Главная | Регистрация | Вход | RSS

Архиварий-Ус

Меню сайта
Категории раздела
>
Новости
Мои статьи
Политика и экономика 1980
Литературная газета
Газета "Ленинская Правда"
Газета "Правда"
Еженедельник "За рубежом"
Газета "Полярная Правда"
Газета "Московская правда"
Немецкий шпионаж в России
Журнал "Трезвость и культура"
Политика и экономика 1981
Журнал "Юность"
Журнал "Крестьянка"
Журнал "Работница"
Статистика
Яндекс.Метрика
«Час победы на их циферблате!»
Василь ЗУЁНОК

УХОДЯ в сорок первом из горящего Минска, уносил белорусский поэт Аркадий Кулешов в своем сердце скорбные строки лермонтовского прощания: «Дубовый листок оторвался от ветки родимой...» А через долгие военные три года, в сорок четвертом, в первый день освобождения их «возвратил» в Минск Александр Твардовский.

За это время перефразированные строки Лермонтова стали началом знаменитой кулешовской поэмы «Знамя бригады», прозвучали по-русски в переводе Михаила Исаковского:

Как дубовый листок, что оторван от ветки родимой, Минск родной я покинул, немецкой бомбежкой гонимый.

В очерке же Твардовского «Первый день в Минске» они пришли в своем первозданном облике:

Як ад роднай галiнкi
дубовы лiсток адарваны,
Родны Мiнск я пакiнуу,
нямецкай бамбёжкаю гнаны.

«Эти горькие строки белорусского поэта, посвященные прощанию с городом в такие же знойные июльские дни, настойчиво подсказывает память в первые минуты встречи со столицей-братской республики... Но чем дальше в город,— пишет Твардовский,— тем дальше от этого первого впечатления, вызвавшего в памяти и печальные строки Аркадия Кулешова об уходе из Минска, и сравнения этого дня с тем днем...»

Да, город разрушен, город в руинах и пепелищах, но день-то какой! Освобождение! «С волнением, которому мало слез, мало слов, бросаются толпы девушек и женщин к приостановившемуся на перекрестке танку с пехотой на броне…»

Эти слова русского поэта являются еще одним несомненным свидетельством: как глубоко запала в его душу поэма белорусского побратима — от того первого чтения на квартире Твардовского (о котором он подробно расскажет позже, в 1946 году) — и на всю жизнь.

Участие Александра Твардовского в судьбе поэмы (а именно с его самыми теплыми рекомендациями произведение было послано на перевод Михаилу Исаковскому) не явилось случайным. Он сразу почувствовал, оценил масштабность поэмы, глубину выраженных в ней народных чувств. Вспомним светлый, солнечный, пронизанный чувствами первой любви и грусти «Юношеский мир» Аркадия Кулешова. И вспомним, как в этот цикл вдруг врываются тревожные звуки грядущего:

В разведку на рассвете
Я вышел — завтра бой.
Ты, утро,— мой свидетель
И вслед иди за мной...

Это кулешовское «Утро» (перевод М. Исаковского), возможно, и есть вызванное из будущего, из 1941-го утро 22 июня. И к нему, полоненный в неравном бою, услышав вражеский приказ: «К своим веди, назад!..» — обращается герой стихотворения, просит все изменить на дороге: «где знал я речку в лозах, там озеро клади»; заклинает вырвать из памяти все заметы: «где пень стоял — березу на месте том роди». До трагически - пронзительной простоты возвышается готовность к самопожертвованию:

В родимую краину
Пути переиначь...
А я?
А я загину.
А ты?
А ты не плачь.

Это 1940 год — предгрозовой...

И еще вопрос, из того же сорокового: «Что, как вдруг одолеют, скажем, они?» — и возникает в поэме «Хлопцы последней войны» леденящая душу картина катастрофы, вызванной не только и не столько фантастическим замерзанием планеты, сколько той, возникшей в воображении победой темных сил мракобесия:

«В жилах кровь леденеет.
Пурга метет. Океан —
неподвижная мерзлая
даль» (перевод Н. Кислика).

Поэма «Хлопцы последней войны» написана в 1940-м, но кажется, что поэт приближается из будущего, из победоносного 45-го, в бушующее пламя Великой Отечественной: «Тяжко вздыхает из лесов война, на чужом языке кто-то кличет коня... Туда, где засели в землянках обманутых матерей обманутые дети, в зеленых танках из будущего едем. На голых, сожжённых делянках хвою дымную качает ветер. Едем... едем... от равнин русских, от боров белорусских, от гор грузинских, от криниц украинских» — не правда ли, в 1940-м проступают грядущие черты освобождения Европы. «Час настал, который судьбы земли решает» — события предвосхищены поэтом с исторической точностью, развитие их угадано с провидческой и непреклонной достоверностью.

Но путь к этому лежит через сорок первый — сорок пятый годы и через тот июньский день, когда герой поэмы «Знамя бригады», Алесь Рыбка, ухода из опустевшей квартиры, прощается с обжитыми, мирными, домашними вещами:

А ни ложки, ни миски,
Остаться одни не желают,
Шепчут горестно книжки:
«Враги нас в костер побросают».
Конь искусной работы,
Гнедой, на колесах отличных.
Мне сказал: «На кого ты
Покидаешь нас, горемычных?»

Так начинается хождение Алеся Рыбки по кругам страданий народных — навстречу борьбе И этот путь из окружения — не «литературное передвижение», не путешествие, предпринятое по воле автора. Это не прием, «изобретенный» поэтом. Это трудное, кровавое и необходимое дело войны. Романтический юноша из «Утра» становится Алесем Рыбкой из «Знамени бригады». И как первый, вспомним, обращался тревожными мыслями к утру, так и второй ведет нелегкий разговор с вещами, привычными вчера в обиходе, а сейчас потрясающими хозяина своими живыми человеческими голосами: 

Кукла так мне сказала:
«И я на вокзал не попала.
Дай же руку, хозяин, не жди,
Не раздумывай на пороге
И меня проведи.
Словно дочку свою по дороге.
Тяжко детям идти —
Утомляет дорога большая,
Я ж пойду, куда хочешь, с тобою —
Ведь я не живая.
Просят малые есть либо пить,
Пыль сухая им рот забивает,
Я ж не буду просить—
Я ведь кукла, ведь я не живая.
Самолеты с чужой стороны
Налетают, детей убивая.
Мне ж они не страшны.
Не опасны — ведь я не живая...»

Откуда оно — такое страшное сочетание детской наивности, бесхитростности и простосердечности с этим трагическим «опытом» домашних вещей, с этим их, в сущности, взглядом из будущего? Ведь они еще в самом начале, у порога, и многое им не известно. За этими горькими «пророчествами» куклы стоит — протяженностью в год — опыт военных дорог самого поэта.

В одном из фронтовых писем (от 16.1.42 г.), адресованных Пимену Панченко, Аркадий Кулешов рассказывал о своем уходе из Минска. Читаешь сейчас эти слова — и как бы идешь по горячим строкам первых, прощальных глав поэмы «Знамя бригады» — гак все совпадает в обстоятельствах, в действиях поэта и Алеся Рыбки: «...перед событиями я был в Хотимске, а жена моя с детьми в доме отдыха в Пуховичах. В первый же день... я поехал в Минск. Жену и детей не застал — они выехали в Хотимск... Короче говоря, очутился я на шоссе Минск — Орша... пошел пешком, по дороге заходя в районные военкоматы...»

Но этого — личной судьбы, — пожалуй, было бы мало для такой поэмы, как «Знамя бригады». Она родилась тогда, когда в русло личностное влилась, переполнив берега, река судьбы народной. Именно этот поток людских страданий и мужества держит на своей волне горстку окруженных бойцов (сначала их трое, потом станет двое), помогая вынести из окружения знамя бригады. Вспомним: поток этот начинается в поэме с живого лесного ручейка, что выводит Алеся Рыбку и

Никиту Ворчика, несущих раненого комиссара Зарудного, к домику лесника. Поток всенародного сопротивления начинается первым выстрелом в затылок изменнику Медведскому, который устроил свадьбу-похороны, беря насильно в жены себе девушку: «Не пойдешь, мол, так мать и отец головою ответят за сына, донесу, мол, что он большевик, что теперь он у красных»:

Грянул выстрел в затылок Иуде,
Мы этого даже не ждали.
Не Зарудный стрелял.
Что за люди
С порога стреляли?
Что за люди?
Из хаты выходим,
Но нигде никого не находим.

Это было начало всенародной борьбы. Это около 400 тысяч боевых партизан. Это более 400 тысяч партизанских резервов. Это более 70 тысяч мужественных подпольщиков. Это борющийся народ!

Духовный центр поэмы «Знамя бригады» — патриотическое состояние души народной в момент наивысшего его проявления, когда решается все: быть или не быть, жить свободными или превратиться в рабов.

Аркадий Кулешов в силу обстоятельств своей фронтовой жизни, своего фронтового опыта (да и в силу замысла, разумеется) не мог во всех подробностях, обстоятельно и широко развернуть картину партизанской и подпольной борьбы в Белоруссии. Герои поэмы только косвенно соприкасаются с этой еще глубоко затаенной силой (ведь было же всего только лето 1941-го!). Но образ Белоруссии непокоренной, дух, атмосфера не только всенародного, а всеобщего сопротивления — от человека до природы, до ручейка, кустика — запечатлен в деталях, по-народному простых и точных. И если в предвоенном «Ты, утро, мой свидетель...» поэт только обращается, как бы заручается в будущей поддержке, то сейчас уже, в «Знамени бригады», силы природы становятся реальными силами борьбы:

Что ж, ручей, выручай,
Уведи нас далеко-далеко
И кустами плотней закрывай
От немецкого ока!
Встретишь вражеский пост на пути —
Обогни осторожно.
Знамя нашей бригады с собой
Я несу. Знамя чести и славы.
Доведи ж нас до леса, укрой
От беды, от расправы.

Да, поистине здесь, не только народ, здесь земля такая — мужественная, самоотверженная, опора в самую трудную минуту.

Здесь и предвестие Победы, и ее стратегия, и ее жизненная основа, философия.

Реальное движение героев поэмы (выход из окружения со знаменем бригады), явившись сюжетным стержнем произведения, стало и реальной возможностью встреч с самыми разными и по воле войны самыми открытыми проявлениями народного характера, народного бытия в обстоятельствах, прямо противоположных природе и исконной сущности этого бытия — сеять хлеб, растить детей, радоваться земле и солнцу.

Аркадий Кулешов чутко приметил и талантливо запечатлел это в картинах по-народному былинных, в образах с противоположными смысловыми зарядами. Вот пример: восемь кос, что молчаливо висят в лесниковом застрешье. Или вот — житное поле, в котором «зарыта нечистая сила», поле, где «поработали» фашистские минеры и где взрываются сначала крестьянка, потом ее муж, вышедшие нажать сноп ржи, потому что маленькую дочку «без хлеба... оставить не в силе...».

Поле не хлебодайное, а минное: рожь не кормящая, не утоляющая голод, а несущая смерть, убивающая. В этих образах — исчерпывающее народное понимание войны, ее формула, если хотите.

И как это сострадательно и созвучно по своей антивоенной сущности со скорбным плачем «Слова о полку Игореве»: «На Немиге снопы стелют из голов, молотят цепами булатными, на току жизнь кладут, веют душу от тела. Немиги кровавые берега не добром были засеяны: засеяны костьми русских сынов».

Народность формы кулешовской поэмы порождена не столько поэтическим воображением, сколько опытом бытия. Реалистическая сущность образов, обстоятельств усиливается, возвышается до символов, вызываемых к жизни — в минуту тяжелейших испытаний — силой надежды и веры в победу, как это мы всегда видим в народном эпосе. Сам Аркадий Кулешов замечал на этот счет: «Сочетание традиционных мотивов с верой в освобождение явилось в самый тяжелый, критический момент войны: оно служило действенной цели — победе».

Своей языковой стихией, ритмо-мелодическим рисунком — свободным, раскованным, своеобразной напевной тоникой — поэма «Знамя бригады» взросла на благодатной почве фольклора, народного стиха. Но все же самая кровная, самая сущностная связь поэмы с народным эпосом проявилась в характеристиках людей, что символизируют собой могучую силушку народную.

Пафосом неодолимости силы света, силы правды — нашей, советской — пронизана поэма от начала до конца. И это особенно ощутимо в сценах, где главное действующее лицо — народ. Здесь с обстоятельной, некрикливой убедительностью утверждено: да, война была действительно Отечественная, действительно народная, ибо судьба ее решалась не только в штабах и окопах, но и в сердце, в поведении каждого человека.

Генетический код трех богатырей прослеживается в судьбе трех главных персонажей поэмы. Есть еще одно триединство в поэме, три сквозных образа. Уходя из квартиры, Алесь Рыбка захватил ложку в дорогу (этот живучий, неистребимый атрибут солдатской судьбы и жизни): взял с собою часы («...и отмечу я — время придет! — час победы на их циферблате!»); и вскоре к ним добавляется третий символ — знамя, его нужно спасти, вынести из окружения, чтобы возродилась павшая на поле боя бригада. И этот день настал.
Знамя прошло с бойцами все испытания.

Вдохновляющий, победный пафос поэмы Аркадия Кулешова прозвучал поистине набатно. «Знамя бригады», произведение глубоко народное по своей основе, патриотическое по направленности, пережило испытание временем. И восхищенные слова Александра Твардовского о том, что первоначальное знакомство с поэмой оставило у него «одно из самых ярких и дорогих... литературных воспоминаний», были сказаны, без сомнения, с большой перспективой на будущее. Их подтверждают годы и десятилетия.


МИНСК


Литературная газета № 17 (5031) 24 апреля СРЕДА 1985 г.


Оптимизация статьи - промышленный портал Мурманской области

Похожие новости:


Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
publ, Литературная газета | Просмотров: 3847 | Автор: platoon | Дата: 29-11-2010, 11:01 | Комментариев (0) |
Поиск

Календарь
«    Март 2024    »
ПнВтСрЧтПтСбВс
 123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031
Архив записей

Февраль 2024 (1)
Ноябрь 2023 (7)
Октябрь 2023 (10)
Сентябрь 2023 (128)
Август 2023 (300)
Июль 2023 (77)


Друзья сайта

  • График отключения горячей воды и опрессовок в Мурманске летом 2023 года
  • Полярный институт повышения квалификации
  • Охрана труда - в 2023 году обучаем по новым правилам
  •