Виктор Шкловский
Окно в мир прекрасного
Очень мало книг, время чтения которых, живого, всенародного чтения, продолжалось бы несколько столетий. Иногда книги исчезают из всенародного чтения и потом вновь оживают.
Бывало, жизнь книги поддерживалась религиозной традицией, но книг для чтения, которые поддерживались бы интересом к основному герою, совсем мало.
Когда я начинаю об этом думать, то первое, что приходит в голову, это «Дон Кихот». Не только произведение Сервантеса, но
герой произведения и слуга его. Они идут по путям человечества.
Книга, написанная как пародия, создала новый тип эпоса. «Дон Кихот» — это начало реального романа, в этом романе люди рождаются, знакомятся, переживают бедствия, разочаровываются.
Мир героев освещает неправую идею, несправедливую жизнь.
«Дон Кихот» в сокращенном виде на время стал только детской книгой; над детской книгой с измененными именами, с упрощенными отношениями между героями плакал Гейне. Эти слезы помнил великий человек всю долгую жизнь; он помнил врагов Дон Кихота, хотел восстановить славу рыцаря, который сам себя называл Рыцарем Печального Образа.
В романе Сервантеса самоуверенный Самсон Карраско выбивает Дон Кихота из седла и заставляет его принять решение прекратить смену подвигов, совершаемых рыцарем во имя славы Дульсинеи Тобосской. Эта героиня рыцарского романа, самая известная и самая безукоризненная из женщин рыцарских романов.
Дон Кихот никогда не изменял ей, но он почти и не знал ее, он слыхал только, что она в игре бросает железную палку-копье дальше всех.
Сам же он во дворце герцога говорит, что не знает о том, существует или не существует эта чемпионка бросания копья.
Рыцарский мир для Дон Кихота — это не тот мир, которым увлекались читатели времени Сервантеса, он отменил тот мир.
Человечество получило печатный станок. Печать создала возможность самого чтения как общественного акта.
Да, все люди, с которыми встречается Дон Кихот, являются читателями рыцарских романов.
На постоялом дворе, в котором хитрый трактирщик пародийно посвящает Дон Кихота в рыцари и дает ему несколько советов,— в этом доме мелких жуликов все читают бесчисленные для того времени рыцарские романы.
Их было так много, что для того, чтобы составить себе библиотеку рыцарских романов, рыцарь продал несколько десятин пахотной земли, а земля, годная для пахоты, в Испании была дорогой.
Люди смеются над Дон Кихотом, но верят рыцарским романам. Эти романы являются для читателей XVII века тем же, чем для нашего времени
фантастические романы или детективы.
Это рассказы о невероятном. Качество этих романов все время ухудшалось, но временами они становились основой для высокой пародии, и эти пародии, как, например, история безумного рыцаря Роланда, сменяя друг друга, становились все лучше и лучше.
Сервантес сам писал про книгу Ариосто «Неистовый Роланд», что если он найдет ее и обнаружится, что она «...говорит не на своем родном, а на чужом языке, то я не почувствую к нему (к рыцарю.— В. Ш.) никакого уважения, если же
на своем языке, то я возложу ее себе на главу».
Книга Ариосто священна для Сервантеса. Ее отзвуки мы видим в ранней поэме Пушкина
«Руслан и Людмила», но книга Сервантеса ближе к нам, чем книга Ариосто, хотя нам приходится читать ее в переводе.
Изо всех героев романа Дон Кихот — единственный человек, верящий в действительность, созданную искусством.
Роман начинается пародийными посвящениями. Герои рыцарских романов восхваляют Дон Кихота. Знаменитая лошадь одного из рыцарей восхваляет Росинанта. Женщины, имена которых прославляли рыцари, прославляют Дульсинею Тобосскую.
Роман начат с улыбкой.
Дон Кихот едет в неумело починенном шлеме под жгучим солнцем, и Сервантес пишет, «...что если бы в голове у Дон Кихота еще оставался мозг, то растопился бы неминуемо».
Дон Кихот пародийно влюблен, он бредит чужими словами, он нагромождает нелепости одну на другую.
Но есть сила у искусства, есть сила у мечты. В воспоминаниях о рыцарских подвигах, о времени, когда не было еще больших армий, когда война решалась одними храбростью и убеждениями,— все это создало романтическое воспоминание об ушедшем рыцарстве.
Цикл сказаний о рыцарях «Круглого Стола» связан с именем короля Артура, но подвиги рыцарей
превышают славу короля. Это слава дружины, равенство членов которой подчеркнуто тем, что они сидят за столом, у которого места не имеют степени сравнения. Был старый обычай местничества, были почетные места, и по мере удаления от хозяина места как бы понижались. Люди занимали свое место за столом правителя и на основании записей требовали таких же мест для своих потомков. Царь в России мог пожаловать землей, золотом, но не местом. Место обозначалось славой предков.
Рыцари «Круглого Стола» часто гордятся своим происхождением, но в то же время их происхождение носит в себе печать сомнительности: человек считает, что произошел от короля, но это только кажется его матери. Король уже умер, а колдун Мерлин подослал в спальню королевы другого человека в образе покойного короля.
В легендах о рыцарстве сохранилось представление о равенстве дружинников.
На окраинах России с древних времен жили бродники — люди, покинувшие свои старые места, ушедшие на завоевание целины. В тех местах, где побывали бродники, потом появились казаки. Казачество имело своих старшин, но управлялось казачьим кругом. «Круглого Стола» у донских казаков не было, но не было и местничества, и добыча распределялась на кругу.
Стенька Разин как бы герой рыцарского романа, недописанного историей.
Существовала мысль о свободной земле, о земле без изгороди. Эта мысль оставалась в мифах. Герои мифов были людьми, а не богами, они возвышались подвигами. Мифы превращались в книги.
Великий поэт Овидий написал книгу «Метаморфозы». В этой книге есть глава «
Золотой век».
Дон Кихот не только сражался с мельницами, не только носил шлем с картонным забралом, он мечтал о Золотом веке.
Однажды Дон Кихот в тени дубов встретился с козопасами — с пастухами. Шесть пастухов сидели на овчинах кругом, Дон Кихоту как старшему — ему было лет 50 — церемонно указали место на перевернутом корыте. И тогда Дон Кихот произнес речь:
« — Дабы ты уразумел, Санчо, сколь благодетельно учреждение, странствующим рыцарством именуемое, и что те, кто так или иначе этому делу служит, в кратчайший срок и в любую минуту могут снискать всеобщее уважение и почет, я хочу посадить тебя рядом с собой среди этих добрых людей, и мы будем с тобою как равный с равным,— я, твой господин и природный сеньор, и ты, мой оруженосец,— будем есть с одной тарелки и пить из одного сосуда, ибо о странствующем рыцарстве можно сказать то же, что обыкновенно говорят о любви: оно все на свете уравнивает».
Как равные в кругу сидели Дон Кихот, Санчо Панса и козопасы.
Дон Кихот говорит о времени, когда не существовало еще двух слов: «твое» и «мое». Речь кончается такими словами:
«Вы приютили меня, не зная, я непритворную воздаю вам хвалу за непритворное ваше радушие».
Дон Кихот хочет восстановить Золотой век. Санчо Панса он обещает королевство или но крайней мере остров. Для себя не желает ничего.
Книга «Дон Кихот» и характер Дон Кихота были задуманы как пародия. Дон Кихот ошибочно считает себя доном; он идальго, бедняк, унаваживающий свои поля пометом голубей.
И голубь дополняет в
воскресные дни его обед как жаркое.
Сервантес писал о бедном, запутавшемся человеке, о плохих романах, об изъеденных молью идеалах. Он боролся с плохой литературой, но в ней был посыл литературы великой, была мечта о крупных чувствах и о равенстве.
Но книги умнее людей, которые их пишут; они проекты, они действительность, подчиненная воле человека, который ее изображает.
Когда-то я писал работу «Как сделан Дон Кихот» и пытался показать, как из книги о плутишке Пикаро Лазарилье и из рассказа о человеке, который начитался бредней, был сделан роман.
Но есть другой вопрос, для чего живет роман Сервантеса сейчас, что мы в нем видим и в нем ценим?
Столкновение идей и картин построило мир героя, мир рыцаря, который со слабым оружием, в старой кирасе, имея на голове медный таз для бритья, пошел на двух львов, и львы от него отступились.
Санчо Панса, слуга Дон Кихота, говорил, что его хозяин не безумен — он «дерзновенен».
Сервантес — Дон Кихот — гуманист, он видел войну, он находился в жесточайшем плену, потом сидел в долговой тюрьме, узнал позор нищеты, отчаяние человека, у которого нет шелковой нитки для того, чтобы починить свои чулки.
Во дворце герцога над нищетой рыцаря будут смеяться. Может быть, так смеялись над нищетой и неудачами Сервантеса. Он обиняками вводил свою биографию по кускам в роман.
Прошли века, рассыпались великие монархии, погибло величие Испании. Но живет дух народа, мечта народа, великая мечта о свободе и достоинстве человека.
Нам стыдно
за человечество, за то, что у великого, хотя и смешного Дон Кихота нет шелка, нет шелковой нитки, хотя бы черного цвета для починки зеленых порванных чулок.
Проходят века, прошли века ветряных мельниц, века паровозов, пройдут и века самолетов.
Жив язык, живы идеалы, мечты.
Филдинг, Диккенс прошли путями романа Сервантеса.
Человек, который от нас отделен только веком — Достоевский,— в письмах Мышкина пытается повторить и прояснить образ Дон Кихота, сняв с лица рыцаря забрало неудачника, забрало из картона, которое только мешает видеть, но не защищает. Достоевский — мечтатель, ученик Фурье и СенСимона, утопист, надеющийся, что романы могут освободить человечество. Достоевский ставит историю Дон Кихота во главе истории человечества.
Дон Кихот — герой не только романа Сервантеса, но герой армии всего человечества, наступающего на нищету и страх,— вырастает во втором томе эпопеи.
Духовник издевается над Дон Кихотом во дворце герцога. Но рыцарь не обижен; он спокоен и ироничен, он говорит о том, что со священником нельзя сражаться, и поэтому все оскорбления, которые тот может нанести, подобны оскорблениям слабой женщины. Женщины в то время не сражались.
Если нет защиты мнений, если нет права на жертву или права жертвовать, то он не может нанести оскорбление.
Маяковский — великий рыцарь мечты — опережал время, предсказывая величие поэзии, у которой техника будет целовать «мозолистые руки»...
Убыстряется время, изменяется оружие, и в руках Дон Кихота Сервантеса оказывается книга Сервантеса. А Пушкин называл книгопечатание артиллерией нового времени.
Гений человечества, научный гений познал мир, овладел оружием, и он любит, а не только жалеет рыцаря некрепкого сложения, образованного человека того времени, целомудренного и страстного рыцаря, аскета. Рыцаря Дон Кихота.
Журнал «Юность» № 9 сентябрь 1976 г.
Оптимизация статьи - промышленный портал Мурманской области