее вновь поймали и поволокли.

— Ишь ты... Чует, куда ее тянут. Смотри, как упирается. И плачет. Корова, а слезы так и бегут.

— Стой! Сто-ой! — раздалось вдруг. Так крикнуть, чтобы все оглянулись и замерли, могла только Раиса.— Не дам! Не отдам Цоху! Она живо отбила корову и поставила ее на место.


— Цоха моя. Не дам. И пошли все прочь. ...Ах, несравненное счастье жить! Ходить по лугам, пить чистую воду в реке, ласкать телят, кормить их молозивом и слушать неугомонную Раису, она хоть и шумлива, зато нет добрей...


Между тем годы шли, принесла Цоха второго теленка, третьего и стала знаменитой. Десять тысяч литров в год! Вот каким молоком ответила — как чуяла ее заступница, как знала, кого надо спасать.


— Плохих коров, я думаю, не бывает. Это редкость,— говорит Раиса Евгеньевна. — Чаще хозяева плохи бывают. А всякая коровка ухода требует да кормежки. И сенца ей положи. И свеколки. И хлебного дай. И слово доброе молви. Но я не о том... Я вот чего понять не могу... Тогда, много лет назад, я Цоху спасала из беды, одну единственную. А теперь вся холмогорка под угрозой. Говорят, негодячая, дескать, эта порода, по-тен-ци-а-лу в ней якобы нет. Но еще разобраться надо, где он есть, а в чем нету. Все в ней есть. Служила она для людей и еще послужит. Это как с Цохой.

Про нее тоже зря мололи, что пустая она и негодная корова.


...Дыму без огня не бывает. И если в речи Раисы Евгеньевны есть перехлест, то есть и законная тревога.


Шиловский работает директором опытной станции животноводства и луговодства на Северной Двине. Заочно учится в аспирантуре. Средних лет, он выглядит крепко, глаза смотрят внимательно, чуть настороженно.


Узнав, зачем я объявился, без церемоний стал говорить:

— В ту пору работал я в Вельске. В совхозе-техникуме. Есть такое там заведение...


Да, был он рядовым зоотехником, а характер имел пробивной, настырный — весь в работе, хотя первую славу, если можно это слово употребить, когда человек не прославился, а ославился, принес ему выговор, объявленный областным племобъединением за грубое и, как тогда сочли, непростительное самовольство.

— Что же вы натворили?

— А страшного ничего... Эксперимент, не больше. Достал я семя быков голштино-фризской породы и, никого не спросясь, осеменил холмогорок. Ну и нагрели меня, так сказать, за нарушение чистоты породы.


...Идеальных пород не существует. Швицкая, симментальская, черно-пестрая... Всякая на свой манер. Сухой климат юга, допустим, легче, чем ярославка, переносит красная степная. Джерсеи дают молоко с повышенным жиром. Холмогорка устойчива против лейкоза. И так без конца продолжать можно. Но промышленная технология равно от всех потребовала качеств, на которые прежде не всегда даже обращалось внимание.


Например, скорость отдачи молока. Форма вымени... И по-прежнему, конечно, ставилась задача повышать удой.


Мировая селекция в ответ на запрос дала замечательный тип скота, который удачно «вписался» в машинную технологию. Это голштино-фризы. Выведенная в Америке, порода покорила Европу — Италия, Швейцария, Франция и другие страны имеют ныне в стадах до девяноста процентов крови голштинов. Коровий бум.


Как человек начитанный — имелись также знакомства в научных кругах, — Анатолий Дмитриевич, безусловно, был в курсе дела. Он переводил как раз совхозных коров с малых ферм на комплекс, не все клеилось, и он в надежде поправить надои, а также «приспособить» корову к промышленной технологии ухватился за голштинов.


Вселенских планов не строил — на холмогорку вовсе не посягал. Но в Архангельске еще никто с голштинами опытов не ставил. Почему не испробовать?

— И я рискнул...


Выговор не шутка. Зато помеси в сравнении с контрольной группой холмогорок дали годовую прибавку до 800 литров молока. Даже если учесть, что эксперимент был проведен не во всех отношениях чисто, результат все равно поражал. Правда, он знал, что это всего лишь эффект гетерозиса, когда гибриды животных по сравнению с родителями резко повышают продуктивность. У второго, третьего поколения, к сожалению, чудесное явление это исчезает бесследно. Однако разве не заманчиво? Без дополнительных затрат и усилий, можно сказать, «за так» — добавочное молоко... Словом, как размечтаешься да начнешь фантазировать...


Это уже потом, когда вся область кинется к голштинам — молоко «за так»! — Шиловский окажется на гребне волны. За что обругали — станут превозносить. Шиловский, Шиловский. Герой дня, он будет назначен директором опытной станции. Судьба поворачивалась светлой стороной.


— Как хотите,— горячо убеждал Анатолий Дмитриевич,— а голштины — это путь. Хватит толковать о прорехе, которая возникла в стране с молоком.

Энергия его благородна — она подкупает. Только и проблема слишком серьезна и велика, чтобы решать ее на эмоциях.


— Холмогорка сама по себе уникальная порода, — пытаюсь я вклиниться в поток его слов. — Время и человек поработали над ней...

— Что холмогорка? Ее не убудет. К лучшим качествам своим добавит качества другой породы.

— У помесей тоньше костяк. Холмогорка грубей. И потому способна выстоять в стойле долгую зиму. Нагрузки огромны.

— Способность выстоять долгую зиму еще не повод хлопать в ладоши. Мы бьемся за молоко. А где большое молоко, там неизбежно нежный костяк.

— И все-таки помеси через две-три лактации «рассыпаются». Ноги не держат. Хоть подвязывай на вожжах. И такое бывает.

— Это не порочит идею. Это говорит лишь о том, что мы не умеем работать. Надо искать. Надо учиться.


...Учиться, право, не грешно. Это укрепляет память. И могло бы остеречь от соблазнов легких побед. Еще живо, не улетучилось воспоминание, как лет двадцать назад «повышали» жирность молока. В те годы скрещивали коров с быками джерсейской породы из Англии. Мнилось: заловить жар-птицу будет легко и просто. Хлопоты оказались пустыми.


Наука полезна и потому, что учит накапливать глубокие наблюдения в эксперименте с последующими выводами для практики. Иначе в нетерпении достичь благой цели рождается, как нередко бывало, голый срам, прикрыть который не находится, случается, и фигового листка.


Соблазны повторяются — не диковина! — и Архангельск тоже не стал дожидаться конечных итогов эксперимента. Мне пришлось бывать в совхозе «Емецкий». Совхоз был племенной — готовил на вывоз чистокровных бычков-холмогоров, за что и доходы имел соответствующие. Теперь все дойное стадо перекрыли — молодняк весь помесный,— многолетняя селекционная работа пошла насмарку. Кстати, директор «Емецкого», получив указание скрещивать скот, по-хозяйски воспротивился: братцы, ошибочку допускаем, стойте! Но его осадили и заставили выполнять приказ.


Не менее «научно» подошли и к совхозу «Хаврогорский», где стадо тоже целиком перекрестили голштинами... Область ежегодно кроет десятки тысяч холмогорок. Даже Шиловский. с его неуемной энергией. высказался в беседе со мной за осторожность.


— Нельзя бросаться в крайности. Работа эта кропотливая, а не вот: захотел — и сделал... А племенные хозяйства и вовсе надо было бы пощадить.
Впрочем, жизнь покажет. Может, завтра мы больше приобретем, чем сегодня «Емецкий» теряет...

Осенью в павильоне «Животноводство» на ВДНХ состоялось координационное совещание по совершенствованию холмогорской породы. Вологда.

Рязань. Подмосковье. Ленинград. Якутия. Магадан...


География представлена была весьма обширно. И народ подобрался серьезный — ученые, руководители племхозов, зоотехники, — каждый почти, кто выходил на трибуну, говорил о голштинах, об их благотворном влиянии. Надои у помесей выше. Вымя лучше. Было легко подумать, что ничего иного не остается, как только перекроить всю холмогорку на заморский лад.


Умеренных голосов звучало меньше. Жаль, не было здесь Раисы Евгеньевны из Холмогор. Невольно припомнилась и статья доктора сельскохозяйственных наук, профессора Е.Арзуманяна «Породы и машины», опубликованная незадолго в газете «Сельская жизнь». «Наши породы,— пишет Арзуманян, — сейчас переживают тяжелые времена, идет массовое, часто стихийное их скрещивание с иностранным скотом. Между тем известно: если помесных животных держать в обычных, не совсем благоприятных условиях кормления и содержания, то никакого положительного эффекта не будет». И далее: «Широко бытует мнение о непригодности наших основных пород для промышленной технологии. Эти взгляды не имеют под собой ни научного, ни производственного основания... Породы — огромная ценность, национальное богатство... Поэтому породы надо беречь как зеницу ока».  


И, тем не менее, вопрос не настолько прост, чтобы ответить на него однозначно. Меняется структура кормов, растет концентрация скота, давит машинная технология... Идет жесткая конкуренция пород. Так было и будет.


...Всякое крупное дело неизбежно делит людей на две, иногда неравные, половины. Одни — горячие энтузиасты. Одолеем всё — без оглядки вперед!

Другие, не сказать, что противники, однако сдержанности проявляют больше. И не столь, может быть, легковерны. Они склонны семь раз отмерить, повременить, чем однажды по-крупному ошибиться. Я молчу лишь о третьих, кто из карьерных соображений маскирует истинную суть... На том же совещании рядом со мной оказался бойкий молодой человек. В частной беседе взахлеб он превозносил холмогорку, а вышел к микрофону и, словно пластинку сменили в нем, переметнулся к голштинам. Пойми такого...


Словом, выступления разные были. И лишь двоих ораторов зал проводил с трибуны под аплодисменты. Оба они из Архангельска: Адольф Семенович Ляпин и Василий Яковлевич Васькович. Ляпин — директор ГПЗ «Холмогорский». Васькович — начальник областного госплемобъединения. Оба патриоты холмогорского скота.

Архангельская земля — гнездо породы, главный ее репродуктор в стране. И если только Ляпину и Васьковичу достались аплодисменты, зал таким образом совсем не протокольно выразил одобрение им за работу. Удивительно, никому больше не досталось ни хлопка.


Кстати, это Васькович в свое время подписал приказ о наказании Шиловского. А когда эпопея с голштинами все-таки обрела масштаб, он, как ответственный за племенные дела, проявил максимум выдержки, чтобы иные торопыги не наломали дров.


— Василий Яковлевич. — спросил я однажды по возвращении из Холмогор.— Идет массовое скрещивание. Вы напрямую к этому причастны. Представьте: вы ушли на пенсию, холмогорка как порода исчезла с лица земли.


Вы готовы пережить угрызения совести? Ведь на вас, не на кого кроме, пальцем станут показывать.


— Я думал об этом, — тихо ответил он.— Совесть моя чиста. Потому что предлагалось-то начать с племядра. Понимаете, о чем речь? Святая святых породы, и... под корень. Мы не допустили. И перспектива для нас одна— продолжать заниматься породой в чистоте. Главное, сохранить породу.

Новизна и опыт прошлого, новаторство и реализм не исключают друг друга.


Мне кажется, что понимание этого и позволило Васьковичу на московском совещании быть спокойным и уверенным в себе.


— Мы голштинов не хаем, — сказал он. — Напротив. Только и холмогорка свой потенциал не исчерпала. Но как порода она замыкалась в себе. Селекционеры имеют всего десять линий. Так действительно будет грозить вырождение. И мы пошли на закладку и выведение новых трех-четырех линий с использованием голштинов. Определили для спаривания 400 племенных коров. Конечно, времени потребуется много. Задачи сложные предстоит решать.


Но это и есть настоящая, серьезная работа.


Зима стучалась в дверь. Из Архангельска на Мезень вышла флотилия в двадцать с лишним судов. В районы, отрезанные бездорожьем, везли полугодовой запас фуража. С полпути флотилия вернулась. Не пустили льды. И куда бы я теперь ни заходил — в обком партии, в управление сельского хозяйства, — каждый очередной собеседник, видимо, желая подчеркнуть, в каких непростых условиях приходится работать, начинал рассказ о неудавшейся экспедиции. И лишь затем разговор переходил к холмогорке, голштинам. к проблемам северного молока.

Вся область жила поиском ответов, ответов на вопросы, которые щедро ставила жизнь. Интересно работали в Котласе. Каргополе. Вельске.


...А в Холмогорах мне подарили на прощание фотографию Цохи. Старенькая уже, она глядит в объектив доверчиво и с надеждой. Рядом с Цохой улыбается Раиса Евгеньевна, ее спаситель и опекун. Живот у Цохи, как глобус, ей скоро телиться. Кого она пустит на свет — бычка или телочку? И выдержит ли? Все-таки пятнадцать лет... Но кто бы ни родился — теленок будет помесным, от голштина, — и, возможно, суждено ему будет стать родоначальником новой линии в старинной русской породе.


И еще: в отдельных хозяйствах, где приходилось бывать, зоотехники уверяют, что, когда скот поставили на зимовку, холмогорки держались нормально, а помеси «как-то поусохли». В хозяйствах насторожились.


— Корма, корма,— говорят специалисты.— Вот что главное. Будут корма — и молоко будет... Но разговор об этом в следующий раз.


Село Холмогоры, Архангельская область.


Журнал "Крестьянка" № 4 1985 год


Оптимизация статьи - промышленный портал Мурманской области

Похожие новости:


Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
publ, Мои статьи | Просмотров: 3279 | Автор: Ферапонт | Дата: 2-09-2010, 12:11 | Комментариев (0) |
Поиск

Календарь
«    Март 2024    »
ПнВтСрЧтПтСбВс
 123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031
Архив записей

Февраль 2024 (1)
Ноябрь 2023 (7)
Октябрь 2023 (10)
Сентябрь 2023 (128)
Август 2023 (300)
Июль 2023 (77)


Друзья сайта

  • График отключения горячей воды и опрессовок в Мурманске летом 2023 года
  • Полярный институт повышения квалификации
  • Охрана труда - в 2023 году обучаем по новым правилам
  •